Наверное, пока не появились мобильники, студентам приходилось вечно откладывать четвертаки, чтобы звонить домой с телефона-автомата. Такие агрегаты висят в общежитиях на каждом этаже, их не снимают, несмотря на эпизодические ночные звонки разных шизиков. Иногда это старье оказывается полезным. В основном родители звонят, когда чадо на эсэмэски не отвечает, потому что аккумулятор сел. Или вот моя мама из тюрьмы.
Знакомая тяжесть черной телефонной трубки.
- Алло.
- Я просто тебя не узнаю. Ты в этой школе повредился умом. Зачем на крышу полез?
Вообще-то маме не положено звонить из тюрьмы на телефон-автомат. Но как-то она ухитряется. Сначала звонит невестке, а Маура перенаправляет вызов мне или кому-нибудь еще. Адвокату. Филипу. Баррону. А потом оплачивает счет.
Разумеется, можно так и на мобильник звонить, но мама твердо верит, что все разговоры по мобильнику прослушивает некая злобная правительственная организация, поэтому всегда использует телефон-автомат.
- Со мной все в порядке. Спасибо, что звонишь.
Снова вспоминаю, что утром приедет Филип. Вот бы он не явился, и всё спустили бы на тормозах. Нереально, конечно.
- Спасибо, что звоню? Я же твоя мать! Я должна быть рядом! Как несправедливо, что приходится торчать здесь. Ты бы не разгуливал по крышам, если бы жил в нормальной семье, с матерью. Я предупреждала судью, что так и получится, если меня запрут. Ну не прямо так, конечно. Но все равно предупреждала.
Поговорить мама любит. Иногда так и мычишь все время, и ни одного слова вставить не удается. Сейчас особенно: она ведь далеко, не дотронется, не заставит плакать от отчаяния, только и может, что говорить.
Магия эмоций - очень сильная магия.
- Послушай, отправляйся домой с Филипом. Наконец-то будешь среди своих. В безопасности.
Среди своих. Среди мастеров. Но я-то не мастер. Единственный в семье. Закрываю трубку ладонью.
- Мне грозит опасность?
- Конечно же нет. Не мели чепухи. Я такое письмо чудесное получила от того графа. Хочет отправиться со мной в круиз, когда выйду. Как думаешь? Поехали с нами, скажу, что ты мой помощник.
Улыбаюсь. От матери иногда мороз по коже, а иногда она манипулирует людьми, но меня-то все равно любит.
- Ладно, мам.
- Правда? Милый, как замечательно. Такая несправедливость с этой тюрьмой. Как они могли отнять меня у детей, я ведь им сейчас нужна как никогда. Недавно говорила с адвокатами - обещали все исправить. Написал бы письмо, вдруг поможет.
Не буду я ничего писать.
- Пора, мам. Занятия вечерние начинаются. Мне нельзя сейчас разговаривать.
- Хочешь, поговорю с вашим комендантом. Как его зовут? Валери?
- Валерио.
- Только дай ему трубку. Я все объясню. Уверена, он поймет.
- Мне правда пора. Уроков кучу задали.
Смеется. Слышу, как на том конце щелкает зажигалка, как она глубоко затягивается, как тлеет сигарета.
- Да что с тобой? Со школой же покончено.
- Будет покончено, если не сделаю уроки.
- Милый, ты всегда все воспринимаешь слишком серьезно. В этом твоя проблема. Мой самый младшенький…
Прямо вижу, как она прислонилась к крашеной стенке тюремного коридора и разглагольствует, размахивая руками.
- Пока, мам.
- Держись братьев. С ними ты в безопасности.
- Пока, мам, - повторяю я и кладу трубку.
В груди что-то сдавило.
Так и стою у телефона, пока не раздается звонок и из классов не выбегают ученики.
На полосатом диване устроились двое футболистов-одиннадцатиклассников - Рауль Пэтак и Джереми Флетчер-Фиске, машут мне. Киваю в ответ. Покупаю в автомате большой стакан кофе и высыпаю туда пакетик с "горячим шоколадом". Вообще-то автоматы здесь для учителей, но мы постоянно пьем кофе, и всем наплевать.
Сажусь на диван. Джереми корчит рожу:
- Гигишники наслали порчу?
- Ага, мамочка твоя.
Я даже не особо злюсь. ГИГИ - это сокращение, какой-то длинный медицинский термин, "мастер" просто-напросто. Отсюда и гигишники.
- Да брось. Есть предложение. Сведи меня с кем-нибудь: надо поработать над девчонкой, хочу затащить ее в постель. После выпускного. Я заплачу.
- Не знаю никого.
- Врешь.
Он смотрит на меня, не отводя глаз, пренебрежительно, словно удивляется, что еще приходится эдакое ничтожество уламывать. Когда Флетчер-Фиске просит помочь, такие, как я, должны прыгать от радости. Мы же для этого только и нужны.
- Она обещала снять все амулеты, явно сама не прочь развлечься.
Сколько, интересно знать, он готов отстегнуть? Нет уж, явно маловато будет, чтобы нарываться на неприятности.
- Извини, ничем не могу помочь.
Рауль достает из внутреннего кармана куртки конверт и сует мне.
- Слушайте, не буду я. Говорю же: не могу, и все тут.
