- Тогда какой смысл повторения?
- Надеяться надо на лучшее.
- Да, конечно. Но я бы предпочёл всё же иметь хоть какие-нибудь гарантии.
- Тогда обратись к всевышнему.
- Ладно. Я пошёл, - поднялся я.
- Сядьте, молодой человек. Вы не хотите счастья?
- Хочу. Но не такой ценой.
- Вспомни Фауста.
- Вы же не Мефистофель, - улыбнулся я.
- Как знать, - он покачал головой. - Попробую помочь и в этом, хотя гарантировать ничего не берусь.
- Но-о, - растерянно протянул я, - вернув вам кольцо, я лишусь покровительства каких-то сил?
- А то как же?! Конечно, - подтвердил он. - Зато ведь взамен ты увидишь её! И не только увидишь!..
- Позвольте мне коснуться вашей бороды? - совершенно не к месту попросил я.
- А это ещё зачем?! - поднял брови странный старец.
- Мне кажется, что она ненастоящая. Такое впечатление, будто борода и волосы ваши из ваты.
- Ха-а-ха-а-ха-а! - засмеялся старец. - Уморил старика! - выговорил он, отсмеявшись и вытирая рукавом своей хламиды выступившие на глаза слёзы. - Давненько я так не смеялся. Сынок, если тебе уж так хочется, то вот она, моя борода. - И с этими словами протянул мне конец своей великолепной бороды.
Я взял в руку мягкий, пушистый пучок потрясающей бороды. Что-то неестественное чудилось в этом атрибуте старости, и я отпустил её.
- Ну, так как, сынок, выбор сделан? - спросил дед, пристально глядя мне прямо в глаза.
Я взялся за перстень. Странно, но он как будто врос в палец и ни в какую не хотел покидать своего места.
- Проверни его камнем вниз. В ладонь, - посоветовал старик.
Я перехватил перстень двумя пальцами за противоположные стороны. Подушечка указательного оказалась на камне. Бережно зажав кольцо, мягко потянул на себя, пробуя одновременно провернуть, как посоветовали, и вдруг страшная боль пронзила мою голову. В глазах потемнело.
- Ты напрасно это сделал, - донеслось до меня, как из тумана. - Я же сказал взяться сбоку, а не за камень. Теперь уж тебе ничто помочь не сможет.
Я отпустил перстень и мотнул головой, пытаясь сбросить навалившуюся боль. Старика не было. Зато был другой!..
"Стоят они навеки, упёрши лбы в беду.
Не Боги, человеки, привыкшие к труду.
И жить ещё надежде до той поры, пока
Атланты небо держат на каменных руках".Александр Городницкий
Глава 15
ЛАБИРИНТ
Страшное это слово - ла-би-ринт! Я стоял у распахнутого зева в этот самый лабиринт под старым, никому не известным храмом древнего Египта. Кажется, это был Египет. Что было там наверху, не помню. Не помню и всё. Как отшибло. Может, чем опоили? Не знаю, не помню, хоть убей. А вот сейчас стою и смотрю, соображая, что к чему, в чёрную глубину этого самого тайного лабиринта. Правда, не совсем тёмную, на стене, справа за порогом в специальном зажиме торчит чадящий факел. Метрах в десяти дальше вроде ещё один.
- Ну, что? Готов? - раздался голос слева. Это говорил главный жрец храма. Может, и не главный, это я его так повысил, но думаю, что главный. Всё его поведение, одежда, головной убор прямо-таки кричали "Я жрец! Я главный, самый главный жрец!". Я окинул его внимательным взглядом. Среднего роста, весь в белом, даже не разберёшь, где у него чего начинается: выцветшие космы бровей над широко распахнутыми глазами стального цвета, скрытые под седой шевелюрой вьющихся волос уши, приплюснутый короткий нос, дряблые щёки и белая борода ниже пояса. Хотя трудно сказать точно, так как определить этот самый пояс можно было лишь по препоясывающему чресла жреца широкому куску белой ткани, долженствующей, вероятно, заменять ремень.
- Готов, - вяло отозвался я.
- Помни, отсюда никто не выходит. Ты согласен на такую жертву?
- А куда деваться?! - криво усмехнулся я. - Можно подумать, что у меня выбор есть.
