Перед нами был узкий коридор с выкрашенными желтой краской стенами. На дощатом полу лежала потрепанная дорожка.
- Это теперь такие европейские стандарты? - спросил я.
- Да нет. Последний этаж еще не переделывали. А Баварин отказался жить в дорогом номере. "Чем выше личность, - говорит, - тем скромнее ее желания".
Мы подошли к обшарпанной двери.
- Стучи, - приказал Журавлев.
Я постучал.
- Кто там? - раздался из-за дверей недовольный голос Баварина.
Я назвал себя и сказал, что пришел узнать насчет своего сценария, как мы и договаривались. Ответа не последовало. Я толкнул дверь, мы вошли. В нос сразу же ударил резкий запах давно не проветриваемого помещения.
Это был типичный гостиничный номер: кровать, кресло, стол… Входя, я случайно поддал ногой пустую бутылку. Бутылка покатилась.
Замызганный пол был усеян окурками.
А сам Баварин - выдающийся кинорежиссер, почетный председатель, заслуженный деятель и т. д. и т. п. - валялся на кровати в мятой одежде и грязной обуви. При нашем появлении он с трудом оторвал голову от подушки и окинул нас долгим блуждающим взглядом. Лицо его было опухшим и небритым - типичное лицо алкаша в период запоя.
Первым заговорил Журавлев.
- Здравствуйте, Евгений Петрович, - с фальшивым воодушевлением сказал он. - Ну, как вы устроились? Как отель?
- Это не отель, - мрачно произнес Баварин, - а ночлежка.
- Вы можете в любой момент переехать в номер-люкс.
Баварин ничего не ответил.
Видимо, устав держать голову на весу, он снова откинулся на подушку. Журавлев растерянно поглядел на меня. Я пожал плечами.
- Евгений Петрович, - предпринял он новую попытку завязать разговор, - наша телекомпания решила сделать цикл передач о вашем творчестве. Мы пришли вас снимать.
- Я тебе не девочка, чтобы меня снимать. И не повешенный.
Разговор явно не клеился.
- Может, все-таки попробуем, - убитым голосом сказал Журавлев, доставая из сумки видеокамеру. - Вы нам расскажете о своих творческих планах, личной жизни, заветных желаниях…
Баварин демонстративно разглядывал потолок.
- Мое самое заветное желание, - раздельно проговорил он, - чтобы ты отсюда убрался. И как можно скорее. Тебе понятно?
Журавлеву было понятно. Он убрался.
Мы остались с Бавариным вдвоем. Он сел, потер ладонями опухшее лицо.
- Терпеть не могу телевизионщиков.
Я осторожно заметил, что у Журавлева могут быть неприятности. Баварин пересел в кресло, стоявшее у стола, и налил себе полную стопку водки.
- Начал читать твой сценарий, сынок, - сказал он, залпом осушив стопку и занюхав водку рукавом. - Дочитал до пятой страницы. Пока нравится.
В дверь робко заглянул Журавлев.
- Извините, я тут сумочку оставил.
- Ладно уж, - смилостивился Баварин, - снимай свое дурацкое интервью.
Журавлев воспрянул духом, засуетился, протянул мне видеокамеру, в двух словах объяснив, как с ней обращаться.
- Дорогие телезрители! - бодро заговорил он в объектив. - Сегодня у нас в гостях известный кинорежиссер Евгений Петрович Баварин. Сейчас в Каннах в конкурсном показе участвует его последний фильм "Корабль, идущий в Эльдорадо". Как вы думаете, Евгений Петрович, - обратился Журавлев непосредственно к Баварину, - ваша лента получит главный приз Каннского кинофестиваля "Золотую пальмовую ветвь"?
- Без всякого сомнения, - отрезал Баварин.
- Да, но фильм кончается очень трагически. Герои погибают. А ведь западному зрителю не нравятся такие концовки.
- Верно. Поэтому я для них другую концовку сделал. В русском варианте герои погибают. А в западном - венчаются.
- А почему вы сами не поехали в Канны?
- Какая разница, куда ехать, - поморщился Баварин. - В Канны или сюда. Ведь так? - посмотрел он на меня.
- Может быть, и так, - дипломатично ответил я, - но не для всех.
- Ой, да брось ты! Везде одно и то же.
- И все-таки вы, Евгений Петрович, предпочли приехать на свою родину, - слащаво произнес Журавлев, - а не на Каннский фестиваль…
- Да уж лучше здесь сидеть, чем общаться в Каннах с этими хорьками.
- Похоже, вы не очень жалуете других режиссеров, - кисло заметил Журавлев.
- Актеров я тоже не люблю, - безапелляционно заявил Баварин. - У меня к ним такое же отношение, как к тараканам. Бегают, суетятся…
- А что вы любите? - спросил я.
- Курицу, - ответил Баварин, - жареную.
На лице Журавлева ясно читалось: вот скотина. Но он как ни в чем не бывало продолжал задавать вопросы. А что ему еще оставалось делать?
- Евгений Петрович, может, вы теперь расскажете о своей личной жизни?
