- А кто, скажи, способен понять императора? Император, мой сын, это человек, привыкший к абсолютной, почти божественной власти. Человек, который готов делать добро для тысяч людей, порой неспособен сделать добро для одного-единственного человека. Даже лучшие из императоров таковы. Божественный Август, наш предок. Домициан не Август. Он коварен и, как и все Флавии, переменчив в настроении. И он не бог. Я наблюдал восьмерых человек, носивших императорский пурпур, и Домициан носит его лучше остальных. В детстве я не видел в нем никаких выдающихся задатков, однако он оказался лучше иных правителей, которых я повидал на своем веку, и хорошим полководцем. - Марк посмотрел на сына. - Ты сделаешь кое-что для меня, Павлин Август?
- Все, что пожелаешь, мой господин, - учтиво отозвался его сын.
- Обещай мне присмотреть за Лепидой. Мне не хочется оставлять ее одну, но я должен через две недели вернуться в Сенат. Нужно, чтобы кто-то был с ней рядом.
- Можешь положиться на меня, - торжественно ответил Павлин и, приняв стойку гвардейца, вскинул в салюте руку с зажатой в ней гроздью. Впрочем, поняв комичность момента, тотчас поспешил переложить гроздь в другую руку и едва не потерял при этом равновесие. - Можешь рассчитывать на меня.
- Я не смею просить о большем, - улыбнулся Марк. - Что скажешь, если я вместо этого ужасного винограда предложу тебе выпить хорошего вина?
- Как пожелаешь, сенатор.
Сцепив за спиной руки, они вышли из атрия, ровное плечо сына касалось изуродованного отцовского плеча.
Лепида
Мне было суждено стать любовницей императора.
"Лепида Поллия - любовница императора". Согласитесь, это звучит куда внушительнее, чем "Лепида Поллия - супруга сенатора".
С того самого мгновения, когда я положила глаз на императора Домициана, я знала, что он будет моим. Все, что мне нужно было сделать, - это заполучить его себе.
- Моя жена, цезарь, - представил меня Марк на моем первом пиру в обществе Домициана. - Лепида Поллия.
Я низко поклонилась.
- Господин и бог, - сказала я. Он любил, когда к нему так обращались: господин и бог. Я тоже не отказалась бы, чтобы меня называли повелительницей и богиней. Да, мне это очень бы нравилось.
Я наблюдала за ним весь вечер, пока Марк бубнил что-то там о налогообложении. Внешне Домициан довольно привлекателен. Высок. Широкоплеч. Краснощек. В нем сразу бросается в глаза военная закалка, но держится он совсем не натянуто, не то что Павлин. Он был сдержан в общении с нобилями, смеялся вместе с полководцами. Что касается императрицы, то он обращал на нее внимания не больше, чем на какую-нибудь статую.
Но она мне не единственная соперница. До меня доходили слухи о Домициане и его племяннице. Если эти слухи верны, если Юлия действительно увела его от некогда обожаемой жены, - то в ней должно быть нечто действительно неповторимое, чего нет у других женщин.
Я наблюдала за ней весь вечер и не нашла ничего примечательного. Настоящая женщина-ребенок. Худенькая. Плоскогрудая. Молчаливая. Огромные глаза. Трогательная. И очень странная. Просидев на ложе, скорчившись как заяц, почти два часа, она неожиданно встала и, что-то бормоча себе поднос, направилась в дальний конец комнаты. Разговоры тотчас стихли, а императрица встала, взяла ее за руку и отвела обратно к пиршественному ложу.
- Ешь, Юлия! - властно приказал Домициан, и она набросилась на блюдо с едой как изголодавшийся пес, набивая рот так, что у нее раздулись щеки. Ни на мгновение она не сводила со своего дяди круглых бесцветных глаз, как будто боясь, что он ударит ее столовым ножом. Домициан снова повернулся к командирам легионов и до конца вечера так больше ни разу и не посмотрел в ее сторону. После этого я тоже перестала наблюдать за ней. Вскоре она совсем прекратила бывать на обедах у императора. Маленькое странное забитое существо.
Марк - не знаю, почему, - относился к ней сочувственно.
- Она всегда была такой болезненной, - сказал он однажды вечером, когда Юлия в течение всего ужина сплевывала пережеванную пищу в кубок с вином и, когда кто-нибудь пытался с ней заговорить, несла какой-то вздор. - Бедняжка Юлия.
- Бедняжка Юлия, - согласилась я. Странная и безумная. Даже если император раньше и проявлял к ней интерес, то сейчас он явно остыл. Пришла пора обзавестись новым предметом интереса. У него было много любовниц, но ни одна не задерживалась надолго.
А вот я задержусь.
- Лепида, - произнес Домициан, и его темные глаза задержались на моей пурпурной шелковой столе, чуть более светлой, чем его собственный плащ. - У тебя сегодня царственный вид.
- Благодарю тебя, господин и бог. - Вместо того чтобы смущенно отвести взгляд, я смело посмотрела ему в глаза.
- Ты поешь, Лепида? - неожиданно спросил он какое-то время спустя, глядя на меня с противоположной стороны пиршественного стола.