- Есть, - остановил меня жрец. - У каждого человека есть выбор. И у тебя он есть.
- Ну да! На плаху. Хрен редьки не слаще. А тут ещё бабушка надвое сказала. А вдруг я буду первым, кто пройдёт и выйдет из этого вашего заколдованного лабиринта.
- Забудь надежду всяк сюда входящий! - патетическим голосом возвестил жрец. - Но мечту оставь!
- Понял, понял. Оставлю себе и то, и другое, - рассмеялся я. - Ну, что? Я пошёл?
- Погоди, - остановил меня он. - Не один ты пойдёшь. С тобой пойдёт служитель храма - это наш тебе подарок.
- Ни фига себе?! - я действительно удивился. - Это тоже каторжанин какой-то? Чем это он перед вами провинился?
- Нет. Не провинившийся. В лабиринт насильно не войти.
- Ну да? - опять удивился я. - Так-таки и не войти?
- Служители храма сами решают идти им в лабиринт или нет. Никто не вправе заставить их сделать это.
- Ладно. Поверю. Где же ваш служитель?
- Сейчас будет, - немного торжественно произнёс жрец. И не успел он договорить, как из бокового прохода вышла процессия из нескольких белых фигур. Я остолбенел. Это были женщины.
- И что? Все они со мной? - только и выдавил я.
- Нет. С тобой пойдёт лишь одна, - успокоил меня жрец.
- Ну, спасибочки! Примногожды благодарен! А если я её того… Ну, короче, буду использовать по назначению? - Я покрутил пальцем у виска. Жрец изумлённо воззрился на меня, явно не понимая, о чём это я. - Ну, как женщину, - пояснил я на всякий случай.
- Вряд ли, - жрец с сомнением поджал губы. - Тебе там не до неё будет. Да и послана она с тобой для помощи.
- Нет, жрец, оставь женщин себе, - покачал головой я. - Неровен час, не сдержусь, потом всю жизнь себя винить буду. Не соблазняй. Я сам пойду.
- Нет, - твёрдо и решительно возразил жрец. - Она сама изъявила желание войти с тобой в лабиринт, а совет жрецов не может запретить добровольцу, вызвавшемуся на святое дело.
- Кончай, жрец, времени нет, - ответил я, вскидывая за спину увесистый рюкзак. - Я мужик, понимаешь, мужик, а не евнух. Мне ничто человеческое не чуждо.
- Это уж как Бог решит, - перебил меня служитель храма. - Если ему будет угодно, значит, так тому и быть. Но помни, ты в святом месте, на пути к истине, к познаниям всевышнего! Может быть это действительно дано тебе как змий-искуситель. Не мне знать такие вещи. Идите. - И он скользнул в сторону, освобождая проход.
Я не стал оборачиваться, а шагнул внутрь. Стоящий справа от меня младший служитель непостижимо ловко подцепил на руку связку запасных факелов. Сразу стало тяжелее. Обернувшись, дабы иметь возможность выразить ему всю свою признательность, а заодно и всё, что о нём думаю, я буквально обомлел в полном смысле этого слова. Всё невысказанное застряло в горле. Ряды белых жриц раздвинулись, и перед входом осталась лишь одна фигура. Потом к ней потянулись руки, и белые одежды спали к ногам жрицы-добровольницы. Приятная, скажу вам, дамочка. Во всех отношениях. И фигурка классическая, и личико хоть воду с него пей, бровки - две чайки, глаза - небо звёздное, губки - кораллы, розовые ушки - морские, ажурные раковинки, маленькие, с золотыми серёжками, сахарно-белая шейка лебединая, волосы чернее воронова крыла, густые, вьющиеся, Руки, правда, закрытые рукавами, зато грудь до половины обнажена и одета весьма легко… Талия - двумя руками обхватить ничего не стоит, ноги длинные, стройные, прикрытые одеяниями аж ниже колен. На изящных ступнях мягкие тапочки, а может, это туфли у них такие. Все в бисере, так и вспыхивают от света факелов. Короче, я понял, что мне подсунули достаточно серьёзное испытание. Быть с такой красоткой наедине… Это даже не садизм.
- Жрец! - вскричал я, чувствуя, как всё моё естество вскипело. - Я отказываюсь идти в лабиринт! Лучше на плаху, чем такое измывательство!