- Было бы лучше, если бы вы дали мне двух мужчин для ее охраны, - сказал ему Уинстон. - Они должны следить, чтобы все было правильно. Тогда никто не сможет утверждать, что кто-то противоправно посягнул на чужое имущество.
Саттон выразил свой восторг от такой дальновидной предусмотрительности. Он собрал своих собак и кивнул присутствующим, прежде чем, насвистывая, отправиться в дорогу.
Дункан Хайнес со стыдом наблюдал, как слуги под надзором Уинстона погнали перед собой связанную мулатку, которая тихо плакала. От ударов плетки одежда на ней была разорвана и по ее спине стекала кровь.
Гарольд Данмор горящим взглядом смотрел ей вслед.
29
Перед своим отъездом Гарольд Данмор пришел к Элизабет, чтобы извиниться перед ней за нанесенный ей удар. Он сказал, что не помнил себя, что после смерти Роберта больше не мог здраво мыслить и отличать, где друг, а где враг. С окаменевшим лицом он стоял перед ней, унижаясь в присутствии Норингэмов, которые обступили Элизабет, словно желая защитить ее, как будто она была ребенком. Гарольд чувствовал, как яд ненависти бродит в нем с такой силой, что у него туманится разум. Но тем не менее он взял на себя это унижение, потому что тот момент, когда она, скорчившись, лежала перед ним на земле, тщетно пытаясь вдохнуть воздух, был хуже, чем ситуация, когда он, готовый к покаянию, стоял перед ней, а Норингэмы смотрели на него, как на бешеную собаку.
- Прости меня, - сказал он еще раз, отвернув голову в сторону, чтобы избежать их взглядов.
Элизабет молча кивнула, и он, повернувшись, ушел.
Марту, которая все еще находилась под воздействием лауданума, две служанки затащили в карету. Фелисити вместе со своим багажом тоже находилась там, ожидая отъезда. Элизабет собиралась приехать на следующий день - из-за удара в живот ей нужен был покой, однако она хотела прибыть на похороны вовремя. Она передала это Гарольду через Фелисити, которая даже не скрывала, что и сама предпочла бы остаться в Саммер-Хилле еще на один день.
Снаружи перед домом Гарольд увидел Дункана Хайнеса. Их взгляды встретились. Резко повернувшись, Гарольд пошел к своей карете.
***
Дункан подождал, пока карета удалилась, а затем вошел в дом. Одного взгляда на Элизабет было достаточно, чтобы увидеть, что она совсем плоха. И пока она будет находиться в этом состоянии, ему не удастся поговорить с ней. Кроме того, Анна Норингэм не спускала с нее глаз, и даже у Уильяма, казалось, не было других дел, кроме как составлять ей общество.
Не без иронии Дункан подумал, что смерть ее мужа воздвигла между ними больше препятствий, чем устранила.
Не надо было быть особо наблюдательным, чтобы не заметить ее страданий, испытываемых от чувства вины. Конечно, большинство людей связало бы это подавленное состояние с ее трауром, но это быстро бы закончилось, если бы их увидели вдвоем. Тогда не потребовалось бы большой прозорливости, чтобы сделать определенные выводы. Поэтому он высказал ей свои соболезнования с безопасного расстояния, стоя перед открытой дверью, и она поблагодарила его безучастным голосом, даже не взглянув на него. Анна стояла позади нее, положив обе руки на плечи Элизабет. Дункан извинился и коротко попрощался, прежде чем Анна успела о чем-то подумать. Уильям Норингэм, который, как всегда, взвалил на свои плечи заботы всего мира, попрощался с ним у лодочного причала.
- Мы, конечно, скоро увидимся снова, - сказал он.
- Самое позднее, когда "круглоголовые" начнут палить из всех пушек, - согласился Дункан наполовину в шутку, наполовину всерьез. Легкая улыбка показалась в уголках рта Уильяма, но он тут же снова стал серьезным.
- Убийство Роберта Данмора легло тяжелым грузом на Саммер-Хилл, - сказал Уильям. - На моей земле пролилась кровь, и я чувствую свою ответственность. Но тем не менее все мои надежды направлены на то, что невиновность Силии все-таки будет доказана. Она с самого детства жила у нас, и вся моя семья всем сердцем любит ее.
- Определенно, никто не будет торопиться собирать доказательства, оправдывающие ее, после того как уже имеющиеся доказательства в общем и в отдельности говорят против нее, - откровенно сказал Дункан.
Уильям кивнул, озабоченно наморщив лоб.
- Я лично еще раз расспрошу всех слуг, работников и рабов. Может быть, все же кто-то из них хоть что-нибудь видел.
- Вы пойдете на похороны?
- Конечно.
- В особой дружбе, по всей видимости, вы не состояли. Или я не прав? - Дункан выжидающе посмотрел на Уильяма. - Больше того, вчера на собрании мне показалось, что вы с Робертом в состоянии сильной вражды. Вы таки довольно крепко ударили его.
Уильям сокрушенно пожал плечами.
- Поверьте, это такое дело, о котором я в величайшей мере сожалею. Если бы я мог сделать так, чтобы этого не произошло, то сделал бы это немедленно.
