Айдан был уверен, что это их лучший шанс победить Долора. Но у нее такой уверенности не было. Долор мог быть коварным, и, более того, он - беспощаден. Без сомнения, Айдан обладает мужеством. К сожалению, мужество не всегда одерживает победу в битве.
- Дай мне силу, - шептала она ласковому ветерку, который кружился вокруг нее в легком танце.
Где-то в глубине сознания возникли видения безжалостного убийства ее семьи. Ничто не сможет притупить остроту этой боли. Ничто.
Но, по крайней мере, боль означала, что внутри нее еще осталось что-то живое. Она не была полностью опустошена и лишена чувств.
Закрыв глаза, Лета попыталась обратить боль в гнев. Айдан был прав. Это единственный способ справиться с ней. И все же простой мысли об этом мужчине было достаточно, чтобы ее гнев испарился, и вместо этого ее наполнило ощущение странной умиротворенности.
- Лета?
Она обернулась при звуке голоса М'Адока и увидела его позади себя. Он был одет в свободную белую рубашку и белые штаны. Его черные вьющиеся волосы красиво обрамляли лицо. Он медленно приблизился к ней.
- Что ты здесь делаешь? - спросила она у него.
- Я слышал, что ты попросила у Винка сыворотку.
Она кивнула в ответ.
Он не сводил с нее пристального взгляда, и в его голубых глазах светилось глубокое понимание.
- Это смелое решение - бросить вызов Долору. Очень рискованное.
Лета не хотела, чтобы он догадался о ее сомнениях. М'Адок был одним из тех, кто возглавлял богов сновидений, и его долгом и обязанностью было докладывать Зевсу о любом Ловце Снов, который мог что-либо чувствовать. Это то, чего она не могла допустить.
- Победа никогда не достается трусу.
Он уважительно склонил голову, как будто соглашаясь с этим.
- Между прочим, должен предупредить тебя, чтобы ты не испытывала никаких чувств к Айдану.
Холодок непонятного предчувствия пробежался по ее спине.
- Что ты имеешь в виду?
Он наклонился и чуть слышно прошептал ей на ухо:
- Проклятие Зевса теряет силу. С каждым годом мы можем чувствовать все больше и больше наших эмоций.
Лета побледнела, осознав это открытие и какие последствия оно может повлечь за собой.
- Он знает?
М’Адок покачал головой.
- И мы ни в коем случае не можем допустить, чтобы он узнал об этом. Он обрушит на нас все молнии и громы, имеющиеся в его распоряжении.
Ее охватила мучительная боль при воспоминании о том, как Зевс набросился на всех богов сна и их семьи в прошлый раз. У нее перед глазами все еще стояли видения тех, чья кровь была пролита в тот день, когда Зевс приказал избить всех и каждого, а потом лишил их эмоций.
Для них это было жестокое время.
- Я считала, что сообщать об этом входит в твои обязанности.
Его взгляд посуровел. Стал холодным и непреклонным.
- Я не собираюсь предавать свою семью.
От его слов у нее стало легко на сердце. Она лучше, чем кто-либо другой, знала, что он говорил правду. М’Адок уже доказал ей эти слова на деле.
- Я могу доверять своим чувствам?
Он едва уловимо кивнул ей.
- Но помни, ты не должна показывать их. От этого зависит очень много жизней, не только твоя. Я - один из тех троих, кто был выбран, чтобы сообщать обо всех, у кого появляются чувства, и если Зевс когда-нибудь узнает, что я обманывал его, он меня не пощадит.
Как будто она могла быть такой холодной - очень жаль, что другие не заслуживали такого доверия.
- Не беспокойся, брат. Я никогда тебя не предам.
- Я знаю. Вот почему я пришел поговорить с тобой. Я хотел, чтобы ты знала, что все твои чувства - твои собственные. Не хочу, чтобы у тебя были проблемы из-за этого.
- Спасибо.
Он кивнул ей, прежде чем отстранился и исчез.
Лета же продолжала стоять там, перекатывая маленький пузырек с лиловой сывороткой между ладонями. Значит, она не была начинена теми ощущениями, которые разделила с Айданом. Это не его эмоции, поглощенные ею.