Головы присутствующих тотчас же повернулись в мою сторону. В зале стало тихо.
- Нет, бог и повелитель, - ответила я низким сочным голосом, который отрабатывала еще с детства.
- Жаль, - сказал император и отвернулся. Затем щелчком пальцев подозвал слугу с графином вина.
Я подалась вперед и произнесла:
- Говорят, что боги имеют совершенный музыкальный слух.
Домициан пристально посмотрел на меня. Я же небрежно перевернулась на спину, чтобы одарить своим вниманием соседа справа, молодого народного трибуна, который от волнения чуть не опрокинул свой кубок с вином.
Кроме взгляда императора я поймала на себе еще один взгляд, долгий взгляд темных глаз императрицы. Притворно веселый взгляд. Но я видела, что на самом деле она пышет ревностью.
На следующей неделе в нашем доме появился императорский вольноотпущенник в белых одеждах и с золотыми браслетами на руках. Он объявил, что меня одну, Лепиду Поллию, приглашают завтра вечером на ужин к императору. Зевнув, я поблагодарила его, как будто таких предложений получала раньше не одну сотню, и как только он с поклоном вышел за порог, подпрыгнула и принялась приплясывать от радости, кружась по всему атрию как ополоумевшая от счастья девчонка.
Однако танцевать от счастья долго не следует. Нельзя терять ни минуты. Нужно приступить к подготовке "женского арсенала". Как подкрасить глаза? А губы? Надеть ожерелья розового жемчуга, подаренные Марком в день свадьбы, или же отдать предпочтение сапфирам? Благовоние из мускуса или розового масла? Я перемерила все мои наряды и довела до слез эту бестолковую дурочку Ириду, прежде чем остановила выбор на платье кроваво-красного оттенка, золотых браслетах и диадеме из рубинов. Изысканно, чувственно, соблазнительно…
- Лепида!
- Я отдыхаю, Марк, - ответила я, в душе предаваясь мечтаниям об ожерелье из драгоценных камней, которым Домициан, возможно, украсит мою шею, пока Ирида покрывала ногти у меня на ногах ярко-красным лаком.
Мой муж распахнул дверь, и я торопливо изобразила нежную улыбку.
- Марк? Что случилось?
- Ты получила приглашение на ужин? - резко оборвал он меня. - От императора?
- Да… да. Получила. - Кто же из рабов проболтался? Я не собиралась говорить Марку о приглашении. Ему лучше оставаться в полном неведении.
- Ты собираешься идти? - Он обвел внимательным взглядом мои бутылочки с румянами и благовониями, открытый ларец с драгоценностями, наброшенные на стул платья.
- Как же я могу отказать императору, Марк? - произнесла я своим самым нежным тоном.
Он протянул руку и провел пальцем по моей щеке.
- Ирида! - обратился он к моей рабыне. - Отнеси записку управляющему и скажи, чтобы он немедленно передал ее во дворец. Госпожа Лепида заболела.
Я рывком присела на ложе.
- Что?
- Она настолько больна, что немедленно отправляется в Брундизий в надежде на то, что морской воздух поправит ее здоровье.
- Марк, ты не можешь!..
- Нет, могу! - сказал он и снова провел пальцем по моей щеке. - Могу.
После этого он долго объяснял мне, что я слишком молода и невинна и не понимаю, что кроется за подобным предложением. Что пора перестать ходить на званые ужины и следует отправиться вместе с ним в Брундизий, чтобы этим летом повидаться с Павлином. Что таким образом император скоро забудет обо мне.
- Нет! - вскричала я и набросилась с упреками на Марка, и когда это не сработало, я принялась ласкаться к нему, покрывая поцелуями его морщинистое лицо, и когда это тоже не сработало… Почему это не сработало? Почему?
- Извини, Лепида, - повторил он, когда я забралась в паланкин, который должен был отнести меня к Аппиевой дороге, а затем в сторону Брундизия.
Извини? Но он даже нисколько не огорчился.
Было еще не слишком поздно. Пока еще. Я все еще могла уговорить его не отвозить меня в Брундизий.
- Ирида! - позвала я, отворачиваясь от окна спальни, выходившего на лазурные воды гавани Брундизия. - Принеси мне светло-розовую столу и розовый жемчуг. Благовоний не надо, он их не любит. Скажи управляющему, что мне нужны свежие цветы, пусть поставит их в вазы во внешнем триклинии, лилии и розовые розы. Лютнистов пусть посадит в алькове. Ужин будет простой, никаких изысков, ты же знаешь, он любит простую пищу…
- Ловишь рыбок, Сабина? - с улыбкой спросил Марк, глядя на дочь, которая, стоя на коленях возле садового фонтана, водила пальчиками по поверхности воды.
- Глажу их, - ответила девочка. - Пытаюсь погладить, - тут же поправилась она.
- Давай я тебе помогу, - предложил девочке отец и тоже опустился на колени рядом с ней. - Я буду гнать рыбок на тебя, и тогда ты сможешь их погладить. Только будь осторожна.
Сабина провела пальчиком по спинке карпа. Тихий и задумчивый ребенок, эта Сабина. Иногда перевозбуждения вызывали у нее припадки.