ЧАСТЬ 2
ЮЛИЯ
В храме Весты
Гай мертв. Казнен по обвинению в измене. Мой муж, мой двоюродный брат. Мертв.
Мне нужно быть осторожной. Когда стражники уводили его, Гай осуждающе сверлил меня глазами. Я осталась одна.
- Новые рубины, Юлия? - спросил меня Марк в следующий свой приход.
- Подарок. - Ожерелье стягивает мне горло, нитка с огненно-красными камнями. - Подарок моего дяди. - Ему нравится, когда я одета в красное. - "Моя жена носит зеленое, - как-то раз признался Домициан. - Я ненавижу ее. Ты должна носить красное".
- Он преподнес тебе камни в знак извинения, - тихо пояснил Марк. - Тем самым он дает тебе понять, что не хочет перекладывать на тебя грехи Гая.
- Грехи? Какие грехи? - Мой голос прозвучал пронзительно громко. Слова извергались из меня, вылетали ураганом, и когда я поведала о голосах, доносящихся из тени, о глазах, наблюдающих за мной из углов, лицо Марка приняло озабоченное выражение. Он заставил меня сесть на мраморную скамью атрия и заговорил совсем о другом. Он стал великим утешением для меня. Иногда он напоминает мне отца.
- Ты горюешь о Гае, - сказал Марк. - Никто не попрекнет тебя за твое горе.
С Гаем мне всегда было нелегко. После двух недель брака он стал спать на отдельной кровати, и мы встречались с ним только за обедом, где он странно смотрел на меня. И неожиданно до меня доходило, что я снова бормочу что-то невнятное себе под нос и грызу ногти до крови. Он злился на меня, когда я отказывалась есть, хотя стол был накрыт в его новом роскошном триклинии, стены которого украшали позолоченные изображения животных.
- Я вижу их глаза, - тихо произнесла я. - Они смотрят на меня.
- О боги, Юлия!
Но я всегда видела эти глаза. Чаще всего - глаза моего дяди. Он велит мне называть его дядей, а не господином и богом.
- Даже господин и бог должен иметь того, кто его не боится.
Но я боюсь его. Ведь он и бог, и господин, во всяком случае, моего мира.
- Они как аспиды, - задумчиво сказала я Марку. - Его глаза такие черные, как аспиды.
Лицо Марка снова приняло недоуменное выражение.
- Скажи… Ты здорова, Юлия?
Веста, святая мать, богиня дома и очага. Как я завидую твоим жрицам-весталкам в белых одеждах, к которым мужчины под страхом смерти не смеют даже прикасаться. Я тоже хотела бы стать весталкой. В храме я всегда буду в безопасности, там я не буду видеть никаких глаз.
Веста, храни меня. У меня нет веры ни в кого, кроме тебя.
Глава 8
Лепида
88 год н. э.
Даже новые жемчуга не утешили меня.
- Убирайся! - вскричала я и швырнула в Ириду флакон с благовониями. - Терпеть не могу твою глупую рожу! Ступай прочь!
Рабыня с плачем выбежала из комнаты. Что за тупое никчемное создание! Каждый раз, прикасаясь к моим волосам, она превращала их в стог сена. Я бы с радостью отправила ее на невольничий рынок и нашла себе новую служанку, вот что бы я сделала. Жена сенатора достойна более расторопной и ловкой рабыни.
Но что из того, что мои волосы похожи на стог сена? Какое это имеет значение, когда здесь некому смотреть на меня?
- Лепида! - услышала я знакомый стук в дверь. - Я слышал какой-то звук. Мне показалось, будто что-то упало.
- Это всего лишь упал флакон, Марк. Ирида его уронила. - Я поспешила растянуть губы в притворной улыбке.
Вошел мой муж и ласково поцеловал меня в щеку. Уродливый и совершенно неуместный в моей прелестной, отделанной голубым спальне. От него, как обычно, пахло чернилами.
- Опять был в библиотеке, Марк?
- Я не мог найти "Комментарии" Цицерона.
- Рабы совершенно не способны укладывать твои вещи в нужном порядке. Тебе нужно строже обращаться с ними.
- В этом нет необходимости. Покопаться на полках - для меня немалое удовольствие, своего рода забава.
Забава. Это же надо. Лепида Поллия, любимица Рима, замужем за человеком, который копается в пыльных рукописях ради забавы.
- Как это мило, - промурлыкала я.
- А ты? - Он заглянул мне в глаза. - Надеюсь, ты не слишком скучала?
- Половина моих вещей еще даже не разобрана. Что касается города… - я беззаботно махнула рукой. - Конечно, Брундизий это не то, что Рим, но, мне кажется, я найду чем здесь заняться. В театре показывают новую постановку "Федры". К тому же, я купила себе еще жемчуга. Они были настолько хороши, что я просто не смогла удержаться. - Я улыбнулась, помня об очаровательных ямочках, которые при этом появлялись на моих щеках.
- Покупай себе все, что захочешь, - улыбнулся в ответ Марк. - Вот видишь, я же говорил, что здешняя размеренная жизнь пойдет тебе на пользу.
