Но мысли о ее легкомысленном поведении мучили его, порождая тяжкие сомнения: а любит ли она его, не является ли он для нее простой игрушкой, которая быстро надоедает?
А Патриция, вышагивая с Томом под руку, беспечно радовалась жизни.
* * *
Яхта отчалила от берега, Патриция готовилась загорать и сняла футболку.
Том стоял за штурвалом, он взял курс на середину залива — куда-то определенно он плыть сейчас не хотел, собираясь переночевать здесь, у знакомого причала, а с утра вновь оправиться на их остров.
— Ты не с первого раза ложишься с мужиком в постель, наверно? — глядя на водную гладь сказал Том. Он был не в силах сдержать обуревающие его подозрения.
Улыбка на лице девушки сразу изменилась — из радостно-беспечной превратилась в оборонительно-наглую.
— Ну, если мне парень нравится, то могу и с первого раза, — сказала она сердито.
Спустилась в каюту, взяла свой магнитофон и снова поднялась на палубу. Проходя мимо Тома, она добавила ядовито:
— Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?
Тугие, соблазнительные бугры ее груди проплыли перед глазами Тома, приковав на мгновение к себе его внимание.
Патриция прошла на нос корабля и села, положив магнитофон на колени. Ей был очень неприятен его вопрос и она не понимала почему. Тем не менее она сожалела о своем резком ответе.
Том закрепил штурвал, подошел к ней и примостился рядом.
— Что ты делаешь? — зло спросил он, не в силах сдержать рвущуюся наружу досаду. — Записываешь свои впечатления о каждом парне с которым встречаешься, да? Можно послушать?
Он протянул руку и нажал клавишу воспроизведения.
Из магнитофона послышался голос Патриции: «…чем они старее, тем гнуснее..».
Она поспешно выключила магнитофон.
— Я что, такой гнусный? — спросил Том.
— Нет, — ответила Патриция, ужаснувшись, что он действительно принял эти слова в свой адрес. — Я бы не сказала…
— Я ничего не понимаю. — Том поднялся и посмотрел на нее. — По-моему, ты просто чокнутая.
Патриция сидела в одних шортах, и укоризненно глядела на него. Она понимала: происходит что-то не то. Что они оба злятся из-за пустяка. Но уступить в чем-либо ей не позволяла натура.
Он увидел, что рядом с ней лежит длинный шарф из тонкой серой материи, подаренный галантерейщиком. Он брезгливо взял шарф двумя пальцами.
— Ты что будешь носить эту тряпку? И сегодня оденешь для этого отвратительного грека?
— А почему бы нет? — ощерилась Патриция. — Если хороший парень — то почему бы не сделать ему приятное?
Она отобрала у Тома шарф.
Он встал, в сердцах развернулся и прошел к штурвалу. Внутри все кипело от необъяснимой, мучительной злости. Он вырубил двигатель, закрепил парус и, стараясь не смотреть в сторону Патриции, спустился в каюту. Бросился на свою койку — его чуть ли не трясло, ему необходимо было успокоиться. За яхту он не волновался: ветра практически не было, да и куда ее может занести? Он понимал, что второй разрыв с любимой женщиной ему будет перенести гораздо тяжелее, чем тогда, много лет назад и старался взять себя в руки. Под эти невеселые мысли он как-то незаметно уснул.
Сколько он проспал, Том не знал. Разбудил его громкий крик Патриции:
— Том! Том! Скорее! Быстро!
Он вздрогнул, вскочил с койки и бросился наверх. В спешке, спросонья больно стукнулся лбом о верхнюю перекладину двери.
Выскочил на палубу, нервно оглядывая палубу в сгустившихся сумерках.
Патриция, совершенно обнаженная, стояла одной ногой на самом краю яхты, другую ногу вытянув далеко над водой, правой рукой она держалась за канаты, а левой указывала куда-то вдаль. В переливающихся багряно-желтых лучах заходящего солнца ее фигура была просто великолепна. И она знала об этом.