Просто уроки у мистера Уитмена были настолько интересные, что на них невозможно было не слушать. Сам мистер Уитмен был тоже очень интересный. Большинство девчонок были тайно или явно в него влюблены. Как и миссис Каунтер, учительница географии. Она всякий раз заливалась краской, когда мистер Уитмен проходил мимо. Но он и выглядел до невозможности хорошо, так считали все. То есть все кроме Лесли. Она находила, что он похож на бельчонка из мультика.
– Всякий раз, когда он смотрит на меня своими большими карими глазами, мне хочется дать ему орех. – Она даже дошла до того, что стала называть нахальных белочек в парке не белками, а "мистерами Уитменами". Эта глупость оказалось почему-то заразительной, и я со временем тоже начала говорить: "Ах, посмотри вон туда, какой толстенький, маленький мистер Уитмен, какой милашка!", если видела невдалеке белку.
Из-за этого беличьего образа мы с Лесли были единственными девчонками в классе, которые не восторгались мистером Уитменом. Я всё время пыталась (прежде всего потому, что все мальчишки нашего класса были сущие дети), но ничего не выходило – сравнение с бельчонком прочно угнездилось в моей голове. А кто может испытывать романтические чувства к бельчонку!
Синтия пустила слух, что во время учёбы в университете мистер Уитмен подрабатывал моделью. В качестве доказательства она вырезала из какого-то глянцевого журнала рекламную страницу, на которой некий мужчина, не совсем непохожий на мистера Уитмена, намыливается душ-гелем.
Но кроме Синтии никто не верил, что мистер Уитмен – это душ-гельный мужчина. У того была ямочка на подбородке, а у мистера Уитмена не было.
Мальчики из нашего класса не находили мистера Уитмена таким уж чудесным. Гордон Гельдерман его вообще терпеть не мог. До того, как мистер Уитмен начал преподавать в нашей школе, все девочки из класса были влюблены в Гордона. Увы, и я тоже, но мне тогда было одиннадцать, а Гордон казался таким милым. Сейчас, в шестнадцать, он был просто скучный. И вот уже два года у него ломался голос. К сожалению, попеременное пищание и рычание не удерживало его от того, чтобы постоянно нести всякую чушь.
Он ужасно разволновался по поводу своей единицы за контрольную.
– Это дискриминация, мистер Уитмен. Я заслужил по меньшей мере четвёрку. Вы не можете ставить мне плохие отметки только потому, что я мальчик!
Мистер Уитмен забрал у Гордона его тетрадку и перевернул страницу.
– "Елизавета была такая жутко уродливая, что она никак не могла найти себе мужчину. Поэтому все вокруг называли её "безобразной девственницей", – прочитал он.
Класс захихикал.
– Ну и что? Это так и есть, – стал защищаться Гордон. – У неё были злющие глаза, сжатые губы и дурацкая причёска.
В своё время мы должны были основательно изучить портреты Тюдоров в Национальной портретной галерее – и действительно, Елизавета на картинах была не слишком похожа на Кейт Бланшетт. Но, во-первых, возможно, что в то время тонкие губы и большие носы были писком моды, а во-вторых, шмотки у неё были просто шикарные. А в третьих, хотя у Елизаветы и не было мужей, но зато была целая куча романов – например, с сэром – как это его звали? В фильме его играл Клайв Оуэн.
– Она сама себя называла королевой-девственницей, – сказал Гордону мистер Уитмен, – потому что… – Он вдруг прервался: – Тебе нехорошо, Шарлотта? Болит голова?
Все обернулись к Шарлотте. Она держалась руками за голову.
– У меня просто… головокружение, – сказала она и поглядела на меня. – Перед глазами всё плывёт.
Я затаила дыхание. Ну вот, началось. Бабушка будет в восторге. А уж тётя Гленда!
– О, класс! – прошептала Лесли рядом со мной. – Она сейчас станет прозрачной?
Хотя леди Ариста внушала нам с малых лет, что мы ни в коем случае не должны обсуждать происходящее в нашей семье с посторонними людьми, я решила проигнорировать этот запрет для Лесли. В конце концов, она моя лучшая подруга, а у лучших подруг нет секретов друг от друга.
У Шарлотты впервые с тех пор, как я её помню (то есть практически всю жизнь), был почти беспомощный вид. Но зато я знала, что надо делать. Тётя Гленда достаточно часто мне это вдалбливала.
– Я отведу Шарлотту домой, – сказал я мистеру Уитмену и поднялась. – Если вы не против.
Мистер Уитмен всё ещё смотрел на Шарлотту.
– Это хорошая идея, Гвендолин, – сказал он. – Поправляйся, Шарлотта.
– Спасибо, – ответила Шарлотта. По пути к двери она немного пошатнулась. – Ты идёшь, Гвенни?
Я поспешила поддержать её под руку. Впервые в присутствии Шарлотты я показалась себе хоть немного значительной. Это было хорошее чувство – для разнообразия оказаться нужной.
– Непременно позвони мне и всё расскажи, – шепнула вслед нам Лесли.
За дверью беспомощность Шарлотты испарилась. Она даже собиралась забрать вещи из своего шкафчика!
