- Ох, - вздохнул он. - Будь у меня хоть сотая доля таланта других, мадам, я бы рискнул пойти на это. Гений модели дополнил бы все остальное. К сожалению, я богат только чужим искусством. Мари-Анж вмешалась в разговор:
- Марио - коллекционер, ты еще увидишь какой! У него есть вещи, которые он привез из Мексики, Африки, Турции. Скульптуры, картины...
- Которые могут быть только напоминанием об искусстве истинном. Истинное искусство своим движением и отвагой побеждает мертвые образы. Мари-Анж, миа кара, - добавил он по-итальянски, - не обольщайся кусками коры, опавшей с древа жизни. Я храню их лишь как воспоминание, как сувениры от тех, кто страдал и погибал, оторванный от своего ствола, от своей листвы, кто был опустошен их дыханием, их разумом, их кровью. Иногда это художник, но чаще - то, что он изображает. Так что шедевром надо считать не портрет, а возлюбленную портретиста.
- Но если она умерла. Умершую?
- Нет, когда она умирает, что-то умирает и в этом портрете.
- Но картина-то остается жить вечно?
- Глупости! Любопытный хлам, самое большее - игра ума или ловко сделанная машина. Искусство существует только в том, что уходит: в гибнущей женщине, к примеру. Живопись - это разрушение ее тела. Искусство не может быть прекрасным в том, что остановилось, в том, что сохраняет неподвижность. Искусство внезапно. Всякая задуманная вещь рождается мертвой.
- Меня учили другому, - сказала Эммануэль. - "Жизнь коротка, искусство вечно".
- Да кто же заботится о вечности, скажите, пожалуйста, - резко прервал ее Марио. - Вечность не артистична, она уродлива. Ее лицо - это лик мертвых памятников. - Он вытащил платок, провел им по лбу и продолжал, чуть понизив голос:
- Вы знаете возглас Гете: "Остановись мгновенье! Ты прекрасно!". Но как только мгновение остановится, оно перестанет быть прекрасным. Все, что стремится красоту увековечить, умерщвляет ее. Красота - не обнаженное тело, а обнажающееся. Не звук смеха, а губы, которые смеются. Не следы карандаша на бумаге, а миг, когда сердце художника разрывается на куски.
- Но вы только что говорили, что художник - ничто в сравнении с моделью.
- Тот, кого я назвал художником, не обязательно, разумеется, скульптор или живописец. Конечно, и они могут быть художниками, если смогут овладеть сюжетом и разрушить его (он как-то выделил этот глагол "разрушить"). Но чаще всего модель сама выполняет эту миссию, художник только свидетельствует.
- Тогда что же такое совершенство? Где оно? - спросила Эммануэль с внезапной тревогой.
- Совершенство, шедевр - то, что происходит. Нет, я не правильно выразился. Шедевр - это то, что давно прошло.
Он взял руки Эммануэль в свои.
- Вы позволите мне на вашу цитату ответить другой. Она принадлежит Мигелю Унамуно: "Самое великое произведение искусства не стоит самой ничтожной человеческой жизни". Единственное искусство, которое заслуживает чего-то, это история нашей плоти.
- Вы хотите сказать, что самое важное - это способ, которым достигаешь чего-то? Что именно его надо понимать как шедевр, если хочешь не просто просуществовать свою жизнь?
- Ничего подобного я не думаю. Пытаться сотворять - себя или нечто другое - это все напрасный труд. Во всяком случае, если стремиться сотворить что-то прочное.
Он вдруг улыбнулся.
- Но то же самое происходит, по правде говоря, и с материалом более легким - из мечты, из грезы.