- Нет, но я прожила в Брундизии уже много лет.
- Я не прислушиваюсь к советам женщин.
Я пожала плечами и, устроившись поудобней, принялась молча ждать, однако Домициан жестом велел мне говорить дальше.
- Я не совсем уверена, о чем я должна говорить с тобой, цезарь, - сказала я довольно игриво. - Может, ты сам расскажешь мне какую-нибудь историю? Например, о своей славной победе над германцами при Тапах?
- Ненавижу рассказывать истории.
- Почему бы нет, ради разнообразия? Большинство мужчин утомляют меня, живописуя свои подвиги.
Не успела эта фраза сорваться с моего языка, как я тотчас пожалела о ней. Ибо совершила ошибку. Домициан не любил, когда ему напоминали о других мужчинах, которые были до него в моей жизни. Именно по этой причине я даже словом не обмолвилась о том, что у меня есть Викс.
Он впился в меня пристальным взглядом. У меня было такое ощущение, будто голова моя сделалась стеклянной, и сквозь это стекло ему отлично виден рыжеволосый мальчишка, которым заняты мои мысли. Где-то над головой прожужжала муха. Домициан тотчас выбросил руку с зажатым в ней пером, и в следующий миг на его кончике уже трепыхалось ее тельце. В таких случаях, он никогда не промахивался. Придворные любили пошутить об этой его охоте на мух и даже заключали пари, мол, сколько мух Домициан насадит за день на острие пера. Впрочем, за шутками этими всегда скрывался страх. Возможно, причиной было то обстоятельство, что это все-таки император. А может, и нет. Даже я сама, несмотря на всю откровенность моих речей, никогда не чувствовала себя рядом с ним до конца раскованной. И я так и не осмелилась рассказать ему о Виксе.
Я решила сменить тему разговора.
- Скажи, цезарь, ты скоро вернешься в Рим?
- Нет, лишь в Тиволи, следующим летом.
- И когда ты покинешь Брундизий?
- Зачем тебе это знать? - Он пристально посмотрел на меня, продолжая затачивать перо. - Хочешь от меня избавиться?
- Нет, я просто хотела бы избавиться от всех этих сикофантов в моей гостиной. Только сегодня утром через нее прошел настоящий их поток, и все как один хотели, чтобы я их выслушала. Сенаторы, которые желали бы видеть себя губернаторами провинций либо просили должности для своих сыновей. Поэты, которые сочиняют мне стихи, в надежде, что я их исполню. Старые солдаты, мечтающие получить место в дворцовой гвардии, и даже юноши, которые по молодости лет наивно считают, что нет подвига доблестнее, нежели украсть у императора его любовницу. Если ты думаешь, что мне нравиться вечно быть в центре всеобщего внимания, то уверяю тебя, нет ничего более тоскливого и утомительного. Я бы даже сказала, что это слегка печально. Ловить на себе эти жадные взгляды. Нет, это не по мне.
- Не переживай, - ответил Домициан, прерывая мои излияния. - Как только ты мне наскучишь, сикофантов словно ветром сдует. Полагаю, ты не слишком обрадуешься, когда для тебя настанет этот день.
- Отчего же?
- Когда-то я ценил в женщинах честность. Боюсь, настало время пересмотреть это свое мнение.
- Мне уйти, цезарь?
- Нет. - Он резко приблизил кончик пера к моему лбу, затем обвел им контуры моего носа, моих губ. - Иди ко мне.
Как любовник он был резок и чужд всякой чувствительности. До сих пор я не заметила за ним никаких извращенных потребностей. Более того, у него была единственная просьба: "Будь добра, только не изображай экстаз. Меня это отвлекает". Он был полноват, однако подвижен, грудь его поросла упругими завитками седых волос - в общем, для своих сорока лет он был еще полон сил. В постели большинство мужчин кажутся мне полными ничтожествами. О Домициане я такого сказать не могла.
Наконец он отпустил меня, и я потянулась за туникой.
- Скоро начнет светать, - сказала я. - Мне пора.
Домициан откинулся на подушку. Взгляд его оставался непроницаем.
- Верно, пора.
Я была певицей и потому привыкла читать мысли аудитории. А до этого я была шлюхой и умела читать мысли мужчин. Однако я смотрела на Домициана, и не имела ни малейшего представления о том, о чем он думает. Мне доводилось видеть, как он равнодушным росчерком пера подписывал смертные приговоры. Мне доводилось видеть, как он, запрокинув голову, усмехался какой-то неожиданной шутке. Я делила с ним ложе, я заглядывала в черные глаза, что смотрели на меня с другой подушки, и понимала, что ничего не знаю о нем.
Я завязала сандалии, взяла лиру и выскользнула в коридор. За моей спиной тени, отбрасываемые лампой, нарисовали на стене резко очерченный нос и полуопущенные веки, скрывавшие под собой пронзительные Домициановы глаза. "Постельная борьба", как он, бывая в шутливом настроении, называл то, чем мы занимались в постели, была окончена. Его внимание было полностью сосредоточено на свитках.
Было ли с ним легко? Нет. Нравился ли он мне. Наверно, тоже нет.
