Она улыбается ему, но в ее глазах цвета индиго провокация и сочувствие. Он путешествует своим исступленным внимательным взглядом по всему ее лицу, замечая каждое ее выражение. Какая-то непонятная жажда заставляет его хотеть рычать, швыряться камнями и валить бревна, чтобы каким-то образом претендовать на нее.
– Так значит, для окружающих ты всегда Парень, Чьи Родители Умерли? – спрашивает она.
Он смеется, что ее интуитивная память говорит ей, что у всех в этом городке есть свое прозвище.
– Думаю, был когда-то. Теперь я Парень, Который Прыгнул С Пятнадцати Футов (прим.пер. – 4,5 метра) На Платформу В Карьере И Не Погиб. Об этом даже Дот знает.
Качая головой, она говорит:
– Ты спятил, если сделал это, – но глаза ее становятся карими с металлическими вкраплениями.
– Ты преувеличиваешь.
– Колин. Объективно, это был сумасшедший шаг.
– Это не сумасшествие, – говорит он. – Речь о страхе. У каждого человека есть те же физические возможности, что и у всех. По крайней мере, каждый может их иметь. Мое отличие в том, что я не боюсь попытаться.
Колин помнит, что это упрямство лучше, чем что-либо: он приземлился на велосипеде на выступ, глубоко дыша, держал баланс – взгляд сфокусирован, мышцы напряжены – и вдруг опора под ним дрогнула, и он свалился вниз. Велосипед понесся вниз, словно разрезающая воздух бритва, прямо на валун. Оттолкнувшись от него обоими колесами, он летит дальше, прямо на дно скалистого карьера. Колин приземлился рядом. Тело: в синяках. Рука: сломана.
– На следующий день я встретил тебя, – добавляет он. Колин все еще чувствовал тот кайф от прыжка, а потом была она – самая красивая из всех, кого он когда-либо видел. Это второе воспоминание было таким же четким.
Она произносит понимающее "Хм-м-м", потирая его пальцы своими, и по его руке вверх проносится щекотка. Он хочет большего. Ему почти больно от ее прикосновений. Это больше, чем просто гормоны. Его словно физически затягивает в ее пространство, и он вынужден прилагать усилия, чтобы держаться на приемлемом расстоянии. Он медленно отстраняется, сжимая руку в кулак.
– Интересно, какое прозвище было у тебя, – говорит он, отвлекая сам себя от внезапного порыва оттащить в сторону с тропы и накрыть своим телом. – Девушка С Хриплым Смехом?
Она фыркает и шлепает его по руке, как если он зря это сказал:
– Может быть.
– Девушка С Грешным Взглядом?
– Только для тебя, – на ее щеках на секунду появились ямочки.
– Точно, – смеется он, – Девушка, Которая Надирает Задницу Всем Парням На Уроках Химии?
Улыбаясь, она начинает отвечать и даже почти выпятила челюсть от гордости, но тут обращает внимание на его руки, сжатые в кулаках у его бедер, и ее выражение лица меняется.
– Что-то не так?
Он трясет своими руками, нервно посмеиваясь:
– Ничего.
– Ты расстроен?
Колин снова начинает идти, головой показывая, чтобы она присоединилась к нему. Он не знает, как это сделать, как это вообще когда-либо сделать. Она ему нравится. Он хочет, чтобы Люси была его девушкой во всех смыслах этого слова. Желание касаться ее и целовать почти удушающе.
– Колин?
Останавливаясь, он оборачивается:
– Что?
Она смеется над тем, как резко он остановился, и идет к нему:
– Что с тобой?
– Ты мне нравишься, – выпаливает он. – Сильно.
Его сердце сжимается, после чего стучит сильно и быстро, и он наполовину хочет развернуться и убежать. Вместо этого он смотрит, как на ее лице удивление сменяется восторгом.
– Вот как?
– И мне трудно быть так близко и не касаться тебя, – тихо признается он.
– Мне тоже, – вставая на цыпочки, шепчет она. – Но я хочу попробовать.
Он скользит языком по своему пирсингу.
– Я думаю об этом, – говорит она. Ее дыхание пахнет дождем и лепестками цветов. – Я хочу целовать тебя до тех пор, пока у тебя голова тоже не закружится от желания.
Только с четвертой попытки Колин смог заставить зазвучать собственный голос:
– Ты имеешь в виду, что у тебя кружится голова от желания меня?
Она снова приподнимается на носочках, и он чувствует свои губы на ее щеке. Он поворачивает голову и встречается не с ее ртом, а с ее быстро нырнувшей вниз головой, когда она снова встала на всю стопу. Прежде чем он смог отступить, немного растерянный и смущенный, ее рука прижалась к рубашке на его груди.
– Подожди, – произносит она. – Просто не торопись.
Сначала его щека, а потом нос едва коснулись ее губ, и он пододвигается ближе, надеясь, что она дрожит от предвкушения, а не от чего-то менее приятного. Она наклоняет голову, и он слегка касается ее губ своими, по-прежнему удерживая свои кулаки по бокам. Это иначе; ее кожа ощущается как-то иначе. Энергия вибрирует, и у него появляется чувство, что если он нажмет слишком сильно, она испарится. Он смотрит на ее губы, полные, улыбающиеся и теперь влажные от него. Когда он наклоняется снова и пробует ее, она испускает крошечные вздох облегчения. Это звук похоти, воздуха и огня, и Колин почти теряет голову: хочет крепко схватить ее. Но вместо этого он отклоняется и смотрит на нее, прерывисто дыша.
– Что ж, это было хорошее начало.
– Хорошее начало? – посмеиваясь, спрашивает она. – В моей голове сейчас ветер, но я уверена, это был лучший первый поцелуй в истории этого города.
Он нежно берет ее под локоть, осторожно зовя ее продолжит прогулку. Поцелуй был огромным шагом в верном направлении и это все еще только часть того, что он хотел от нее. Внутри его груди словно все завязано веревками, сильно изношенными на узлах.
С руки Колина два дня назад сняли гипс, и он был благодарен, как никогда, за возможность мыть посуду. Они с Дот закончили уборку, но он медлил и не уходил, чтобы остаться в ее компании. Она сегодня была тихой. Ни посвистывания во время готовки, ни пошлепывания лопаткой. Просто задумчивая, тихая Дот, ему странно видеть ее такой.
– Длинный день? – спрашивает он.
Она пожимает плечами:
– Знаешь, как это бывает, когда у тебя на пути гроза.
– Твои колени-барометр пошаливают?
Она хмуро смотрит на него через плечо:
– Очень смешно, умник, – она возвращается к раковине, и ему видно ее отражение, когда она смотрит в окно с видом на заднюю сторону квадратной площади. Она выглядит обеспокоенной. – Это что-то вроде, – начинает она, подыскивая слова. – Какое-то нехорошее чувство. Я не уверена.
Колин сглатывает и занимает себя раскладыванием тарелок.
– Эй, Дот, ты помнишь девушку по имени Люси Грей?
Она замирает, развязывая фартук.
– Конечно. Здесь все помнят ее имя.
– Ага, – Колин напряженно дышит. – Так ты была здесь, когда… Когда это случилось с ней?
– Почему ты меня спрашиваешь о чем-то подобном?
Он пожимает плечами, принимает из ее рук тяжелый мешок с мукой и кладет его на стол.
– Просто так. Кто-то из ребят был на берегу озера, и начал говорить об этом за обедом.
Она пристально смотрит на него с серьезным выражением лица.
– Лучше бы тебе не появляться там.
– Конечно, нет, – это ложь, а он, как правило, не врет Дот. Но он всегда бывает на озере, и полагает, что так как это одна и та же ложь, что он говорил ей снова и снова на протяжении многих лет, то это можно считать одноразовым обманом.
– Ее убили, - наконец говорит Дот, наблюдая, как Колин начинает раскладывать вымытое столовое серебро. Краем глаза он видит, как она уперла кулак в свое бедро, и он почти слышит, как тикает ее работающий мозг. – Ты ничего не помнишь из этого? – спрашивает она.
Он показывает на себя охапкой вилок:
– Я? – она кивает. – Что? Нет.
– Ее убили, когда тебе было шесть лет.
Тогда он жил на территории кампуса, и он только что потерял своих родителей. Он помнит так мало из того времени, кроме странного постоянного стремления раствориться и уплыть.
– Я ничего не помню об этом.
Она кивает, поворачивается и, опираясь на руки, смотрит в окно.
– Нет, я и не думала, что ты помнишь. Вокруг тебя и так слишком много всего происходило, – она опускает голову и покачивает ею. – Просто ужасно.
Ему не хочется слышать ее версию истории, но какая-то нездоровая его часть хочет знать все.
– Твои родители погибли, и ты жил с Джо. Думаю, ты не мог заснуть в ту ночь, а Джо был на встрече с директором общежития. Ты был на крыльце и один играл со своими солдатиками, – она поворачивается и смотрит на него, улыбаясь. – Ты видел, как он уносил девочку в лес. Ты побежал и нашел меня. Это не спасло ее, но благодаря тебе парня поймали. Мы и понятия не имели, что этот монстр жил у нас под боком. И он убивал… Боже, я думаю, он убил еще семерых детей.
Колин стоит, пораженный, и чувствует, что его ужин уже просится наружу.