- Ну, гостиная, понятно, общая, ее в любом случае не минуешь, комната проходная, - мужчина сделал неопределенный жест рукой, не то представляя комнату, не то отмахиваясь от нее. - А твоя комната будет здесь, - он открыл перед Аней дверь в левой стене гостиной. - Здесь у меня комната для гостей была. Чего-то специально для тебя подготовить я не успел, мне всего час назад сообщили, как сильно меня ценит высокое начальство. Пока с делами закончил, пока до дома добрался - уже и ты прилетела. Но самое основное, думаю, найдем.
Самым основным в комнате была кровать. Поскольку занимала ее практически всю. Вдоль одной из стен был как-то втиснут шкаф. Между кроватью и окном уместилась прикроватная тумбочка. На этом, собственно, все. Ну, не считая огромного зеркала напротив кровати.
- А гостей у вас, видимо, бывало много…
- А комната для них всего одна. Приходилось складировать вповалку, - поддакнул он ей. И уже серьезно добавил, - мебель мы поменяем, не переживай. Сделаем так, чтоб тебе было уютно.
Он, наверно, успокоить хотел. А у нее ноги подкосились. Села. Тяжело, сгорбившись.
- Я никогда не вернусь домой, верно? Они обманули и это… в самом деле все, навсегда?
- Верно, Анют, - он присел рядом, попытался обнять за плечи, но она снова вздрогнула, и он тут же убрал руку. - Вам должны были объяснить: законы нашей страны не предполагают обратного пересечения границы. К нам попасть можно. Вернуться обратно - уже нет. Закон един для всех, причины пересечения границы значения не имеют. Твой дом теперь здесь. Навсегда.
- Но нам сказали не это! Нам все объяснили совсем иначе! Просто наш самолет… он неисправен, из-за грозы, и нам… - слезы текли потоком, эмоции захлестывали, - … нам обещали, что его починят, а мы пока… просто в гостиницу, переночевать, а уже завтра… - рыдания захлестнули. Она упала лицом вниз на безразмерную эту кровать… с зеркалом… как в дешевом борделе… или… бордель и есть, и гостям здесь будет теперь предлагаться не только комната, но и она в придачу…
А он сидел рядом и бессильно смотрел, как вздрагивают худенькие плечи. Ее хотелось обнять. Посадить на колени, прижать к груди, поцеловать хотя бы в лобик, утешить. Но ей не нравились его прикосновения. Подсознательно, на уровне инстинктов. Слишком молодая. Незрелая. Не такая. Ребенок чужой страны. Первозданный человек. И что ему делать с ней? Перепуганной, беспомощной, наивной…
Заключенный контракт, конечно, прописывал четко всю палитру его возможных действий. Да только чихать он хотел на такие контракты! Он и в Чернометск не от голода переехал, и людскими жизнями никогда не баловался. Даже у тех, кто сам был не прочь предложить ему всего себя, никогда не брал больше, чем человек мог отдать ему без риска. А уж чужеземную девочку, его отнюдь не жаждущую, обманутую, даже мыслей о сексе еще боящуюся…
Контракт предполагал еще и заботу - о том, кто доверил тебе свою жизнь. И пусть она ничего ему не доверяла, и даже не знала, что жизнь ее теперь принадлежит ему, заботиться о ней он был отныне обязан. Согласно его представлениям о собственной чести. А как там представляют себе ситуацию всякие выродки с военной базы - лично его не касается.
Он решительно поднялся, открыл дверцы шкафа. Она не заметила. Все так же плакала, уткнувшись лицом в покрывало. Только вздрогнула, когда он тихонько потянул на себя пиджак. Но не возразила, позволив ему забрать свою вещь. Вздрогнула гораздо сильнее, когда его пальцы коснулись плеча, аккуратно поддевая словно впившийся в кожу ремешок ее сумки. И вновь не возразила, позволив забрать и ее. Только обернулась и взглянула ему в лицо. И столько отчаянья затравленной на охоте зверушки было в ее глазах… И теперь уже он невольно вздрогнул.
Он охотился, да. Давно и совсем не здесь. И больше ему не хотелось. И тоже уже давно. Потому и уехал сюда, где люди смотрели иначе, где улыбались в ответ на его улыбку…
- Ты так смотришь, будто следующим шагом я сдеру с тебя кожу, - непринужденно улыбнуться здесь и сейчас оказалось сложно, но он справился. - А я просто хочу укрыть, - и осторожно укутал пледом. - Ножки поджимай, они тоже совсем замерзли.
- Я… в обуви…
- Вместе с обувью, - разувать ее сейчас он не рискнул, опасаясь напугать еще сильнее. - Что такого страшного на твоих ботинках, что у нас не получится потом отстирать?
Она послушно поджала ноги, позволяя укутать и их.
- А знаешь, - вновь начал он, не позволяя ей остаться наедине со своим горем, - твой наряд здорово отличается от местных. Здесь девы такие короткие штанишки не носят. Только длинные, до пола. А если юбку - то ниже колена.
Она чуть дернулась под пледом, словно пытаясь укрыться еще сильнее.
- Так я в Ваших глазах выгляжу неприлично? И Вы… считаете меня распутной, и потому… - сразу вспомнились всякие истории про арабские страны, и как там к европейским женщинам относятся, которые местной моде не следуют.
