Она уткнулась лицом в его плечо. Настало время рассказать ему, что она никогда раньше не занималась любовью, но только она набралась достаточно храбрости, чтобы поднять голову и открыть рот, он опередил её, нежно прикоснувшись пальцами к её припухшим губам.
- Нет, ничего не говори, - прошептал он. - Просто пойдём со мной, позволь мне позаботиться о тебе.
Её волосы мягкой массой рассыпались по плечам, и она подняла руки, чтобы привести их в порядок.
- Не волнуйся, - сказал Николас, ловя её руку. - Ты выглядишь восхитительно. Чтобы никто нас не заметил, мы выйдем с чёрного хода. Подожди здесь, а я принесу извинения нашему хозяину, я быстро.
Оставшись одна, ошеломлённая, Джессика села и попробовала собрать свои рассеянные мысли. Николас любил её, он признался в этом. Любовь - это когда "обожают", не так ли? Конечно, она любила его, но также была смущена и неуверенна. Она всегда думала, что взаимное объяснение в любви ведёт к сладким планам о будущем, но вместо этого Николас, похоже, строил планы только о том, чтобы заполучить её в постель. Она пыталась уговорить себя, что он был чрезвычайно одержим плотским желанием, но позже захочет поговорить о свадьбе. Это было то, о чём она всегда втайне мечтала, - идти к алтарю в белом платье, служащим символом чистоты. Какой-то момент она обыгрывала мысль сказать Николасу, что ей не хочется уезжать, но потом покачала головой. Быть может, ей ст?ит доказать свою любовь, доверившись ему, как он и просил, и воздать ему полной мерой своей любви.
Теперь уже слишком поздно беспокоиться, потому что Николас вернулся, и она погрузилась в собственнический жар его тёмных глаз. Её нервозность исчезла благодаря непроизвольной реакции на его близость, и она доверчиво опёрлась на него, когда он вывел её из дома чёрным ходом к своему автомобилю, припаркованному на тихой улице.
Ночной Лондон был весь в золотых огнях, сверкая подобно короне на берегах Темзы, и он никогда не казался ей таким золотым, как нынче вечером, когда она спокойно сидела рядом с Николасом, проезжая через город. Она смотрела на знакомые места, будто никогда не видела их прежде, захваченная несказанным очарованием мира, который она делила с любимым.
Он не повез её домой, как она думала, вместо этого они отправились в его пентхаус. Это встревожило её, хотя Джессика не могла понять, почему, и она подалась назад, но Николас потянул её в лифт и прижал к себе, нашёптывая горячие слова любви. Когда двери лифта заскользили, открываясь, он взял её за руку и повёл по тихому, приглушённо освещённому коридору к своей двери. Отперев её, он пропустил Джессику внутрь и последовал за нею, со щелчком закрыв за собой дверь. Она прошла несколько шагов вперед и теперь стояла неподвижно в темноте, пока он, щёлкнув пальцами, не включил две лампы, а затем подошёл к телефону проверить работу автоответчика.
- Чтобы сегодня нам ничто не мешало, - сказал он, поворачиваясь к ней. Его веки чувственно опустились, прикрыв блестящие глаза, когда он приблизился к ней и привлёк к своему твёрдому телу.
- Не хочешь чего-нибудь выпить? - спросил он, почти касаясь губами её виска.
Она в экстазе закрыла глаза, вдыхая его пьянящий мужской аромат, наслаждаясь его страстностью.
- Нет, ничего, - хрипло ответила она.
- Я тоже, - сказал он. - Я не хочу, чтобы сегодня ночью алкоголь притупил мои чувства, я хочу наслаждаться каждым мгновением. Я одержим тобой с той самой минуты, как впервые увидел тебя, поэтому прости меня, если я кажусь… - он остановился, пытаясь подобрать слово, и она нежно улыбнулась:
- Если ты кажешься торжествующим?
- Торжествующий - слишком сильное слово, но, признаюсь, я чувствую себя победителем, - ухмыльнулся он.
С бьющимся сердцем она смотрела, как он снял свой смокинг и кинул его на спинку стула. Следом отправился галстук, за ним - атласный жилет. Николас подошёл к ней. Она отступила назад, не отрывая взгляда от его лица. Так выглядели бы в далёком прошлом спартанские воины, гордые, жестокие и необузданные. Он напугал её, и ей захотелось убежать, но как только он её обнял и накрыл своим ртом её губы, все мысли исчезли, потому что все чувства сосредоточились на нём.
Он поднял её и понёс по коридору в спальню, плечом закрыв за собой дверь, прошёл к огромной кровати и остановился.
Здравомыслие боролось с желанием, и она выдохнула:
- Нет, Николас, подожди! Я должна тебе сказать…
- Но я не могу ждать, - перебил он её хриплым голосом, прерывисто дыша. - Ты должна стать моей, милая. Доверься мне, позволь мне стереть прикосновения тех, кто причинил тебе боль.