По крайней мере, с ним не было скучно.
Меня редко вызывали во дворец утром, однако когда после завтрака в дверь моей комнаты постучал вольноотпущенник, я не стала вступать в пререкания. К моему великому удивлению во дворце меня провели не в опочивальню, а в библиотеку, где мой высокородный любовник сидел за столом, наполовину скрытый от меня горой документов.
- Входи, - бросил он мне, скрепляя императорской печатью какой-то документ. - И закрой дверь.
Разговор, который за этим последовал, был коротким и деловым, что не мешало ему стать для меня потрясением. Когда вольноотпущенник проводил меня за дверь, на губах его играла усмешка, и я была готова поспорить, что весь Брундизий вскоре будет перешептываться о том, что император наконец-то заплатил своей шлюхе отступные. Впрочем, что еще ожидать от какой-то там певички, да к тому же еврейки? Шагая через атрий, я прикрыла лицо покрывалом, и передо мной расступалась толпа рабов и всевозможных прихлебателей, каких всегда было полно во дворце. Но тут меня поджидало второе потрясение, и я, можно сказать, столкнулась с ним нос к носу. Оно предстало передо мной в шелковых одеждах и источало крепкий запах мускуса.
- Смотри, куда идешь! - Она грубо оттолкнула меня и прошла мимо.
- Достопочтенная Лепида?
- Да, а что?
Она повернулась и впервые посмотрела мне в глаза. Я убрала с лица покрывало. Она тотчас пошла красными пятнами, я же ощутила неестественное удовлетворение от того, что на мне новое платье из шелка янтарного оттенка, украшенное по подолу каймой золотой вышивки.
- Тея? - Ее взгляд скользнул к янтарным бусам у меня на шее, к топазам в моих ушах, к небольшой золотой диадеме, которая удерживала мою прическу. - Что ты здесь делаешь?
Мне было видно, как завертелись мысли в ее голове, точь-в-точь как спицы колесниц на бегах.
- Я здесь работаю, - ответила я и махнула рукой, чтобы ей стали видны золотые перстни на моих пальцах. - А тебя какими судьбами занесло в Брундизий?
- Я приехала проведать пасынка. Он только что вернулся из Германии. Впрочем, это тебя не касается.
- Но Павлина сейчас нет во дворце! - Я тряхнула головой, и серьги в моих ушах заплясали, играя гранями топазов. Мне ничуть не было стыдно, что изнутри меня душило злорадство. - Насколько мне известно, он отбыл по делам в казармы преторианской гвардии и вернется лишь завтра.
- А откуда тебе это известно? И что вообще ты делаешь во дворце, Афина? - Лепида одарила меня колючим взглядом и гордо вздернула подбородок. Мы с ней уже начали привлекать к себе взгляды, и она поспешила понизить голос.
- Префект Норбан близкой друг самого императора, и если он услышит, как ты разговариваешь со мной…
- Ну и что? Павлин и мой близкий друг тоже. Так что, думаю, он простит меня…
Я воспользовалась своим ростом, чтобы посмотреть на нее сверху вниз. Надо сказать, что и сейчас этот трюк сработал столь же хорошо, что и в прошлом. Если даже не лучше, потому что на этот раз мое платье не уступало в роскоши ее наряду, а украшение были даже дороже, чем у нее.
- Что же касается императора, то он простит мне что угодно. Кстати, ты случайно не к нему направляешься? К сожалению, сейчас он занят, изучает планы строительства новой гавани. Быть императором - значит, почти не иметь свободного времени, - я даже притворно вздохнула в знак сочувствия. Полная матрона в сиреневом шелковом платье покосилась в нашу сторону и, прикрыв рот ладонью, что-то прошептала своему супругу. - Быть в постоянных заботах, в постоянных трудах. Впрочем, нашего императора это, похоже, не слишком тяготит. Так что, тебе лучше прийти завтра.
С этими словами я развернулась, как будто и впрямь собралась идти дальше.
В следующий миг мне в руку впились острые ногти.
- Что ты хочешь этим сказать! Можно подумать, ты знакома с императором.
- Представь себе, что знакома. Более того, он мне предан, - я улыбнулась. Каждое мое слово было подобно острой стреле и каждое било в цель. Я нарочно повысила голос, что окружающие слышали наш разговор. Кое-кто из стоявших в стороне ликторов покосился на нас. - Как, неужели ты не слышала? Афина, новая певчая пташка нашего императора. Она же его новая возлюбленная! - Я резко развернулась, колыхнув складками дорогого наряда. - Между прочим, это я.
Лепида позеленела от злости. Раньше я ничего подобного не видела, и потому наблюдала за ней с неподдельным интересом. Лицо Лепиды напоминало незрелый сыр. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, затем снова закрыла, и так еще пару раз, как будто потеряла дар речи. Впрочем, я так и не дала ей ничего сказать, ибо вытащила свою последнюю и самую острую стрелу. Теперь уже все, кто находился в атрие, не стесняясь смотрели в нашу сторону.
- Более того, когда император удалится на лето в свою виллу в Тиволи, он, между прочим, возьмет с собой и меня.