- Это шантаж! - воскликнула я. - Бессель намекал, что, если ты не отдашь ему домик, он расскажет о поездке своему другу… а тот позаботится о том, чтобы слухи дошли до Грассвилей.
Марго медленно кивнула.
- Существует только одно средство, - сказала я. - Ты не должна поддаваться на шантаж. Тебе нужно встретиться с Робером прежде, чем он услышит об этом от кого-то еще. Ты должна сказать ему всю правду.
- Если он узнает, что у меня есть ребенок, то не захочет жениться на мне.
- Захочет, если любит тебя.
Она покачала головой.
- Не захочет. Я знаю, он не захочет.
- Что ж, значит, свадьбы не будет.
- Но я хочу выйти за него замуж!
- В свое время ты хотела выйти замуж за Джеймса Уэддера. Именно для этого ты и сбежала с ним.
- Я была молода и глупа. Тогда я не знала, что делаю. Теперь все по-другому. Я повзрослела. У меня есть ребенок… Есть планы на будущее… и в них присутствует Робер. Я полюбила его.
- Тем больше причин не обманывать его.
- Минель, иногда с тобой очень трудно разговаривать.
- Я стараюсь придумать так, чтобы тебе было лучше.
- Я не могу признаться Роберу. Так или иначе, я уже сказала Бесселю, что он получит домик. О, не надо так на меня смотреть! Я сказала, что это делается ради Мими, которая верно служит мне. Когда я выйду за Робера, они останутся здесь, и я больше никогда их не увижу.
- От шантажистов так просто не отделаешься, Марго. Первое их требование редко бывает последним.
- Когда я выйду замуж за Робера, я ему все расскажу - но не раньше. О, как бы мне хотелось, чтобы не было этой задержки со свадьбой!
Я печально взглянула на нее. Мне казалось, события слишком стремительно и угрожающе надвигаются на нас.
Теперь мы катались верхом только в сопровождении конюха. Таков был приказ графа. Но я начала замечать странные взгляды, бросаемые в мою сторону. Раньше я не вызывала ненависти толпы. Я была иностранкой, кроме того, считалось, что в замке я нахожусь в качестве прислуги. Теперь все изменилось. Я гадала, не дошел ли сюда слух о том, что у меня якобы есть ребенок от графа.
Так как теперь мы проводили много времени в замке, я чаще виделась с Этьеном и Леоном. У них были дела в поместье, но даже они не выезжали поодиночке.
Мне было интересно разговаривать с ними, выясняя их отношение к сложившейся ситуации. Этьен считал, что старые устои изменить невозможно. Он крайне презрительно относился к "сброду", как он его называл. Если сброд поднимет голову, утверждал Этьен, вызовут войска, а армия твердо стоит за короля. Леон придерживался противоположного мнения.
Они долго засиживались за столом после окончания трапезы и спорили друг с другом.
- Пока что армия на стороне короля, - говорил Леон, - но она может перейти на другую сторону, и это будет конец.
- Вздор, - отвечал Этьен. - Во-первых, армия не изменит королю, и в любом случае власть и деньги у знати.
- Ты не меняешься вслед за временем, - возражал Леон. - Вот что я тебе скажу. В Пале-Рояль герцог Орлеанский распространяет призывы к мятежу. Он всячески потворствует бунтовщикам. Куда бы ты ни попал, все требуют свободы, равенства и братства. Все слышнее становится ропот против королевы и даже против короля. Этьен, ты заткнул уши.
- А ты вечно якшаешься с крестьянами и придаешь им слишком большое значение.
- По-моему, именно столько внимания они и заслуживают.
Вот так они и спорили, а я слушала и постепенно начала постигать сложившуюся обстановку. В том, что каждый последующий день таил в себе больше опасности, чем предыдущий, я не сомневалась и постоянно тревожилась, что же происходит с графом в Париже.
Однажды Этьен сказал мне:
- Моя матушка очень хочет, чтобы вы как-нибудь навестили ее, и попросила меня пригласить вас. Она приобрела фарфоровую вазу… необыкновенно красивую, говорят, английскую. Мама очень хотела бы услышать ваше мнение о ней.
- Боюсь, я не очень хорошо разбираюсь в фарфоре.
- Все равно, мама очень хочет показать вам вазу. Вы позволите завтра проводить вас к ней?
- Да, это было бы неплохо.
На следующий день в назначенное время я была готова. Мы выехали около половины четвертого.
- Лучше воспользоваться той тропинкой, которую я уже показывал вам, - предложил Этьен. - По-моему, я говорил, что ее сделали по приказу графа много лет назад. По ней он мог быстро добираться до дома моей матери. С тех пор она несколько заросла. Теперь ею редко пользуются.
Он был прав. Тропинка заросла. Во многих местах кроны деревьев смыкались над головой, а внизу разрослась буйная трава. Габриэлла ждала нас.
- Как хорошо, что вы приехали, - сказала она. - Я с таким нетерпением ждала вас, чтобы показать свое приобретение. Но сначала мы попьем le the. Я знаю, как вы, англичане, любите его.