Он закрыл её рот своим, не дав ей возможности что-то сказать. Вопреки её обычным ожиданиям, он был гораздо более нежным, его руки двигались по ней в настойчивой ласке, вжимая в себя, а губы жадно пили её дыхание. Она захлебывалась в волне наслаждения, согревающей её, и обвив своими тонкими руками его шею, прогнувшись, прижималась к сильному телу, слыша его глухие стоны, музыкой отзывавшиеся у неё ушах. Дрожащими руками он расстегнул молнию на её платье, и оно соскользнуло вниз по бёдрам, легло шёлковой лужицей у её ног. Он вдыхал хрупкую, утончённую нежность её тела, потом снова схватил её в свои объятья, и его рот потерял свою мягкость, когда он жадно поцеловал её. Он невнятно повторял слова любви на французском и греческом, а его сильные тонкие пальцы снимали её нижнее бельё и небрежно бросали его на пол. Она пришла в трепет от его неприкрытого желания, столь очевидного в звучании его голоса. Это правда, это должно быть правдой, он любит её, и она любит его.
Она лихорадочно расстёгивала его шёлковую рубашку, прижимаясь губами, быстро и горячо целуя его тело там, где уже обнажила его. Она никогда прежде так свободно не ласкала его, как теперь, с наслаждением обнаружив вьющиеся волосы, делавшие шероховатой его грудь, сбегавшие суживающейся полоской вниз, к его животу. Её пальцы бездумно сжимали его волосы, немного потянув, а потом руки опустились к ремню, неловко завозились с пряжкой.
- Ах, милая, - воскликнул он, почти болезненно сжимая её пальцы своими. Он отвёл в стороны её руки и помог ей, потому что из-за собственной сильной дрожи ей не удавалось расстегнуть пряжку ремня.
Он быстро разделся, и она задохнулась при виде его сильного, невероятно красивого тела.
- Я люблю тебя! - простонала она, входя в его объятия. - О, Николас, моя любовь!
Он вздрогнул и, подняв её, отнёс на постель и опустил вниз, его губы и руки были на ней повсюду, подводя её к более неистовым и более сладостным высотам, а потом снижая напор и позволяя её сознанию вернуться, но затем он снова усиливал свой натиск и подводил к краю безумия и вновь отодвигался. Он тонко обольщал её, убеждаясь в её удовольствии, несмотря на то, что сдерживал собственное дикое желание, когда ласкал её восхитительные нежные изгибы.
Наконец, изнывая от желания полностью отдаться, Джессика лихорадочно заёрзала под ним. Она не знала, как попросить о том, в чём нуждалась, она могла только стонать, исступлённо вцепившись в него пальцами, мотая головой из стороны в сторону и разметав волосы по рыжевато-коричневой подушке.
- Николас… ах, любимый, - стонала она, сама едва понимая, что говорила, потому что слова не шли с её языка. Она хотела только его прикосновений, ощущения вкуса его губ.
- Я никогда не знала… о, милый, пожалуйста! Быть твоей женой будет райским блаженством.
Её руки блуждали по его мускулистому телу, притягивая к себе, и она взывала к нему с явно слышимой капитуляцией в голосе:
- Николас! Николас!
Но он одеревенел, и, оторвавшись от неё, приподнялся на локте, чтобы вглядеться в её лицо. Через мгновение она поняла, что покинута, и повернулась, вопросительно посмотрев на него:
- Николас? - пробормотала она.
Сгустилась долгая тишина, затем он резко, даже свирепо взмахнул рукой.
- Я никогда не упоминал о браке с тобой, Джессика. Не обманывай себя. Я не настолько глуп.
Джессика почувствовала, как кровь отхлынула от её лица, и обрадовалась темноте, тусклому свету, который оставлял взгляду только чёрно-белые тени, скрывая все цвета. От тошноты в желудке у неё замутило, когда она подняла на него глаза. Нет, он не был глуп, но она была. Она отчаянно сопротивлялась недугу, который угрожал сокрушить её, и когда заговорила, её голос прозвучал ровно, почти холодно:
- Странно. Мне казалось, что брак является естественным следствием любви. Но, с другой стороны, ты ведь, действительно, никогда не говорил, что любишь меня, Николас, не так ли?
Его рот скривился, он поднялся с постели, и, подойдя к окну, выглянул на улицу, демонстрируя ей свое великолепное тело во всей его наготе. Он не беспокоился по поводу отсутствия одежды и стоял так небрежно, словно на нём были костюм и галстук.
- Я никогда не лгал тебе, Джессика, - жёстко произнёс он. - Я хочу тебя, как никогда не хотел ни одну женщину, но ты - не тот тип женщины, которую я бы желал видеть в качестве своей жены. (Эта фраза присутствует в прологе. Я и тогда сомневалась…Трижды подряд "хотеть"… В общем, там тоже надо будет поправить)
Джессика заскрежетала зубами, чтобы удержаться и не закричать от боли. Рывком приподнявшись на подушках, она прикрыла свою наготу, ибо не могла, как он, не придавать ей значения.
- О? - спросила она, обнаружив едва заметную напряжённость в голосе, уж не она ли, в конце концов, обладает многолетним опытом в том, чтобы скрывать свои чувства! - И какая же это я женщина?
Он пожал широкими плечами.