Возможно, он согласится на развод, не подвергнув Мэри позору. Она будет опорочена, но происхождение и деньги родителей спасут ее от более печальной участи. И, как сказал Роберт, по истечении года она станет свободна и сможет вновь выйти замуж.
Поместье Арчерфилд, 22 июня 1807 года
Деньги отца и его связи сделали так, что Мэри узнала о предстоящих испытаниях раньше, чем они постучались в ее дверь. Шериф графства знал ее с детства и питал достаточно уважения к ее отцу, чтобы предупредить о том, что готовится. Все происходит в рамках закона, но уважение, которое он испытывает к мистеру и миссис Нисбет, а также к их дочери, заставляет его выказать им сочувствие.
Тем не менее в назначенный срок этот человек явился к ним в дом и зачел документ, в подлинность которого Мэри с трудом заставила себя поверить.
Да и сам шериф выглядел смущенным, когда ему пришлось читать следующее:
"Почтенный Томас Брюс, седьмой граф Элджин и одиннадцатый граф Кинкардин, ходатайствует о разводе с Мэри, графиней Элджин и Кинкардин, на основании неверности, учиненной ею с мужчиной или мужчинами, личности которых не установлены вышеуказанным Томасом, графом Элджином, а также на основании того, что вышеуказанная графиня являлась плохой матерью. Приведенные обвинения будут доказаны в суде и узаконены соответствующим актом парламента. За время брака рождено пятеро детей, из которых четверо живы. Указанные дети будут переданы под опеку Томаса, графа Элджина, и будут жить с ним, вверенные его заботам и огражденные от контактов и общения с Мэри, графиней Элджин".
- Сожалею, леди Элджин, - сказал шериф, - но нарушить требования закона я не могу.
Они едва нашли силы закончить завтрак. Слуги, преисполненные любопытства, суетились поблизости, делая вид, что готовят чай или присматривают за детьми. Они прекрасно понимали, что происходит. Истории о детях, которых разлучили с матерями, уличенными в неблаговидном поведении, были широко известны. Молодые девушки - и некоторые из них принадлежали к семьям аристократии - развлекались, читая украдкой в газетной хронике подробности любовной аферы между леди Н. и сэром А., приведшей к тому, что указанная дама была лишена возможности видеться с детьми.
- Подумать только, эта особа, которая до встречи с соблазнившим ее негодяем притворялась такой набожной, предпочла тешить плоть вместо того, чтоб заниматься воспитанием своих крошек!
Такого сорта истории были у всех на устах, и теперь Мэри предстояло стать предметом этих насмешек.
- Но мы отплатим ему! - вскричала она. - Он клялся, что не пойдет на это, если мы дадим ему денег. Подлый, лживый шотландец!
- Это не первый пример его двуличия, - подтвердил мистер Нисбет. - Но встреча с подлой натурой всегда бывает одинаково тяжелой.
- Прошу прощения, что прерываю вас, - вмешался шериф, - но мне надо забрать детей.
Он сказал это таким же тоном, каким мог попросить чашку чая, и посмотрел на Брюса, который в этот момент пробежал через гостиную, а по пятам за ним следовал слуга.
- Я не хочу к папе! Я хочу остаться здесь и играть в солдатики с моим Эндрю!
- Но тебе придется уехать. - Голос Мэри дрожал.
Она припала к отцу, спрятав лицо у него на плече, чтобы дети не видели ее страха. Она не плакала - еще нет, - но пыталась подавить охвативший ее ужас и сохранить спокойствие при прощании с детьми.
- Папа хочет провести с вами лето. Это большой сюрприз.
- Пусть папа поцелует мою задницу, - выкрикнул мальчик и бросился вон из столовой.
Мистер Нисбет знаком приказал Эндрю следовать за ним. Скоро крики ребенка уже доносились из сада.
- Упакуйте кое-что из вещей, Эндрю, - шепнул мистер Нисбет лакею, когда тот, перекинув мальчика через плечо, поднимался по лестнице.
Малышка Мэри, во всем подражавшая брату, прижалась к юбкам бабушки.
- Я тоже не хочу уезжать. Я хочу остаться с сестрами.
Самые младшие оставались в детской.
- Вы всех их забираете? - спросила Мэри у шерифа. - Есть ли в этом необходимость? Я сию минуту отправлюсь в Брумхолл и переговорю с лордом Элджином.
- Вам не следует этого делать, леди Элджин. Подобные действия могут быть рассмотрены как враждебные или угрожающие и использованы против вас в суде. Мне приходилось встречаться с такими случаями. Не надо поддаваться истерике и совершать необдуманные поступки. Они также свидетельствуют не в пользу матери.
- Значит, таков ваш закон?! - вскричала Мэри, и ее голос сорвался на крик так, что дочь оторвалась от бабушки и кинулась к ней. - Забрать у женщины родных детей и потом называть ее истеричкой за то, что она попытается протестовать?
Шериф пожал плечами:
- Не мы пишем законы, леди Элджин. Нам лишь приказано следить за их исполнением.
