По тому, как сотрясалось ее тело, я поняла, что она плачет: легкая дрожь постепенно переросла в мучительные рыдания.
- Ты помнишь меня, - ее голос наполнился облегчением. - Я так боялась. Я подумала… я уже подумала о худшем!
И все кошмары снова завладели моим сознанием, словно никуда и не уходили.
- Это правда? - спросила я, чувствуя, как нечто кислотно-скользкое пробирается под кожу. - Что сказал детектив. Что я была… одиннадцать недель… - я не могла заставить себя произнести это слово. Похищена. Оно было настолько равнодушным. Настолько невероятным.
У нее вырвался всхлип, полный страдания.
- Что… со мной случилось? - продолжила я.
Мама провела пальцами под глазами, вытирая слезы. Я знала ее достаточно хорошо, чтобы понять, она пытается сохранить самообладание лишь ради меня. Я инстинктивно подготовила себя к худшим новостям.
- Полиция делает все, что в их силах, чтобы собрать все детали в одну общую картину. - Она попробовала улыбнуться, но губы предательски задрожали. Будто нуждаясь в поддержке, она потянулась к моей руке и сжала ее. - Самое главное, что ты вернулась. Ты дома. Все, что случилось, теперь в прошлом. Мы справимся с этим.
- Как меня похитили? - спросила я скорей саму себя.
Как это произошло? Кому потребовалось похищать меня? Они затащили меня в машину, пока я выходила из школы? Запихнули меня в багажник, пока я шла через парковку?
Неужели все было так просто? Пожалуйста, пусть все будет не так. Почему я не побежала? Почему я не боролась? Почему мне потребовалось столько времени, чтобы сбежать? Потому что очевидно именно это и произошло. Разве нет? Отсутствие ответов камнем обрушилось на мои плечи.
- Что ты помнишь? - поинтересовалась мама. - Детектив Бассо сказал, что даже мельчайшая деталь может оказаться полезной. Подумай. Попытайся вспомнить. Как ты попала на кладбище? Где ты была до этого?
- Я ничего не помню. Будто моя память… - я замолчала. У меня было ощущение, будто часть моих воспоминаний была украдена. Словно кто-то выхватил их, не оставив на том месте ничего, кроме неосознанной паники.
- Что последнее ты помнишь? - поинтересовалась мама.
- Школу, - автоматически слетело с языка. Не спеша разрозненные воспоминания зашевелились, кусочки мозаики завращались, сцепляясь друг с другом, образуя четкую картину. - Я готовилась к тесту по биологии, но, полагаю, я его пропустила, - добавила я, чувствуя, как реальность тех потерянных одиннадцати недель глубже проваливается в неизвестность. Я четко помнила, как сидела в кабинете биологии тренера МакКонахи. В памяти всплыли знакомые запахи мела, чистящих средств, спертого воздуха и дезодоранта. Рядом сидела Ви - мой партнер по лабораторным. Перед нами на черном гранитном столе лежали раскрытые учебники, но под свой Ви украдкой всунула выпуск US Weekly.
- Хочешь сказать к тесту по химии, - поправила меня мама. - В летней школе.
Я неуверенно перевела на нее взгляд.
- Я никогда не ходила в летнюю школу.
Мама прикрыла рот ладонью. Кожа на руке побледнела. Единственным звуком в комнате было ритмичное тиканье часов над окном. Каждый крошечный шаг стрелки эхом отдавался в висках, десять раз, прежде чем я смогла заговорить.
- Какой сегодня день? Какой месяц? - Воспоминания вернулись на кладбище.
Опавшие листья.
Едва уловимая прохлада в воздухе. Мужчина с фонариком, утверждающий, что сейчас сентябрь. Единственное слово крутилось у меня в голове - нет. Нет, это невозможно. Нет, это все неправда. Нет, целые месяцы жизни не могут просто так незаметно исчезнуть. Я пыталась протолкнуться глубже в свои воспоминания, пыталась ухватиться за что-нибудь, что помогло бы мне связать данный момент с тем последним уроком биологии. Но между ними зияла пропасть. Все воспоминания о лете были полностью и окончательно уничтожены.
- Все в порядке, детка, - бормотала мама. - Мы вернем твои воспоминания. Доктор Хаулет сказал, что у большинства пациентов с течением времени наблюдаются значительные улучшения.
Я попыталась сесть, но руки представляли собой спутанный клубок трубок и прочего медицинского оборудования.
- Просто скажи, какой сейчас месяц! - потребовала я истерично.
- Сентябрь, - помятое выражение ее лица было невыносимым. - Шестое сентября.
Я откинулась на подушку, озадаченно хлопая глазами.
- Я думала, сейчас апрель. Я не помню ничего после апреля.
Я наскоро возвела стены, закрываясь от поражающей меня вспышки страха. Я не вынесу все напасти скопом - надо делать по одному шагу за раз.
- И что, лето действительно… закончилось? Вот так просто?
- Вот так просто? - повторила она невозмутимо. - Оно медленно тянулось. Каждый день без тебя… Одиннадцать недель абсолютного неведения… Бесконечная паника, беспокойство, страх, безысходность…
Я задумалась, проводя подсчеты в уме.
