Нынешнее искусство не может быть искусством холодного камня, бронзы или холста. Оно может быть только искусством живого тела, искусством жить. Единственным искусством, которое будет мерой человека в космосе, которое уведет его к звездам и дальше, будет эротизм.
Выразительный голос Марио взбадривал Эммануэль, как удары хлыста.
- Есть ли, спрашиваю вас, искусство более острое, более яркое, чем то, которое берет человеческое тело и делает из этого произведения природы свой собственный шедевр? Легко созданное из мрамора или путаницы штрихов не может оспаривать авторство у Вселенной. Но человек! Взять в свои руки не как гончарную глину, не для того, чтобы почувствовать строение, ощупать контуры вещества, не для того, чтобы любить, но взять именно для того, чтобы похитить его, увести от этого дурацкого ощупывания скорлупы, в которую он заключен, "вырвать из нее, отбросить привычную точку зрения, изменить, как у лабораторного животного, наследственность, пересоздать его! Сделать человека снова свободным, чтобы он познал новые, собственные законы, законы, которые управляют не молекулами и кометами, законы, освобождающие его от недостатка энергии и увядания плоти. Это даже не искусство - это сам Разум... Он быстро подошел к окну, выходящему на канал.
- Взгляните, - сказал он. - Пропасть не между живым и неодушевленным. Мир делится иначе: на знающих и на все остальное на свете. Этот полицейский и эта собака - они не отличаются от дерева и водорослей, которые точно такие же, как вода и камень. Но другие, посмотрите на них, украшенных своими лохмотьями, на тех, кто гребет в лодках или размышляет о чем-то, с их упрямством, с их короткими волосами, с их скрещенными пальцами... Вот человек! Надо неистово любить человека, чтобы уметь ненавидеть природу!
И почти неслышно он прошептал: "Люди, люди мои, как я люблю вас, идущих в такие дали..."
Чуть ли не с испугом Эммануэль спросила:
- Значит, единственная для вас любовь - это любовь вопреки природе?
Она постаралась смягчить вопрос улыбкой, хотя и без этой предосторожности он не мог уколоть Марио, поток слов не остановился:
- Это прописная истина. И плеоназм. Любовь всегда - вопреки природе. Она антиприродна по сути. Это бунт против мирового порядка. Стать человеком - это значит с веселым смехом убежать из рая, натянуть нос Господу Богу.
- И вы называете все это моралью, - усмехнулась Эммануэль.
- Мораль - это то, что делает человека человеком, а не оставляет его связанным, пленным, рабом, евнухом или шутом. Ведь любовь изобретена не для унижения, не для закабаления, не для того, чтобы морщиться от отвращения. Это не кино для бедных, не транквилизатор для нервнобольных, не развлечение, не игра, не наркотик, не погремушка для ребенка. Любовь, искусство плотской любви - единственная человеческая реальность, это подлинное пристанище, твердая земля, единственно истинная часть жизни. Вспомним слова Дон Жуана: "Все, что не любовь, находится для меня в другом мире, в мире призраков. Я становлюсь человеком только тогда, когда меня сжимают в объятиях". Этот его возглас услышан и понят многими. Вы, кажется, сказали "аскетизм"? Для некоторых индусских сект эротизм связан с аскетизмом, аскетизм для них обязателен.
- А я думаю о любви как о наслаждении. И никогда не устаю от занятий любовью. Марио отвесил глубокий поклон.
- Я в этом не сомневался.
- Это аморально - получать в любви наслаждение? - поддразнила его Эммануэль.
- Я ничего подобного не говорил, - терпеливо стал разъяснять Марио. - Мораль эротизма - это наслаждение, становящееся моралью.