В дверях появилась мужская фигура в высоких сапогах и плаще, полускрывавшем ее лицо. Однако мы оба узнали его. Кэрфорд отступил, я низко поклонился; оба мы обнажили головы.
Де Перренкур вошел в комнату и обратился к Кэрфорду:
– Милорд! Когда я отклоняю чьи-нибудь услуги, никто не заставит меня принять их, и когда я говорю человеку, что он едет со мною, он едет. Угодно вам возразить что-нибудь по этому поводу?
По лицу Кэрфорда было видно, что он дорого дал бы, чтобы обнажить шпагу против де Перренкура, да и против меня также, но повелительный жест француза указал ему на дверь. Он безмолвно повиновался.
– Короли, милорд, могут иногда посылать за кем-нибудь шпионов, но сами в них не нуждаются, – произнес де Перренкур.
Эта фраза, сказанная вслед Кэрфорду, заставила последнего побледнеть и скрипнуть зубами. Я думал, что он бросится на оскорбителя, но он овладел собою и вышел из комнаты.
Людовик рассмеялся и, сев на мою кровать, сказал мне:
– Собирайтесь! Через полчаса мы уезжаем.
Я повиновался и молча стал собирать в чемодан свои немногочисленные вещи.
– Я выбрал в свои спутники вас, – продолжал Людовик, – потому что вы умеете молчать и, видя, умеете быть иногда слепым.
Я вспомнил, что герцогиня сомневалась в моей слепоте, но молча принял комплимент.
– Эти свойства драгоценны, – продолжал французский король. – Вы поедете со мною в Париж. Я найду там для вас дело, а кто мне служит, не будет раскаиваться. Скажите, я чем-нибудь хуже других королей?
– Ваше величество – величайший государь во всем христианском мире! – искренне ответил я, и был прав: таким считал его весь мир.
– И величайший государь в мире все-таки боится кое-каких вещей, – улыбнулся он.
– Не может быть, ваше величество!
– Несомненно! Он боится женского языка, женских слез, ревности и гнева… в особенности же ревности, мистер Дэл.
Я смотрел на Людовика в недоумении, опустив руки; к счастью, мои сборы были уже кончены.
– Я женат, – продолжал он, – но это еще не важно.
Он пожал плечами, а я подумал:
"При дворе в особенности".
Должно быть, король угадал мою мысль; по крайней мере, он улыбнулся и продолжал:
– Однако я – не только муж, но и возлюбленный.
Я молчал, не зная, что ответить. Я, конечно, слышал о его увлечении Барбарой, но не мне было говорить с ним об этом.
Он встал, подошел ко мне и, глядя мне в лицо, спросил:
– А вы – не муж и не возлюбленный?
– Ни то, ни другое, государь.
– Вы знаете мисс Кинтон?
– Да, ваше величество.
Людовик подошел еще ближе и почти на ухо сказал мне:
– С такой женой и моим покровительством можно подняться очень высоко.
Я не мог удержаться, чтобы не вздрогнуть при этих словах.
Так вот в чем разгадка! Теперь я знал предназначенную мне роль и награду за нее. Если бы мне сказали это месяц тому назад, когда я еще не выучился самообладанию, я ответил бы на это ударом шпаги, не глядя на то, кто сказал это. Теперь я, хотя и с трудом, подавил свое негодование и скрыл отвращение.
Людовик милостиво улыбнулся мне и продолжал:
– Ваша свадьба состоится в Кале.
К своему удивлению, я поклонился с улыбкой.
– Будьте готовы через четверть часа! – заключил французский король, выходя из комнаты.
Долго еще я простоял неподвижно на месте. Теперь я понял, почему Кэрфорд хотел ехать вместо меня, почему герцогиня Орлеанская рекомендовала мне закрывать глаза, понял какое "счастье" ожидало меня. Английский придворный со своею женою поедет с французским королем; король примет под свое покровительство обоих, и этою женою будет Барбара Кинтон.
Наконец я опомнился и стал окончательно собираться в путь. Я зарядил свой пистолет, осмотрел шпагу. Судьба давала мне случай исполнить обещание, данное отцу Барбары: честь его дочери была теперь в моих руках. Внезапно в моей душе проснулось сомнение. После жизни при дворе я знал теперь, каковы там были понятия о чести. Я ничего не знал о Барбаре, от нее у меня не было никаких сведений. Оттолкнув герцога Монмута, не шла ли она сама навстречу де Перренкуру? Я отгонял эту мысль, но она назойливо возвращалась ко мне. Барбара ехала с королем Франции. Ехала ли она добровольно?
С этой неотступной мыслью я шел навстречу судьбе.
