Взгляды всех до единого присутствующих обратили в мою сторону. Не иначе как гости пытались понять, что он во мне нашел. В том, что император проявил интерес к певице, не было ничего из ряда вот выходящего. Странно другое: почему он просто не велел мне прийти к нему после пира. Как это не похоже на Домициана: заставлять именитых гостей ждать, пока он завершит беседу с рабыней. Да что там! Даже просто вести с ней беседу! Ведь не для кого не секрет, что женщины ему нужны только в постели. Беседы с ними не в его духе.
Тем не менее он проговорил со мной добрую половину ночи, как будто в целом мире, кроме меня, никого не было. Внезапно я оказалась в центре всеобщего внимания. Вид у гостей был сонный, что, однако, не мешало им сгорать от любопытства.
- …моя дорогая Афина…
- …какой великолепный голос…
- …лучшая певица в нашем городе…
- Довольно! - оборвал поток комплиментов Ларций и поспешил встать со мной рядом. - Ночь была долгой. Живо домой, дитя мое.
Мне на плечо легка холеная рука с маникюром; я обернулась. Позади стоял императорский вольноотпущенник, судя по одеждам, придворный чиновник.
- Достопочтенная Афина? - спросил он меня. Голос выдавал в нем образованного человека.
В зале воцарилась звенящая тишина. Ага, значит, я уже достопочтенная.
Дворцовый чиновник нагнулся и шепнул мне на ухо. Я кивнула. Он отвесил низкий поклон. Так обычно кланялись самому императору - или тем, кто к нему близок.
Глава 17
Тея
- Уже целый месяц, и никаких признаков того, что она ему надоела! - вполголоса заметила рабыня за дверями моей спальни. Она только что вынесла от меня целый ворох платьев. В коридоре ей повстречались две прачки, и все трое тотчас принялись обмениваться сплетнями. В течение месяца в доме претора Ларция все только и делали, что перемывали мне косточки.
- Я слышала, что он взял себе наложницу из заведения Ксанты, - это в разговор вступила еще одна рабыня.
- Верно, но не прошло и часа, как отправил ее назад. Зато Афина проводит с ним все ночи напролет.
- А ведь она не такая уж и красавица! Интересно, что он в ней нашел?
Согласна. Для меня это тоже загадка.
- Почему? - спросила я как-то раз у Домициана, но он лишь пожал плечами. Он посылал за мной раз в пять в неделю, а то и больше. Я обычно оставалась у него на ночь, а утром, зевая, возвращалась пешком в дом Ларция.
- Тсс! Она услышит, - голос принадлежал прачке.
- Не бойся, не услышит. Она не сомкнула глаз всю ночь, а чем они там занимались, ведают только боги. Так что она проспит самое малое до полудня.
На самом же деле я, распустив по плечам волосы, сидела в постели в просторном греческом хитоне, который служил мне ночной сорочкой, и задумчиво жевала кончик пера, пытаясь сочинить песню. Домициану нравилась моя музыка - та, которую я сочиняла сама.
- В один прекрасный день ты сочинишь что-нибудь по-настоящему великое. - Это была его обычная похвала.
- Представляешь? Он ведет с ней беседы! Не удивлюсь, если она дает ему советы. Этакий голос за троном, и все такое прочее.
Я про себя расхохоталась. Ни о каком влиянии на Домициана не могло быть и речи. Это он дал мне понять в самый первый вечер.
- Только не вздумай вмешиваться в придворные дела, - невозмутимым тоном произнес он, когда я впервые получила приглашение к нему во дворец. - Я не спрашиваю у женщин совета и во всем придерживаюсь следующих правил: никогда не гневи богов и не делай ставки на гладиаторов.
О последнем правиле мне уже было известно.
- Как вы думаете, она ему скоро наскучит? - а это уже была рабыня.
Даже если и скоро, то безбедное будущее мне обеспечено. В Брундизии найдется не один десяток мужчин, которые наверняка пожелают услышать голос, который заворожил повелителя целого мира. Куда бы я ни пошла, на меня как из рога изобилия сыпались комплименты и поздравления. Один лишь Ларций, похоже, не разделял всеобщей радости.
- Мне больно видеть все это, дитя мое, - в его голосе слышались тревожные нотки. - Ты певица, артистка, а не гетера.
- Император это понимает. Он даже подарил мне струны для моей лиры! Мне их теперь хватит до старости.
- Держись как можно скромнее. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.
Я улыбнулась. Какая-то часть этой улыбке была позаимствована у моего сына, но что поделать, я не смогла сдержаться. Ларций вздохнул.
- Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь. Ты пропускаешь важные приглашения. Центурион Денс и достопочтенная Корнелия Прима просили тебя спеть на свадьбе их старшей дочери. Напоминаю, что они всегда были главными почитателями твоего таланта.
- Скажи им, что я не могу.
Домициан не любил делить меня с кем-то еще. В некотором роде это было даже приятно. Император заметил меня, выделил из ряда других артистов, так что теперь мне нет необходимости выступать перед первым, кто поманит меня пальцем. Теперь я могла петь лишь для него.