- Не называйте меня этим именем! Я не желаю больше зваться леди Элджин.
Элджин, Элджин, Элджин. Как ей когда-то нравилось звучание ее нового имени! Проснувшись на утро после свадьбы, она позвала горничную и долго забавлялась тем, что просила обращаться к ней, добавляя в начале и конце каждого предложения слова "леди Элджин", а потом валилась от хохота на кровать. Сейчас же сам звук этого имени был ей противен, он будил воспоминания о требованиях, которые предъявлял ей в постели ее безносый муж. Но требования, которые он предъявлял ей вне постели, были еще более отвратительны.
Миссис Нисбет вызвала няньку маленькой Мэри и попросила ее отвести ребенка наверх. Мэри никогда не позволяла забрать у нее детей. Это случилось лишь однажды, в Неаполе, когда она повиновалась приказу Элджина, чтобы он мог совершить поездку по Италии, ту самую поездку, которая привела его в тюрьму, а их брак к руинам.
- Элджин пытается запугать тебя, Мэри, - сказал мистер Нисбет. - Держи себя в руках. Мы справимся с этим. Могу спорить, что перечисли я хороший куш на его имя, и он вернет детей немедленно. Вымогатель!
- Как он посмел вызвать скандал в нашем доме? - возмутилась миссис Нисбет. - Кто еще мог бы поступить так со своими детьми? Затеять бракоразводный процесс с собственной женой? Это неслыханно.
- Наше негодование ничего не изменит. - Мэри постаралась успокоиться. - Шериф, что мы можем сделать?
Тот опустил голову и пожал плечами, в смущении повертел в руках шляпу.
- Вроде как ничего, миледи.
- Ничего? Мать ничего не может сделать для того, чтобы предотвратить потерю детей?
- Если отец требует установления своей опеки над ними, ему никто не может помешать. Таков закон. Мне приходилось много раз сталкиваться с такими вещами. Сожалею, что ничем не могу помочь. Теперь, если вы не против, я должен доставить детей в Брумхолл и передать их опекуну, то есть лорду Элджину. В противном случае меня могут уволить.
Афины, десятый год тридцатилетнего перемирия со Спартой
- Судей можно либо разозлить, либо очаровать, Аспасия, - объяснял мне Сократ. - Я, конечно, посоветовал бы последнее. Уже твоя беременность, как явный знак любви Перикла к тебе, может привлечь их на твою сторону. Каждый человек сочувствует беременной, даже если она гулящая девка. Не старайся злить судей, и ты уйдешь из суда оправданной.
- Твоему совету не откажешь в мудрости, друг мой, но они так долго злили меня, что я хотела бы вызвать в них толику того же чувства.
- Человек может быть либо счастлив, либо прав, - отвечал Сократ. - Я предоставляю тебе самой решить, что для тебя более важно.
Сократ постоянно проявлял самый живой интерес к предстоящему суду и приносил мне свежие новости, как только они появлялись.
- Твой зять и его сообщница Эльпиника распространяют по всему городу слух, что ты превратила дом порядочного афинянина в вертеп и пыталась склонить свободных женщин к занятию проституцией. Это обвинение, если будет доказано, грозит смертным приговором! Предстоящий суд будет самым интересным и занятным за последние годы. Меня это событие просто захватило.
Я была счастлива иметь друга, который мог помочь мне разработать стратегию поведения в суде. В качестве обвинений были выдвинуты оскорбление богов и сводничество, и мы с Сократом были убеждены, что по афинским законам ни одно из них не может быть доказано. Перикл с нами согласился и, уверенный, что меня оправдают, редко принимал участие в наших дискуссиях. Мы понимали, что неприязнь ко мне была вызвана тем, что я, чужестранка, оказывала влияние на самого важного человека в Афинах. Как выразился Алкивиад много лет назад, "так много болтала, что растеряла последний ум".
- Но болтать - вовсе не преступление, - говорила я Сократу. - Нет закона, запрещающего женщинам говорить.
- Это так. Но считается законом природы, что им следует помалкивать. И поэтому ты являешь собой угрозу естественному порядку вещей.
- Тем, что высказываю свои взгляды?
- Да! Ты первая из женщин, которой разрешено присутствовать на суде. Это само по себе уже неслыханно, уверяю тебя. То, что ты выражаешь свое мнение - по философским вопросам или обсуждая политику с Периклом, - твоя самая большая вина в глазах афинских мужей.
- Но как же Диотима? Она высказывает свои взгляды как философ.
- Диотима - жрица высокого ранга в глазах всего города. Когда она говорит, то делает это с разрешения Афины, и потому никто не возражает. Но когда говоришь ты, ты узурпируешь право мужчин на главенство. Когда ты даешь советы Периклу, ты узурпируешь права его сотрудников-мужчин. Когда ты открыто ходишь по городу где хочешь и ведешь беседы с кем хочешь, ты представляешь угрозу для мужчин, поскольку даешь основания их женам поступать так же.
- Давай вернемся на почву реальности.
- Только если велишь подать еще вина, - усмехнулся Сократ.