- Да нет. Я тут видел мышь. Уверен на все сто, она бежала к мышеловке, ну той, с клеем. Пятьдесят баксов на клей. Сегодня попадется.
Он ухмыляется и чиркает пальцем по горлу.
Джереми недоволен. Думал еще меня потрясти, но разговор уже ушел от темы.
Запихиваю конверт в карман. Надо бы реагировать поспокойнее.
- Надеюсь, нет. Очень уж полезная для бизнеса мышь. Пусть еще побегает.
Вечером напомню Сэму записать эту ставку. Пусть тренируется.
- Ага. Тебе лишь бы денежки наши прикарманить, - улыбается Рауль.
Пожимаю плечами. А что тут скажешь?
- Спорим: отгрызет себе лапку и слиняет. Она настоящий боец, - встревает Джереми.
- Так и поставь, - откликается Рауль. - Ну что?
- Денег не взял.
И Джереми нарочито клоунским жестом выворачивает карманы штанов.
- А я одолжу, - смеется его приятель.
Не мокко, а кипяток какой-то. Как же противно с ними разговаривать!
- Если будешь ставить - Сэм примет.
Футболисты разом замолкают и начинают пялиться на моего соседа. Тот сидит напротив и что-то вычерчивает на миллиметровке. За тем же столом размахивает сжатым кулаком Джилл Пирсон-Уайт, кидает какие-то странные игральные кости.
- Ты ему наши деньги доверишь? - интересуется Рауль.
- Я доверяю ему, а вы - мне.
- Доверяем? Прошлой ночью ты тут просто какой-то "Полет над гнездом кукушки" устроил. - Девчонка Джереми изучает драматургию, вот он и нахватался названий фильмов. - А теперь уезжаешь?
Как я устал! Хотя поспал же днем и кофе выпил. Все без толку. Еще и объясняй всем подряд про хождение во сне. И никто не верит.
- Это мое личное дело.
Постукиваю по краешку торчащего из кармана конверта:
- А вот это профессиональное.
Лежу и пялюсь в потолок. Интересно, хватит ли кофе и шоколада? Если и сегодня буду ходить во сне - точно выкинут из школы насовсем. Спать нельзя ни в коем случае. В коридоре возится собака, царапает когтями по паркету, устраивается поудобнее и ложится под дверь.
Как там, интересно, Филип? Ни разу в глаза не посмотрел с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать. Не то что Баррон. И с сыном никогда не разрешал мне играть. А теперь придется торчать в его доме, пока не вернусь обратно в Уоллингфорд.
- Эгей! - Сэм тоже не спит. - На тебя смотреть страшно. Лежишь и таращишься в потолок. Как мертвый. Не моргаешь даже.
- Моргаю. Просто не хочу засыпать. - Я стараюсь говорить потише.
Сэм шуршит простыней и переворачивается на бок.
- А чего так? Боишься, что…
- Ага.
- Ясно.
Хорошо, что выражения лица в темноте не видно.
- Вот если бы ты сделал что-нибудь ужасное? Такое, что никому в глаза не можешь посмотреть, кто об этом знает?
Почти шепчу. Он меня, может, и не слышит вовсе. И зачем вообще об этом говорить? Никогда ни с кем не говорил на эту тему, тем более с Сэмом.
- Так ты правда хотел спрыгнуть с крыши?
Черт, как я не понял, к чему все идет?
- Да нет. Честное слово.
Лежит сейчас небось и думает, что бы такого сказать. Кто меня дергал за язык?
- Ну хорошо. Сделал что-то ужасное. А зачем?
- А ты не знаешь.
- Глупость какая-то. Почему не знаю?
Похоже на одну из его настольных игр. Вы на перекрестке. Маленькая извилистая тропинка ведет к горам, а большая - к городу. По какой отправитесь? Словно я персонаж, за которого он играет, но правила больно дурацкие.
- Не знаешь, и все тут. В этом и дело. Не веришь, что вообще на такое способен, но сделал.
Мне правила тоже не нравятся.
Сэм усаживается в кровати.
- С этого, думаю, и следует начать. Должен быть мотив. Если не узнаешь, зачем сделал, наверняка сделаешь снова.
По-прежнему пялюсь в потолок. Почему же я так устал?
- Как сложно быть хорошим человеком, когда точно знаешь, что ты плохой.
- Иногда я совершенно не понимаю, врешь ты или нет.
- А я никогда не вру. - Вот опять соврал.
Всю ночь не спал, поэтому утром торможу по-страшному. Только холодный душ и спасает - после него хоть могу одежду нацепить и встретить Валерио. Он вроде выдохнул с облегчением: еще бы - я живой и к тому же никуда из комнаты не делся. С ним Филип. Темные волосы прилизаны, загорелый, в дорогущих черных очках отражается утренний свет, на запястье блестят золотые часы, зубы оскалены в белоснежной улыбке.
- Мистер Шарп, совет попечителей школы проконсультировался с юристами. Если вы хотите вернуться к занятиям - необходима справка от терапевта. Доктор должен подтвердить, что хождение во сне не повторится. Все ясно?
Уже было открываю рот, чтобы сказать: "Да, ясно", но брат, все еще улыбаясь, кладет мне на плечо затянутую в перчатку руку.