Не эксцессы наслаждения, а наслаждение эксцессами. Это не распущенность, а строгие правила. Это - мораль!
Эммануэль беззвучно зааплодировала:
- Браво! Это очень мило.
- Я говорю серьезно, - остановил ее Марио. - Эротизм - не учебник развлечений для общества. Это - концепция человеческой судьбы, мера, канон, кодекс, церемониал, искусство, школа. Это еще и наука, вернее, плод последней из наук. Его законы основаны на разуме, а не на вере. На доверии, а не на страхе. И скорее на вкусе жизни, чем на мистике смерти.
Он снова остановил жестом готовящуюся что-то ответить ему Эммануэль.
- Эротизм - продукт не декаданса, а расцвета. Он - инструмент нравственности и социального оздоровления, потому что он снимает покровы с сексуальной жизни. Я готов утверждать, что он - непременное условие нравственного развития, ибо помогает воспитанию характера, помогает освободиться из-под власти иллюзий и ведет к ясности и трезвости взглядов.
- Ну, это совсем чудно, - рассмеялась Эммануэль. - Вам кажется привлекательной эта картина? Куда приятней оставаться во власти иллюзий!
- Гнев, командующий тобою, стремление властвовать и подчиняться, сладострастие от того, что ты причиняешь муки или убиваешь, обольщение, желание, любовь к смерти или к страданию, стремление увековечить эти страсти - вот что я называю иллюзиями. Вас они привлекают?
- Сказать по правде, нет, - согласилась Эммануэль. - Но что должно меня привлекать?
- Я бы очень хотел, чтобы высшей добродетелью была страсть к красоте. В этом и заключено все. Все, что красиво, то истинно; все, что красиво, то справедливо; все, что красиво, то преодолевает смерть. Любовь к красоте делает нас другими, отличает от животных. Наши первые страхи, мысль о том, что земные соки поднимаются по нашим жилам, заставляют нас прижиматься лицом к земле, ползать в этой темной пустыне, где мы разместили своих богов. Чудо же красоты пробуждает в нас бунтующее любопытство и зовет нас к полету. Красота - это крылья мира. Без нее мы не могли бы оторваться от земли.
Марио остановился, но выражение лица молчащей Эммануэль словно бы вдохновило его, и он продолжал:
- Какой человеческий гений, более бдительный, чем Божий ангел, осеняет нас своим крылом?! Красота науки хранит нас от ужасов магии, красота разума внушает нам отвращение к мифам. Мир движется и над неподвижностью смеется. И в постоянном движении человек находит средство от всех кошмаров и химер.
Марио повернулся к Квентину, как бы призывая его в свидетели и, сделав рукой широкий округлый жест, продолжил свою лекцию.
- .. Ибо наша жизнь удивительно проста: нет другого долга, чем быть разумным, нет другой судьбы, кроме любви, и нет другого знака добра, кроме красоты.
Его лицо снова было обращено к Эммануэль. Он предостерегающе поднял палец:
- Но помните: красота открывается для вас не в законченных вещах. Красота - не результат, не земля обетованная, не рай после страданий. Она - богохульство в адрес молчащего Бога, вопрос, на который не отвечают, поход, который не кончается никогда. Она - вызов и усилие. Она - неотложность вызова и бесконечность усилий. Она равна героизму нашей судьбы.
Эммануэль улыбнулась ему сочувственно, и он, казалось, понял, что это ее трогает. Он взглянул на нее дружелюбно, но в то же время было видно, что он еще не вполне уверен, поняли ли его до конца.
- Красота не дарована человеку Богом, человек сам избрал ее, придумал, сотворил. Имя ее соблазнительно и поэтично. Она - надежда человечества, добродетель, рожденная людьми вопреки природе, рожденная среди отчаяния и одиночества, куда забросили людей ангелы и демоны.