- В моих глазах ты выглядишь несчастным, насмерть перепуганным ребенком. А до распущенности тебе столь далеко, что я не уверен, что ты и знаешь толком, что это значит. И даже не готов просвещать.
- Но вы же сами сказали…
- Что здесь так не носят? Сказал, - и вновь напугал, вместо того, чтобы отвлечь и успокоить. Он осторожно присел рядом, стараясь не прикоснуться. - Всего лишь имел в виду, что для прогулок по городу понадобятся другие наряды. Ну, ты же девочка, должна любить обновки. Неужели совсем не любопытно?
Девочка тихонько вздохнула. Любопытства в ее эмоциях не мелькнуло, но тревога чуть смазалась - самую малость. Аня так и осталась лежать - наискось, на самом краю, как упала. Даже не попыталась подняться или сменить положение.
- А лично я против твоего наряда ничего не имею. И я совсем не возражаю, чтоб ты ходила в нем дома, если тебе так удобней, - его голос, в отличие от прикосновений, успокаивал. - Я родился и вырос в стране, где женщины носят куда более открытые одежды. И при этом в упор не понимают, что же такого ужасного мерещится людям в слове "распущенность".
- А Вы разве не из Сибирии? Вы тоже попали сюда из нашего мира? - вот теперь он сумел пробудить в ней любопытство. Искреннее, с теплотой… и надеждой.
- Нет, маленький, я как раз из Сибирии. Из самых ее глубин, - обнадежить ее ему было особо нечем. Но можно было попытаться объяснить… хоть что-то. - Просто у нас две страны. Очень разные. Во всем, не только в одежде. Я родился в одной. Теперь вот живу в другой. Чтобы сюда переехать, мне пришлось очень много учиться. Язык, традиции, культурные особенности, манера поведения… И именно потому, что я понимаю, что значит разница культур, мне и доверили тебя, ребенок.
- Но Вы можете вернуться домой, - она опять попыталась завернуться в свое отчаянье, как в кокон.
- Могу, - не стал отпираться он. - В этом мы с тобой не равны, ты права. Вот только плакать об этом бессмысленно. Давай попробуем хорошее поискать. Посмотри на все с другой стороны: ты попала в новый мир, в совершенно недоступную большинству людей страну. Уникальную, единственную в мире. Разве узнать ее, разведать все ее тайны, будет не интересно?
- Интересно. Конечно. Но исследовать чужие страны хорошо, когда знаешь, что вернешься.
- Разве все исследователи возвращались? Более того, разве все они были изначально уверены, что смогут вернуться? Будь это так, нашу границу не пересекали бы регулярно исследователи разной степени самостоятельности.
- Они по собственному выбору.
- А ты случайно, не спорю. Но надо принять условия, которые поставила тебе судьба, и жить дальше в соответствии с изменившимися обстоятельствами, а не рыдать вечно на тему: "что было бы если бы". Поэтому давай-ка вставай, тебе надо как минимум умыться с дороги. А я пока постельное белье тебе поищу. Глаженого-то точно нет, а вот чистое вроде было, я, кажется, не так давно весь бак перестирывал… Недели две… или три тому назад…
Улыбнулась. Чуть снисходительно к его мужской беспомощности. И даже встала.
- А Вы что, совсем один живете?
- Совсем. Жил, пока мне тебя под дверь не подкинули. Теперь вдвоем придется. Ты уж мне помоги, хорошо? Идем, покажу, где у нас санузел, - миф о неспособности мужчин вести домашнее хозяйство был у людей, почему-то, чрезвычайно развит. Он не очень понимал причину, но - пользовался, и с успехом. Вскользь брошенные замечания о том, что он не слишком-то справляется с теми или иными бытовыми проблемами, снимали излишний пафос почти мгновенно. Мужчина, не знающий, с какой стороны взяться за утюг, человеческих женщин почему-то умилял. Ну, так пусть лучше умиляются, чем обожествляют, ему приятней. Да и общаться проще.
Судя по реакции девочки, за горами в ходу те же мифы. Отправив ее умываться, он чуть постоял в раздумьях над ящиком с постельным бельем, выбирая, какой из комплектов, разумеется, стиранного и даже идеально отглаженного белья ей предложить, чтоб вновь не напугать, вызвав не самые добрые ассоциации. Вот кто их знает там, за горами, какой цвет у них считается нейтральным, а какой несет в себе отрицательный, применительно к их ситуации подтекст? Какие рисунки означают ровно то, что на них нарисовано, а какие подразумевают еще до кучи всякого?.. Где инструкция, дракос всех дери, к этому ребенку? Чем они там, за горами, отличаются?..
Санузел был самый обычный, что туалет, что ванная - ничего экзотического. И даже стоящая в ванной стиральная машина вполне узнаваема. Ничего принципиально иного, что должно было бы быть присуще столь "уникальной" и закрытой стране, она не обнаружила. Да даже какого-то "торжества технологического прогресса" не наблюдалось. Вода из крана не текла, стоило поднести к нему руки, требовалось крутить банальный вентиль. Да и смыв в туалете сам собой не активизировался.