Глава 16. Де Перренкур удивляется
Слова де Перренкура: "С такой женой и моим покровительством можно подняться очень высоко" – все еще неотступно звучали в моих ушах, когда я шел на берег моря, и совершенно заглушали во мне всякое воспоминание о последних событиях, о всяких заговорах, о королях, католиках и протестантах. Мне было безразлично, что король подписал в эту ночь отречение от своей религии и свободы своего королевства, меня не занимал больше смелый план фанатика Финеаса Тэта, в который он завлек моего простака-слугу. Все это меня не касалось и зависело только от Божьей воли. Собственная задача, выпавшая на мою долю, казалась мне гораздо более важной и занимала все мои мысли. Я предвидел массу затруднений, почти не имел надежды выйти из них, но твердо решил не быть соучастником короля Людовика в его планах. Иллюзии юности пропадают быстро, и я уже не возмущался сделанным мне предложением, а только был удивлен, почему выбор короля остановился на таком скромном человеке, как я, когда многие высокопоставленные лица поспешили бы с восторгом, без колебания принять лестное предложение.
Мы были уже на набережной, нас ожидало маленькое судно. Дул слабый ветер; он был достаточен для отплытия, однако обещал долгий переезд. Над морем стоял такой густой туман, что Кольбер с недовольством пожимал плечами, но Людовик не хотел и слышать об отсрочке отъезда. Тогда наш король послал за известным лоцманом Томасом Лай, чтобы тот проводил нас, пока не окажутся в виду берега Франции. Оба короля ходили взад и вперед, занятые оживленным разговором. Неподалеку виднелись две женских фигуры; вскоре к ним подошел Кольбер; после недолгого разговора с ними он направился в мою сторону и обратился ко мне с любезной улыбкой, предлагая взять на свое попечение мисс Кинтон.
– Герцогиня послала с нею надежную горничную, но для дамы нужен провожатый, а мы все чрезвычайно заняты своим делом, – сказал он мне и с многозначительной улыбкой отошел снова к своему королю.
Я поспешил подойти к Барбаре. Около нее неподвижно, как солдат на часах, стояла сильная, плотная женщина. Барбара была несколько бледна, но спокойна и довольно небрежно ответила на мой поклон. Знала ли она обо всем, что замышлялось против нее? Была ли ей известна моя роль во всем этом? Скоро я убедился, что она находится в полном неведении.
– Ветер благоприятен для нас, – начал я.
– Для нас? – удивилась мисс Кинтон. – Разве вы едете с нами?
Я взглянул на горничную, стоявшую около нее, как истукан.
– Она не знает английского, – сказала Барбара, поняв мой взгляд. – Вы можете говорить спокойно. Почему вы едете?
– Нет, но зачем едете вы?
– Герцогиня Йоркская едет ко французскому двору, и я должна для нее все приготовить, – как бы с оттенком недоверия ко мне проговорила Барбара.
Так вот под каким предлогом увозили ее! Правда, можно было и заставить ее, но добровольно, конечно, было удобнее.
– Вы, в самом деле едете со мною? Не шутите, скажите правду!
– В самом деле еду. Разве это вам так неприятно?
– Но зачем? Зачем?
– Де Перренкур ответил на это одно, а я – другое.
Ее глаза смотрели вопросительно, но она промолчала, а затем слегка дрожащим голосом продолжала:
– Я рада уехать из этого города.
– Не один этот город опасен, – заметил я.
– Герцогиня обещала мне… – нерешительно начала она.
– А де Перренкур? – перебил я.
– Он? Он дал слово своей сестре, – тихо ответила Барбара и еще тише договорила: – Саймон, Саймон!
Я скорее угадал, чем услышал этот призыв, вызванный смутным страхом. Тем не менее я должен был предупредить ее.
– Мои услуги всегда в вашем распоряжении, – сказал я, – несмотря на то, что обещает де Перренкур.
– Я не понимаю… Что может он? Не поступаете же вы на службу ко мне? – рассмеялась Барбара, как будто довольная таким предположением.
– Де Перренкур предлагает мне служить вам и ему.
– Мне и ему? – с недоумением повторила она.
Я не знал, как сказать ей, мне было неловко. Однако время шло, и ей надо было знать это до отплытия в море.
– Так, куда мы едем, – сказал я, – слово де Перренкура – закон и его желание – все.
– Он обещал… герцогиня сказала мне, – запинаясь, проговорила девушка. – Ах, Саймон! Ехать ли мне? Здесь мне будет не лучше.
– Ехать надо. Что мы можем поделать здесь? Я еду добровольно.
– Зачем?
– Служить вам, насколько это в моих силах; будете вы слушать меня?
– Говорите! Скорее!
– Изо всего, что он обещал вам, он ничего не сдержит, ничего. Тише, успокойтесь!
Я боялся, что она упадет, так она пошатнулась. Поддержать ее я не смел.
– Если он сделает вам странное предложение – соглашайтесь: это – единственный выход, – сказал я.
– Что он предложит?
– Он предложит вам мужа.
Барбара рванула тонкое кружево на шее, точно оно душило ее. Я пристально посмотрел на нее, и она покраснела под этим взглядом.
– Причину этого вы угадываете, – продолжал я, – иногда иметь мужа очень удобно.
Наконец я сказал это, но не мог дольше смотреть в глаза милой девушки.
– Я не поеду, – едва слышно прошептала она. – Я обращусь к защите нашего короля.
– Он только посмеется над вами, – горько сказал я.
– Я буду умолять де Перренкура.