Мелодия, которую я пыталась сочинить, наконец оформилась у меня в голове и плавно перетекла на мое перо. По-моему очень даже красивая мелодия. На нее хорошо ляжет один греческий стих, который я знаю наизусть. Кто знает, вдруг император на этот раз расщедрится на похвалу.
- Не скажу, что я в восторге, однако неплохо.
- Тея! - ко мне в комнату вбежала Пенелопа и, увидев меня, сердито тряхнула седыми локонами. - Тея, твой несносный мальчишка снова подрался с сыном Хлои.
К тому моменту, когда я, в одной ночной сорочке, добежала до конца коридора, дом уже наполнился возмущенными криками Викса.
- Он назвал мою мать дешевой шлюхой!
Мой сын и сын Хлои кругами ходили по атрию, замахиваясь друг на друга.
- Неправда, никакая она не дешевая! Она очень даже дорогая! Ей цены нет! Это твоя мать готова на все задаром!
И они, сцепившись, рухнули вдвоем в бассейн в центре атрия. Впрочем, вскоре Викс вскочил на ноги - отплевываясь, что-то сердито бормоча и потрясая кулаками. Я схватила его за руку и, вытащив из бассейна, заставила извиниться за свои слова, после чего потащила вслед за собой по коридору.
- Смотрю, у тебя слишком часто чешутся кулаки. Что такого сказал тебе сын Хлои?
- Он сказал, что ты Домицианова шлюха!
- Так оно и есть, да, я Домицианова шлюха, Викс, - с этими словами я затащила его к себе в комнату.
- Но он еще сказал, что никакая ты не певица. Сказал, что ты за медную монету готова на что угодно. Сказал…
- Это не оправдание. А теперь нагнись-ка.
Я достала видавшую виды розгу, и Викс испустил леденящий душу вопль.
- Викс, успокойся. Я еще даже не прикоснулась к тебе.
- Тогда давай поскорее заканчивай с этим делом, - ухмыльнулся мой несносный сын.
Я всыпала ему около дюжины раз по его мокрому мягкому месту. Он орал так, будто его резали. Не скажу, чтобы он терпел настоящие мучения. Скорее, криком он показывал свое несогласие. Впрочем, я тоже устроила ему порку скорее для острастки, а не потому, что была на него сердита. Просто мне нужно было доказать самой себе, что я строгая, но справедливая мать.
- Даже если ты Домицианова шлюха, какая мне от этого польза? - спросил Викс, выпрямляясь и потирая зад. Я отложила розгу в сторону. - Он возьмет тебя вместе с собой на игры? Я бы не отказался посмотреть на гладиаторов! Представляешь, я бы сидел в императорской ложе рядом с самим…
- Ты не пойдешь ни на какие игры.
- Пойду, вот увидишь! Потому что, когда вырасту, я тоже стану гладиатором!
- Забудь об этом. Никаким гладиатором ты не станешь!
У моего народа есть поговорка, что грехи родителей ложатся на плечи детей. Раньше мне казалось, что это все ерунда. И вот теперь, ну кто бы мог подумать!
- Что ж, неплохая песня, - произнес император. - Не такая слащавая, как обычно.
- Я так и думала, что ты это скажешь, - ответила я, откладывая лиру.
- Тебе так важно мое мнение?
Было уже поздно. Факелы горели тусклым светом, и императорскую опочивальню наполнили тени. Это была очень простая опочивальня, я бы даже сказала, скромная, - воплощение непритязательных вкусов Домициана: никаких шелковых занавесей на стенах, никаких бархатных подушек на ложе, никаких драгоценных камней в глазах небольшой мраморной статуи Минервы в углу.
Я протянула руку за моей ночной сорочкой, натянула ее на себя через голову и, лишь облачившись в нее, сбросила с себя одеяло. Домициан не любил, чтобы я долго оставалась обнаженной, даже в постели.
- Не позволю ни одной женщине расхаживать по моей спальне, словно Клеопатра, в чем мать родила, - как-то раз заявил он. - Если только я сам не потребую, чтобы ты разделась, ты должна быть одета, как и всякая уважающая себя женщина.
С этими словами он потянулся за своими свитками. Свет ламп проникал сквозь жиденькие волосы на его темени. Надо сказать, эти поредевшие волосы были самым больным местом Домициана. Это я уже давно поняла.
Император склонился над свитком, и брови его нахмурились. Впрочем, я бы не сказала, что сегодня он был по-настоящему хмур, - скорее, наоборот, пребывал не в самом худшем своем настроении.
- Планы по строительству новой гавани? - спросила я. - Или новой арки?
Куда бы Домициан ни приезжал, его приезд сопровождало бурное строительство. Строились гавани и дороги, возводились храмы, арки и акведуки - и все это во славу божественных Флавиев.
- Гавани.
- Ее строительство идет слишком медленно.
- Инженеры говорят, им нужен еще один год. А по-моему, все три.
- А я бы сказала, что все четыре. Ауспиции предсказали еще одно наводнение.
- Ты хочешь сказать, что разбираешься в гаванях лучше, чем я?