- Сейчас расскажу. - Баварин сделай порядочный глоток, теперь уже прямо из бутылки. - В моей личной жизни есть нечто роковое. Вот как у Пушкина с Дантесом. Вы обратили внимание, что у того и у другого в фамилии по шесть букв?
- Конечно, обратили, - не моргнув глазом, соврал Журавлев.
- Вот так же и у меня. Три раза я был женат. И все три жены мне изменили. Причем последняя, Инна, изменила с негром. С негром! - выставил он вверх указательный палец. - Звали этого черного кобеля Джим. - Баварин еще отхлебнул из бутылки. - Тех жен я простил. Ибо кто сам не без греха… А Инну - нет! Потому что не понимаю! Не по-ни-ма-ю! Что ж она делает?! - перешел Баварин на крик. - А ребенок родится?! Черномазый. Ему же потом в школу идти!
"Да, - подумал я, - интересную передачку увидят зрители. Если, конечно, увидят".
- Ну и тип, - сказал Журавлев, когда мы вышли на улицу. - Он меня просто морально изнасиловал.
- Что ты собираешься делать со всей этой белибердой?
- Ерунда, старичок. - Журавлев убрал видеокамеру в сумку. - Это ж провинция. Заретушируем, вырежем, переозвучим… Главное, герой есть, - добавил он, имея в виду Баварина.
- Ладно, - стал я прощаться, - звякни, когда передача в эфир пойдет.
- Обязательно, да и ты позванивай. - Он протянул мне визитку.
Я обратил внимание на обручальное кольцо.
- Давно женат?
- Три года, как окольцован. И знаешь кем?
- Кем?
- Иркой Соловьевой. Помнишь, ты за ней в школе ухлестывал?
Еще бы мне было не помнить.
10
Итак, я решил отомстить Ирине.
Но, придя на следующий день в школу, я опять почувствовал себя слабым и беззащитным. Все те смелые слова, которые я говорил себе ночью, при свете дня растаяли, словно туман. Больше того - они показались мне просто бредом. В самом деле, ну как я могу подойти к Ирине и пригласить ее на свидание? Она же вечно окружена подружками… И если даже представить такой фантастический вариант, что Ира останется одна, то как мне - мне! - подойти к ней и заговорить?
Нет, это было совершенно невозможно.
И в то же самое время невозможно было не подойти. Где-то в тайных уголках подсознания сидело мое истинное "я" - смелое и решительное. Каждый день оно неустанно твердило: "Ты должен подойти к ней! Это твой последний шанс стать настоящим мужчиной!"
Короче говоря, жизнь превратилась в сплошную нравственную муку. Подойти нельзя. Не подойти - тоже нельзя. Ни о чем другом я уже больше и думать не мог.
И вот однажды, на большой перемене, Ирина не вышла вместе со всеми в коридор, а осталась в классе. Она что-то быстро писала в тетрадь.
А вокруг никого не было.
На ватных, подгибающихся от страха ногах я подошел к Ирине.
- Ира! - Во рту мгновенно пересохло. - Можно с тобой поговорить?
Она подняла голову и посмотрела на, меня, как на идиота.
- Ну, говори.
- Можно я тебя сегодня провожу домой?
- Ты что, Руднев, больной? - спросила она недоброжелательно.
- Пожалуйста, Ира, - выдавил я из себя.
Ее глаза недобро блеснули.
- Хорошо, - усмехнулась она, - но при одном условии: ты перепрыгнешь через "океан". Тогда я не только позволю себя проводить, но еще и схожу с тобой в кино.
"Океаном" называлась большая лужа за школой, которая не высыхала круглый год. Это уже была даже не лужа, а маленький пруд с илистым дном.
Когда закончился последний урок, я пошел к "океану". Стоял весенний солнечный день. Ирина с подружками смотрели на меня из открытого окна класса.
- Давай, Руднев, - крикнула она, - продемонстрируй нам свои способности!
Подружки, естественно, засмеялись.
Я положил сумку на землю, прикинул на глаз, где самое узкое расстояние, разбежался как следует и… плюхнулся прямо лицом в грязь. Ирина решила зло подшутить. Кто-то по ее приказу натянул поперек лужи тонкую леску, о которую я и споткнулся.
Весь в грязи, я поднялся на ноги. Мне казалось, что вся школа, высунувшись из окон, хохочет надо мной. Противная склизкая жижа стекала по лицу.
Ну нет, так просто я не сдамся!
Стиснув зубы, я снова разбежался и перепрыгнул эту проклятую лужу.
Хохот мгновенно прекратился. Я поднял с земли сумку и, не оборачиваясь, поплелся домой.
Дома я, наверное, часа два простоял под горячим душем, смывая с себя грязь и обиду. А на следующий день опять подошел к Ирине.
- Я выполнил твое условие.
- И что? - спросила она напряженно.
- А то, что ты идешь со мной в кино.
И вечером мы пошли в кино. На последний сеанс.
Показывали веселую французскую комедию. Ирина смеялась вместе с остальным залом, а я сидел рядом и мучительно решал сложную задачу: брать мне ее за руку или не брать?.. Так я прорешал эту задачу до конца фильма.
А когда мы вышли из кинотеатра, нам преградили дорогу мои старые враги: Скальпель, Паля и Роня.