- Пожалуй, ты прав, - ответила я, продолжая дарить его улыбкой.
- Сегодня на ужин придет Павлин. Кроме него будут еще несколько моих друзей. Это будет настоящий пир. Вот увидишь, тебе он непременно понравится.
Настоящий пир. Удручающе серьезный сын Марка Павлин и несколько старикашек будут болтать о республике. И это после того как я целых четыре года бывала на пирах, где присутствовали сенаторы, губернаторы провинций и знатные римские патриции.
- Конечно, понравится, иначе и быть не может, Марк. Я велю повару приготовить оленину с розмарином, так, как любит Павлин.
- Я попросил его прийти чуть пораньше. Сабина обожает истории, которые он рассказывает ей перед сном.
- Вы оба ее испортите, - театрально проворчала я. - У нее для этого есть няня.
- Но что тут поделаешь, если ей больше нравится истории Павлина? - муж снова поцеловал меня в щеку - о боги, этот ужасный запах чернил! - и, прихрамывая, неторопливо вышел.
Я дождалась, когда он отойдет на почтительное расстояние, и с размаху швырнула в дверь еще одну бутылочку с благовониями. Как же я ненавижу Марка! Ненавижу его, ненавижу, ненавижу!
Соперник согнулся пополам, и Павлин Норбан опустил меч.
- Ты цел, Вер? Я случайно не ранил тебя?
- Ха! - Вер выпрямился и стремительно приставил клинок к горлу Павлина. - Я так и знал, что ты попадешься на мою уловку! Сдаешься?
- Сдаюсь!
Они сунули мечи в ножны и, выйдя из душного зала, зашагали к казармам преторианской гвардии.
- Тебе следует научиться убивать, Норбан. Правнук Августа? Этого по тебе не скажешь. Ты всего лишь вареный моллюск!
Павлин стремительно взял локтем в захват его горло, и они покатились в борцовском поединке по залитому солнечным светом двору. Добродушно выругавшись, пара фехтующих преторианцев поспешно юркнула в сторону.
- Сдавайся! - потребовал Павлин, нажимая на дыхательное горло Вера.
- Сдаюсь! Сдаюсь!
Встав, они направились в бани, где сбросили пропотевшие туники и с наслаждением погрузились в горячую воду бассейна. Вер велел слуге принести графин вина.
- Идешь вечером к Марку?
- Я не смогу прийти, - ответил Павлин, вытирая пот со лба.
- Приглашен еще куда-нибудь? - усмехнулся Вер. - Ужин на двоих где-нибудь в укромном месте?
- Нет.
- Только не надо скрытничать! Ведь это та самая певичка, за которой ты увиваешься… Антония, кажется?
- Афина. Нет, с ней я сегодня не увижусь.
- Я не осуждаю тебя, она прелестна. Правда, дорого стоит. Ждет множества небольших подарков. Во сколько же обойдется тебе ужин на двоих?
- Дело в моем отце, болван. Он сейчас в городе.
- Твой отец? Неужели? А я думал, что он никогда не покидает стен Сената.
- Неужели ты ничего не слышал? Сенат, подобно школе, распущен на летние каникулы. - Павлин жестом отослал прочь банщиков, уже спешивших к нему с маслом и скребками. Он чувствовал себя неуютно, когда рабы соскребали пот с его кожи. По его мнению, воин должен сам следить за своим телом.
- Пожалуй, тогда я сам загляну к твоей певичке. Скажу ей, как ты по ней скучаешь, пока ты будешь вынужден выслушивать все эти разглагольствования о доблестях республики, к тому же излагаемые александрийским стихом. - Банщик энергично провел скребком по его спине, соскабливая пот, и Вер простонал от удовольствия. - Нет, лучше я скажу ей, что ты оказываешь знаки внимания своей очаровательной мачехе.
- Эй! Осторожнее! - предостерегающе воскликнул Павлин.
- Не гневайся, мой друг! Я просто выражаю искреннее восхищение этим прекрасным созданием, усладой мужских очей, которая приходится тебе законной мачехой…
Павлин замахнулся на него полотенцем. Последовало потешное сражение, и на пол со звоном полетел поднос с банными маслами. Павлин жестом поманил к себе банщиков, чтобы те вновь расставили баночки с притираниями ровными, как солдаты на плацу, рядами.
- Знаешь… - Вер опустился на мраморный массажный стол и жестом подозвал раба-массажиста. - Я никогда не думал, что твой отец когда-нибудь женится на юной женщине, которая в три раза моложе его. Мой отец, старый козел, женат уже на четвертой. Но твой…
Павлин принялся щеткой стирать с руки пот. Подобные мысли тоже приходили ему в голову.
- Отец, ты… и эта юная Поллия… она… она, по сути, еще ребенок, - произнес он четыре года назад. - Извини, я не думал…
- Правильное, точное, естественное наблюдение, - улыбнулся тогда отец. - Я знаю, что об этом думают люди… старый сатир и юная дева. Я не против того, чтобы у людей появится повод для смеха.
Щеки Павлина запылали от гнева. Пока он жив, он никому не позволит насмехаться над отцом.
- Кто же смеется? - резко потребовал он ответа.