- А поскольку это невозможно, то бесполезно ломать над этим голову. Нельзя быть другом каждому.
- Тем не менее мне очень больно, что Роберт умер, будучи таким молодым, а прежде всего - таким образом.
- Некоторые сказали бы, что он, судя по его образу жизни, заслужил этого, - заметил Дункан.
- Хороший христианин вряд ли такое скажет.
- Конечно, - лаконично ответил Дункан. И уже более серьезно добавил: - Может быть, такой была его судьба. Говорят, что ход некоторых вещей уже давно предопределен звездами.
- Я не высокого мнения об астрологии.
- Я - тоже, - ухмыльнулся Дункан, - это скорее такая поговорка. Можно спокойно назвать это Божьим провидением. То, что греки называют "pronoia".
- Вы знаете древнегреческий язык? - удивленно спросил Уильям Норингэм.
- А вы, наверное, думали, что у пиратов есть иммунитет против любой формы образования? - насмешливо произнес Дункан, ответив вопросом на вопрос.
Уильям покраснел.
- Ну…
Дункан помог ему выйти из неловкого положения, вернувшись к судьбе Роберта.
- Иногда людей подталкивает определенная тоска по смерти, - задумчиво произнес он. - Мне кажется, Роберт был таким человеком. Он всегда жил так, словно у него не будет завтрашнего дня. И однажды это действительно произошло.
- Откуда вы знаете? Вы были знакомы с Робертом?
- Не сказал бы, что хорошо. - Дункан вспомнил о том, что Роберт говорил Клер: "Однажды все это для меня плохо кончится. Я чувствую себя как догорающий фитиль".
Уильям казался несколько озадаченным.
- Знаете, это вполне может быть правдой. Я имею в виду то, что он носил в себе тоску по смерти. Ни от кого из его окружения не укрылось, что в последние годы он был очень… несчастлив.
- Его брак был явно не самым лучшим, - сказал Дункан.
Уильям пожал плечами, и его лицо приобрело замкнутое выражение.
- Разумеется, леди Элизабет упрекать в этом нельзя, - сказал он довольно сухо.
Именно такой реакции и ожидал от него Дункан. Однако от этого настроение его не улучшилось. Этот юный рыцарь без страха и упрека однозначно был влюблен в Элизабет. Уже во время плавания многие заметили, что он симпатизирует Элизабет. Да и Роберт на вчерашнем собрании, не в силах сдержать свою злость, неспроста упрекнул Уильяма в том, что он волочится за его женой. А ввиду последнего развития событий никого не удивит, если Уильям по истечении времени траура попросит ее руки. И против этого Гарольд Данмор не сможет ничего поделать. Да и сам Дункан тоже.
- Я мог бы забрать ее на "Элизу" и доставить в Бриджпорт, - сказал Дункан. - Тогда ей не придется ехать туда верхом.
- Но она сама хочет ехать верхом. - По лицу Уильяма было видно, что предложение Дункана ему не по душе. - Я уже предложил отвезти ее домой в карете, естественно, с Анной в качестве сопровождения. Однако она отказалась.
Дункан не смог подавить в себе какое-то жалкое чувство удовлетворения, возникшее у него при этих словах. Он прикоснулся к своей шляпе и, примирительно улыбнувшись Уильяму Норингэму, сказал на прощание:
- Ваше сердце находится на правильном месте. Постарайтесь, чтобы оно всегда оставалось там.
На следующее утро Уильям настоял на том, чтобы двое его слуг сопровождали Элизабет во время поездки в Бриджтаун. Из-за этого ей понадобилось почти в два раза больше времени, чем обычно, потому что приходилось все время удерживать Жемчужину, заставляя ее идти шагом, иначе слугам пришлось бы бежать, чтобы успевать за ней. Слуги поспешно шагали то впереди, то рядом с ней, опустив головы, прикрытые оборванными шляпами.
Их жилистые тела под серой хлопковой одеждой были мокрыми от пота. Воздух был таким душным, что, казалось, его можно было резать ножом. Над полями тростника пищали целые полчища комаров, и некоторые из них садились на Элизабет.
Она нетерпеливо прихлопывала этих мучителей, прежде чем те успевали присосаться к ней. Пара из них уже напилась крови где-то в другом месте, и комары под ее ладонями превратились в красные пятна. Когда Элизабет увидела вдали белые каменные стены Данмор-Холла, то ей больше всего захотелось сразу же развернуться и поехать назад. Все внутри у нее сжалось в болезненный комок.
Над воротами висел траурный креп. Элизабет передала Жемчужину слуге-конюху, прежде чем нерешительно зайти в дом. Там царила гнетущая тишина. Ее свекор и свекровь молча, с бледными лицами сидели в гостиной. Они были одеты в траурную одежду и, казалось, ждали лишь того, чтобы наконец наступило время выходить на похороны. Когда Элизабет появилась в двери, Марта едва подняла глаза. Лицо женщины настолько распухло от слез, что ее с трудом можно было узнать.
- Да, вот и ты, - сказал Гарольд и опустил глаза, когда она посмотрела на него. Его лицо было неподвижным, как маска.
Элизабет прокашлялась: