42
Между тем унылое ожидание в зале собраний совета закончилось. Вернулся посыльный, весь мокрый от пота.
- Они приближаются! - громко сообщил он, вбегая в зал.
Под низким потолком помещения витали густые клубы табачного дыма, потому что члены совета едва справлялись со своей нервозностью и постоянно курили трубки.
- Они приближаются! - повторил мужчина, с трудом переводя дыхание, и остановился.
- Кто приближается, ради Бога? - воскликнул Бенджамин Саттон. - Неужто солдаты?
- Этого я не знаю, - сокрушенно ответил посыльный.
- Сколько лодок ты видел? - набросился на него Саттон.
Тот снял шляпу и, прижав ее к груди, пролепетал:
- Всего одну - там сидят три человека.
Последовал общий облегченный вздох. Значит, пока что войска не начали высаживаться на остров.
- Один из них держит в руках белый флаг, - добавил посыльный, чем устранил последние сомнения: англичане послали на остров парламентеров.
Взволнованно споря, члены совета направились к причалу, где стали изливаться во всякого рода предположениях. Тем временем к берегу подходила шлюпка, на веслах которой сидели два матроса. Парус на ней уже был опущен, и, когда лодка подошла ближе, один из матросов бросил на причал канат. Офицер с белым флагом вышел из шлюпки и стал осматриваться по сторонам, пока не увидел группу знати, которая, без сомнения, ждала его прибытия. Вместо того чтобы подойти к ним, он величественно выпрямился и застыл на месте. Среди островитян сначала прошел удивленный шепот, а потом Джереми Уинстон приказал своему племяннику Юджину подойти к посланнику и поприветствовать его от имени местного совета, сказав ему: "Добро пожаловать на Барбадос". Юджин, склонный к полноте молодой мужчина, который с помощью своей скудно растущей острой бородки тщетно пытался отвлечь людей от его розовой молодости, казалось, почувствовал, что такой план ему не по силам, однако в конце концов взял себя в руки, подошел к парламентеру и обменялся с ним парой слов. Время от времени он показывал на Джереми Уинстона, который любезно улыбался и махал рукой. Офицер коротко кивнул, затем сунул в руки племяннику Уинстона какой-то свернутый в трубку документ и, к удивлению собравшихся на берегу членов городского совета, снова сел в шлюпку. Канат отвязали, весла опустили в воду, и лодка направилась в сторону флотилии, стоявшей на якоре перед бухтой. На шлюпке подняли парус, она ускорила движение, и вскоре на море цвета темной бирюзы осталось только белое пятнышко. Юджин подбежал с документом в руках к губернатору, и тот неторопливо развернул его. Потом, держа послание на расстоянии вытянутой руки и щуря глаза, он стал внимательно рассматривать его.
- Что там написано? - нетерпеливо спросил Бенджамин Саттон.
- Я не могу его прочитать, мои глаза слепит солнце, - ответил губернатор и отдал документ Саттону.
- Я узнаю́ печать, - сказал тот. - А подпись на нем принадлежит адмиралу Айскью, командующему флотом.
Послышалось почтительное бормотание. Это имя было всем знакомо. Однако Саттон не смог ничего больше рассмотреть, потому что у него были те же самые трудности - мешало слишком яркое солнце. Его рука при попытке прочесть документ все больше и больше вытягивалась вперед. Зато у Дункана Хайнеса, который внимательно следил за происходящим и заглянул Саттону через плечо, было отличное зрение. Он громко прочитал текст. Сразу же после этого воцарилось молчание, которое перешло потом в бурю негодования.
Джордж Айскью, адмирал парламентского флота, выставил им требование, которое можно было назвать беспримерным оскорблением. Он заявил, не больше и не меньше, о безоговорочном и безусловном подчинении совета, который с настоящего момента лишается всех своих задач и компетенций. У властей острова нет никакого законного основания для выполнения своих функций, поэтому их следует рассматривать как уже не существующие. С этого момента остров будет управляться напрямую парламентом из Лондона. Лишь те, кто изъявит готовность сдаться, не предъявляя никаких условий, не будут подвергнуты наказанию. Остальных же в случае неповиновения ожидают жестокие последствия.
- Это чудовищно! - вскричал Саттон.
- Возмутительно! - согласился с ним губернатор.
Это послание дополнялось приложенным к нему текстом из закона о мореплавании, в соответствии с которым запрещалось вести торговлю со всеми нациями, кроме Англии, но также и то, что теперь все объемы фрахта, покупательские цены и торговые маржи будут утверждаться официальными инстанциями нижней палаты парламента.
То тут, то там раздавались возмущенные возгласы, в ярости вздымались кулаки, и даже небо затянулось серыми дождевыми облаками - как будто в тон раздраженному настроению, которое моментально распространилось среди членов совета. И сразу же после этого по земле забарабанили первые капли дождя. Мужчинам едва удалось вернуться назад, в Дом собраний, сухими, где они тут же занялись составлением умного ответа на имперское послание. Однако почти по каждому пункту у них имелись разногласия. Одни выступали за то, чтобы немедленно заговорили пушки. Другие же, которых манила возможность избежать наказания в случае подчинения, хотели сразу же послать на флагманский корабль заявление о капитуляции.
Некоторые из членов совета категорически отказывались слушать воинственные предложения другой стороны. Не прошло и нескольких минут, как мужчины, ожесточенно спорившие между собой, готовы были размахивать кулаками.
В этот момент в зал собраний зашел Уильям Норингэм. Его левая рука висела на перевязи, что вызвало озабоченные взгляды и посыпавшиеся вслед за ними вопросы. Он отмахнулся и заявил, что заряжал пистолет и с ним произошел небольшой несчастный случай. Затем, как бы между прочим, Уильям осведомился у племянника губернатора, появился ли здесь Гарольд Данмор, однако тот отрицательно покачал головой и сказал:
- Говорят, Данмора сегодня видели в Бриджтауне, однако здесь его не было. Судя по всему, для него уже не важно, как будут развиваться события, хотя совсем недавно он заявлял, что готов проявить решительность в нашей борьбе за свободу. Еще раньше я слышал, что он вернулся на свою плантацию. Какой позор, что он никого из своих людей не выделил для общего дела, в то время как вы послали всех своих долговых работников в ополчение. Вы действительно человек слова! И человек прогресса!
Уильям чувствовал себя скорее как человек не прогресса, а упадка, но, посмотрев на членов совета, которые все еще горячо спорили друг с другом, не стал возражать. Одновременно он почувствовал на себе чей-то взгляд и повернулся. Немного в стороне от остальных сидел Дункан Хайнес и с задумчивым видом смотрел на него. По непонятной причине это вызвало у молодого Норингэма порыв тут же взять себя в руки. Он выпрямился, гордо вздернул подбородок и присоединился к другим членам совета. Ему не хотелось без боя отказываться от своей декларации. Она хорошая и правильная, и он будет отстаивать ее изо всех сил, чтобы убедить в этом других. Если убрать и перенести на другое время те пункты, которые вызывали непонимание у членов совета, то вряд ли у них будут возражения против остальных предложений. Надеясь получить одобрение, Уильям взял слово. И когда некоторые из присутствующих не стали слушать его, он получил неожиданную поддержку от Дункана Хайнеса.
- Господа, мне кажется, что у этого молодого джентльмена есть что сказать вам! Пожалуйста, уделите ему ваше драгоценное внимание! - В подкрепление своей просьбы Хайнес вытащил кинжал и изо всей силы всадил его в стол, за которым сидели собравшиеся плантаторы. Клинок, дрожа, так и остался торчать перед глазами членов совета.
В зале сразу же установилась тишина, и Уильям начал говорить.
43
Гарольд Данмор отвез своего внука к Миранде и приказал ей хорошо следить за ним, пока он не заберет его снова. Он уловил запах рома в ее дыхании и пригрозил, что выпорет ее плеткой, если она до его возвращения выпьет еще хотя бы глоток.
Муж Миранды, сморщенный лысый старик, сидел в углу бедной хижины на кресле-качалке и лишь скептически улыбнулся в ответ на слова Гарольда. В какой-то момент Гарольд засомневался, правильно ли было оставлять малыша у этой женщины, однако затем увидел, насколько доверчиво малыш пошел на руки к кормилице.
- Ми’анда, - сияя, сказал Джонатан, прежде чем спрятать лицо на ее необъятной груди.
Что-то в улыбке ребенка показалось Гарольду странным, однако у него не было ни времени, ни желания раздумывать над этим. Он быстро покинул хижину, чтобы вернуться к повозке и поехать на северо-запад. В повозке сидели Роза и Пэдди, которые почтительно потупили взор, чтобы не смотреть хозяину в глаза. Он заставил их немедленно сесть с малышом в повозку, не разрешив ничего взять с собой, а главное - ни о чем не спрашивать, хотя они, разумеется, видели, как он забивал досками окна на лоджии. Понимая, что следует дать хоть какое-то объяснение своим действиям, Гарольд сказал:
- Дамам просто нужен небольшой урок на память. Не беспокойтесь, сегодня вечером я снова приеду сюда верхом.
Гарольд привязал своего серого в яблоках коня к повозке и приказал им сидеть на ней, пока он быстро заглянет к миссис Данмор.
Марта спала с открытым ртом, одурманенная лауданумом. Казалось, она находилась в бессознательном состоянии. Она не пришла в себя, когда он нагнулся к ней и попытался заговорить, а потом стал трясти ее за плечи. Однако задерживаться возле жены он не собирался, потому как его ждали другие дела.