- Если сейчас сентябрь, и меня не было одиннадцать недель, значит, меня похитили…
- Двадцать первого июня, - любезно подсказала мне мама. - В день летнего солнцестояния.
Возведенная мною стена рушилась быстрее, чем я успевала ее мысленно восстанавливать.
- Но я не помню июнь. Я даже май не помню.
Мы смотрели друг другу в глаза, и я знаю, мы думали об одном и том же.
Как такое может случиться, что моя амнезия вышла за рамки тех одиннадцати недель, вплоть до апреля? Неужели такое возможно?
- Что сказал врач? - спросила я, облизывая пересохшие губы. - У меня была травма головы? Меня накачала наркотиками? Почему я не могу ничего вспомнить?
- Доктор Хаулет сказал, у тебя ретроградная амнезия, - мама замолчала. - Это значит, что часть воспоминаний, предшествующих поражению мозга, утеряна. Мы просто не были уверены, как далеко зашли потери. Апрель, - прошептала она себе под нос, и я видела, как из ее глаз улетучилась вся надежда.
- Утеряна? Как утеряна?
- Он думает, это психологическая травма.
Я обхватила голову руками, чувствуя пальцами жирность волос. Меня вдруг осенило, что я понятия не имею, где находилась все эти недели. Может, меня сковали цепями в каком-нибудь сыром подвале. Или связали в лесу.
Ясно одно: я давненько не принимала душ. Бросив взгляд на свои руки, я обнаружила пятна грязи, мелкие порезы и синяки. Через что я прошла?
- Психологическая? - я заставила себя выкинуть из головы все эти размышления, от которых меня все больше охватывала истерика. Я должна оставаться сильной. Мне нужны ответы. Я не могу сломаться. Если бы я заставила себя сосредоточиться, даже не смотря на пляшущие точки перед глазами…
- Он считает, ты блокируешь воспоминания, избегая чего-то травматического.
- Я не блокирую их, - я закрыла глаза, не в силах остановить скопившиеся слезы. Сделав судорожный вдох, я крепко сжала руки в кулаки, стараясь унять отвратительную дрожь в пальцах. - Я бы знала, если бы пыталась забыть пять месяцев своей жизни, - проговорила я медленно, стараясь придать голосу убедительного спокойствия. - Я хочу знать, что произошло со мной.
Если я и одарила ее сердитым взглядом, она проигнорировала это.
- Попытайся вспомнить, - она мягко настаивала. - Это был мужчина? Все это время ты была с мужчиной?
Была ли? До этого момента у моего похитителя не было лица. Разум услужливо подкидывал мне образ монстра, прячущегося в темноте. Густое облако неопределенности нависло надо мной.
- Ты ведь знаешь, что не должна никого прикрывать? - продолжила она тем же самым нежным тоном. - Если ты знаешь, с кем была все это время, ты можешь рассказать об этом мне. Что бы они тебе не говорили, теперь ты в безопасности. Они не тронут тебя. Они ужасно с тобой поступили, но это их вина. Их вина, - повторила она.
Всхлип разочарования вырвался из груди. Выражение "чистый лист" казалось до тошноты подходящим. Я собиралась озвучить свое отчаяние, когда в дверном проеме возникла тень. На пороге стоял детектив Бассо. Руки были скрещены на груди, в глазах читалась тревога.
Я инстинктивно напряглась. Мама, должно быть, почувствовала это. Она проследила за моим взглядом.
- Я подумала, что Нора может вспомнить что-нибудь, пока мы вдвоем, - объяснила она детективу Бассо извиняющимся голосом. - Я знаю, вы хотели допросить ее, я просто подумала…
Он кивнул, будто говоря "все в порядке". Затем подошел ближе, пристально глядя на меня.
- Ты сказала, у тебя нет четкой картинки воспоминаний, но даже туманные детали могут помочь.
- Вроде цвета волос, - вставила мама. - Может, они были… черными, например?
Я хотела ответить ей, что не помню ничего, ни малейших намеков на цвет, но я не осмелилась в присутствии детектива Бассо. Я не доверяла ему.
Инстинкты подсказывали мне, что с ним что-то не так. Когда он приблизился ко мне, волосы неприятно закололи у корней, и на мгновение по спине пробежали мурашки, будто по позвоночнику заскользил кубик льда.
- Я хочу домой, - были мои единственные слова.
Мама и детектив Бассо переглянулись.
- Доктору Хаулету нужно провести несколько тестов, - произнесла мама.
- Каких еще тестов?
- Что-то связанное с твоей амнезией. Это не займет много времени. И затем мы поедем домой, - она небрежно махнула рукой, что только усилило мои подозрения.
Я повернулась к детективу Бассо, мне казалось, у него есть ответы на все.
- Что вы не договариваете?
Выражение его лица было непоколебимей стали. Полагаю, годы коповской практики отшлифовали этот взгляд.
- Нам нужно провести несколько тестов. Убедиться, что все в порядке.
В порядке?