Она провела меня в уютную гостиную, где принимала и в прежние мои посещения. Пока мы пили чай, Габриэлла расспрашивала меня о том, как мне понравился Париж. Я сказала, что получила истинное удовольствие.
- Вы обратили внимание, как мы подражаем всему английскому?
- На прилавках я видела много английских вещей, и повсюду утверждают, что здесь говорят по-английски.
- Ну да, теперь все пьют le the. Должно быть, вам очень приятно, мадемуазель, что все английское пользуется таким успехом у нас в стране.
- По-моему, это просто мода.
- Вы считаете, что мы очень непостоянны?
- Все подвержены влиянию моды, не так ли?
- Это похоже на отношение мужчины к своим возлюбленным. Они приходят и уходят. Самая любимая не сегодня-завтра может оказаться оставленной. Вам нравится чай?
Я сказала, что да.
- Попробуйте эти пирожные. Этьен их обожает. Он ест их в очень большом количестве. Я счастлива, что мой сын часто меня навещает. Брат тоже сюда приезжает. У нас очень дружная семья. Я счастливая женщина. Хоть я и не смогла выйти замуж за графа, по крайней мере, я не лишилась своего сына. Когда отношения не так близки, мужчины склонны скрывать существование своих незаконнорожденных детей. Мне кажется, все это очень печально для несчастной матери, а вам?
Я почувствовала, как краска приливает к моему лицу. Очевидно, до Габриэллы дошли слухи, и сейчас она намекает на то, что я мать внебрачного сына графа.
- Даже не пережив сама такое, легко могу предположить, какое это горе для матери, - холодно ответила я. - Но в то же время, смею заметить, разумной женщине следовало бы задуматься о том, что такая участь возможна, прежде чем попадать в столь неприятное положение.
- Не все женщины обладают даром предвидения, не так ли?
- Разумеется, нет. Я с нетерпением жду, когда вы покажете мне вазу.
- Да, и я тоже.
Казалось, Габриэлла умышленно затягивает чаепитие, и я несколько раз заметила, как она кидает взгляд на часы в виде замка, которые, как она мне уже говорила в предыдущий приезд, были подарены графом. Я решила, что она поступает так, дабы напомнить мне о его чувствах к ней.
Габриэлла без умолку болтала о Париже, городе, который она, по-видимому, очень любила, и поскольку он тоже очаровал меня, а мое пребывание в нем оказалось очень кратковременным, я слушала с интересом.
Она советовала мне посетить рынок, чтобы увидеть настоящий Париж, и описывала все образно и живо. Я отчетливо представляла себе огромную круглую площадь, шесть улиц, ведущих к ней, - и бесконечные торговые ряды. Габриэлла рассказала, как по понедельникам на Гревской площади торгуют подержанной одеждой, что по неизвестной ей причине называется ярмаркой Святого духа.
- О, так забавно, как женщины разглядывают предметы одежды, вырывая их друг у друга из рук, - говорила она. - Юбки, блузки, нижние юбки, шляпки… все лежит кипами. Женщины примеряют это все на людях, что вызывает много шума и веселья.
Так она поболтала о Париже, затем послала за вазой. Ваза оказалась прекрасной - темно-синего цвета с белыми узорами. Я сказала, что, на мой взгляд, ваза работы Веджвуда. Габриэлла очень обрадовалась. Сказала, что это подарок от человека, знающего, что она любит все английское, а я подумала, не намекает ли она на то, что дарителем является граф.
Когда я собралась было уходить, Габриэлла задержала меня новым потоком болтовни, и я пришла к заключению, что она не только ревнива, но и болтлива.
Внезапно она посерьезнела.
- Ах, - сказала она, - когда человек молод… неопытен, он верит всему, что ему говорят. Надо учиться не придавать слишком большое значение заверениям возлюбленного. У них у всех, как правило, лишь одно на уме. Но у меня, мадемуазель, есть сын, и он служит мне большим утешением.
- Не сомневаюсь в этом, - сказала я. Габриэлла улыбнулась мне.
- Я знаю, что вы, мадемуазель, поймете меня.
Она заговорщицки взглянула на меня. У меня возникло очень неприятное чувство, что Габриэлле известно о существовании Шарло. Но неужели она действительно полагает, что он мой сын?
- Кажется, я могу поговорить с вами начистоту, - продолжала она. - Я знаю, вы все поймете. Между мной и графом всегда существовало взаимопонимание. Вы мне не верите?
- Разумеется, раз вы мне так говорите, к тому же это естественно в данных обстоятельствах.
- Граф был так горд, когда родился наш сын, - продолжала Габриэлла. - Он очень любит Этьена. Они с ним так похожи, вы не находите? Граф жалеет, что уступил уговорам и не женился на мне. Он всегда хотел иметь наследника мужского пола.
Какая это будет трагедия, если титул и поместья отойдут отдаленному родственнику. Граф этого не допустит. Мы условились, что поженимся при первой же возможности.
- Вы имели в виду, - холодно заметила я, - если графиня умрет.