Но я крепко держала её за рукав.
– Оставь это, Шарлотта! Мы должны как можно скорее попасть домой. Леди Ариста сказала…
– Оно снова прошло, – объяснила Шарлотта.
– Ну и что? Всё равно это может произойти в любой момент. – Шарлотта позволила повести себя в другую сторону. – Где это у меня мел? – На ходу я стала рыться в кармане своей куртки. – Ах, вот он. И мобильник тоже. Мне позвонить домой? Тебе не страшно? Ох, глупый вопрос, извини. Я волнуюсь.
– Ничего. Нет, мне не страшно.
Я искоса поглядела на неё, чтобы проверить, говорит ли она правду. Она улыбалась своей высокомерной улыбкой Моны Лизы, за которой было не понять, что же она чувствует.
– Мне позвонить домой?
– Что это даст? – ответила Шарлотта вопросом на вопрос.
– Я только думала…
– Думать предоставь мне, – прервала она меня.
Сбегая вниз по каменной лестнице, мы поравнялись с нишей, в которой всегда сидел Джеймс. Завидев нас, он сразу же поднялся, но я ему только улыбнулась. Проблема Джеймса состояла в том, что его никто, кроме меня, не видел и не слышал.
Джеймс был призрак. Поэтому я избегала разговаривать с ним в присутствии посторонних. Только для Лесли я сделала исключение. Ни на одну секунду она не усомнилась в существовании Джеймса. Лесли верила мне абсолютно, и это было одной из причин, по которым она была моей лучшей подругой. Она глубоко переживала, что не может видеть и слышать Джеймса.
Я же была этому скорее рада, потому что первое, что сказал Джеймс, завидев Лесли, было: "О Господи! У бедняжки больше веснушек, чем звёзд на небе! Если она не начнёт немедленно втирать лосьон для отбеливания, то она никогда не найдёт себе мужчину!".
"Спроси его, не закопал ли он где-нибудь клад", – это, в свою очередь, было первое, что сказала Лесли, когда я их друг другу представила.
К сожалению, Джеймс нигде не закапывал клада. Более того, он обиделся, что Лесли сочла его на это способным. А ещё он всякий раз обижался, когда я делала вид, что не замечаю его. Он был вообще очень обидчивый.
"Он прозрачный?" – поинтересовалась Лесли при их первой встрече. – "Или чёрно-белый?"
Нет, Джеймс выглядел, собственно говоря, совершенно нормально. Не считая шмоток, конечно.
"Ты можешь видеть сквозь него?"
"Не знаю, никогда не пробовала".
"Так попробуй сейчас", – предложила Лесли.
Но Джеймс не собирался разрешать, чтобы я сквозь него смотрела.
"Что значит "призрак"? Джеймс Огаст Перегрин Пимплботтом, наследник четырнадцатого графа Хардсдейла, никому не позволит себя оскорблять, даже маленьким девочкам".
Как и многие другие призраки, он не хотел признать, что он больше не человек. При всём желании он не мог вспомнить, что умер. Мы знали друг друга уже пять лет, с моего самого первого дня в средней школе Сент-Леннокса, но для Джеймса, казалось прошло всего пару дней с тех пор, как он в клубе со своими друзьями играл в карты и обсуждал лошадей, мушки и парики (он носил и то, и другое – и мушки, и парик, но выглядел в них лучше, чем можно себе представить). Что я за время нашего знакомства выросла на двадцать сантиметров, а также приобрела брекеты и грудь, а потом брекеты сняла, – он добросовестно игнорировал. Как и то обстоятельство, что городской дворец его батюшки давно превратился в частную школу с водопроводом, электричеством и центральным отоплением. Единственное, что он время от времени замечал, была длина юбок нашей школьной формы. Очевидно, зрелище женских икр и лодыжек было в его время исключительно редким.
– Не очень вежливо со стороны дамы не поприветствовать господина более высокого ранга, мисс Гвендолин, – вскричал он сейчас, как всегда совершенно обиженный моим невниманием.
– Извини, но мы очень торопимся, – ответила я.
– Если я могу быть чем-нибудь полезен, то располагайте мной, – Джеймс поправил кружево на обшлаге рукава.
– Нет, большое спасибо. Нам надо поскорей попасть домой. – Как будто Джеймс мог быть чем-нибудь полезен! Он был не в состоянии даже открыть дверь. – Шарлотта плохо себя чувствует.
– Ох, мне очень жаль, – откликнулся Джеймс, имевший слабость к Шарлотте. В противоположность к "веснушчатой без манер", как он имел обыкновение называть Лесли, он находил Шарлотту "обворожительной, исполненной чарующей прелести". Вот и сегодня он рассыпался в льстивых комплиментах. – Пожалуйста, передай ей мои наилучшие пожелания. И скажи ей, что она сегодня вновь выглядит восхитительно. Немного бледна, но очаровательна как эльф.
– Я ей передам.
– Прекрати разговаривать со своим воображаемым другом, – сказала Шарлотта. – Иначе ты когда-нибудь попадёшь в дурдом.
Нет, ничего я ей передавать не буду. Она и так ужасно задаётся.
– Джеймс не воображаемый, он невидимый. Это большая разница!