Это - ее решимость. Ее сострадание.
Ее сердце.
Она улыбнулась, радуясь этому открытию. Поднеся бутылек ко рту и поцеловав его, она переместила себя обратно в домик и обнаружила Айдана сидящим перед огнем, который он, должно быть, развел после того, как она его покинула.
Он как-то странно выглядел. Был мрачен, но было еще что-то неуловимое - что-то, чего не было прежде.
- С тобой все в порядке?
Он кивнул, не поднимая на нее глаз.
- Завтра Сочельник.
- Я знаю. - Она окинула взглядом комнату и не заметила ничего, что говорило бы о предстоящем человеческом празднике, приготовления к которому она видела в Зале Зеркал. - Мы должны найти для тебя елку?
Он фыркнул, как будто даже мысль об этом вызывала у него отвращение.
- Когда я был маленьким, мы с мамой обычно смотрели тот фильм 50-ых, "Рождественский гимн", а после того, как она умерла, мой дядя каждый год ставил "Рождественскую историю" с Биллом Мюрреем, пока мы наряжали елку. Ты слышала эту историю?
Она покачала головой и села возле него.
Айдан отвернулся от нее и стал смотреть на потрескивающий огонь.
- Первоначальная история была о скряге, которого звали Скрудж. Сперва он был бессердечным и неуступчивым человеком. Он ненавидел Рождество и отказывался его праздновать. Когда ему выговаривали за то, что он такой эгоистичный, в ответ он лишь отмахивался: "Чепуха! Вздор!" Однажды в течение одной предрождественской ночи Скруджа поочередно посещают три духа - дух прошлого Рождества, дух нынешнего Рождества и дух будущего Рождества, - они показывают ему насколько неправильно он жил. Утром Скрудж просыпается совершенно другим человеком: преображенным и с твердой уверенностью начать новую жизнь, творя добрые дела. Он подает милостыню сироткам на улице и дарит подарки и еду семье своего работника, Боба Крэтчита. - Он окинул ее строгим, суровым взглядом. - Но знаешь, даже когда я был ребенком, кое-что в этих фильмах никогда не давало мне покоя.
- И что же?
- Почему Скрудж стал Скруджем. В них никогда, к моему неудовольствию, толком не объяснялось, почему он стал таким скупым. Но эта небольшая семейная Рождественская история осталась со мной, и всю свою жизнь я хотел быть похожим на Скруджа, каким он стал после того, как его посетили Духи, - человека, который всегда помогает тем, кто в этом нуждается. Знаешь, что я в течение одного года анонимно пожертвовал более миллиона долларов на благотворительность? Моя мама учила меня, что никто не должен выставлять напоказ свои добрые дела. Ты совершаешь их, потому что хочешь этого, и ни в коем случае не должен ожидать от них выгоды. Это умаляет их значимость.
Лета улыбнулась. В словах его матери было много правды.
- Я разделяю ее чувства.
Он кивнул.
- Также как и я. Но если я что и понял относительно своего брата, - так это то, что не стоит метать бисер перед свиньями. Думаю, именно поэтому мама настаивала на анонимности. Как только кто-нибудь видит, что ты добрый и щедрый, они тут же решают воспользоваться этим в своих интересах. Они ошибочно принимают доброту за слабость, а щедрость - за глупость.
- Почему ты так думаешь?
Он вздохнул.
- Когда Рональд еще учился в школе, брат прислал его ко мне с просьбой устроить того на работу. Донни сказал мне, что не может позволить себе платить за обучение Рональда в частной школе, и спросил, может ли племянник работать на меня неполный рабочий день, пока учится в школе. Я, как дурак, согласился, и даже несмотря на то что тогда зарабатывал не так много денег, я начал платить за его обучение. Шесть лет спустя ко мне приехал Донни и сообщил, что он только что развелся, и что его жена все у него забрала. Он остался без дома, без машины, без всего. Он сказал мне, что не хочет благотворительности, но будет рад, если у меня найдется для него какая-нибудь работа.
- Тогда ты его нанял.
Ни одна эмоция не отразилась на его лице, лишь сурово поджались губы. Но, тем не менее, она чувствовала горечь, сжигающую его сердце.