По тротуару бодро семенил Иван Варфоломеевич в неизменной кепочке и с рюкзачком за плечами. Экипировку довершали внушительных размеров авоськи, сквозь прозрачную ткань которых просвечивали огромные помидоры, красный болгарский перец, глянцевые яблоки с пунцовыми боками и пучки отменной редиски.
- Похоже, у них с Аллой Матвеевной сегодня опять цветная диета.
- Какая-какая? - не понял Антон.
- Ну, то есть когда можно есть овощи только одного цвета! - пояснила Ленка. - Вчера, помню, была зеленая, позавчера - желтая, а на прошлой неделе - белая. От них Иван Варфоломеевич последовательно зеленел, желтел и бледнел. А сегодня, гляди-ка, красная! Наверное, Алла Матвеевна наконец-то решила, что ему пора слегка порозоветь…
- Иван Варфоломеевич, наш вам диетический привет! - крикнул Антон в открытое окно машины. - Похоже, вы совершали набег на рынок? Ну и как успехи в борьбе за идеалы вегетарианства?
- А, здравствуйте, молодые люди! - притормозил Иван Варфоломеевич у кромки тротуара. - В машинах, бедные вы мои, разъезжаете, вместо того чтобы пешочком, как я, гулять. А потом приметесь на здоровье жаловаться. Все болезни от излишеств, друзья мои!
- А я бы съела сейчас антрекот, - мечтательно вздохнула Ленка. - На нервной почве у меня разыгрался зверский аппетит.
Иван Варфоломеевич посмотрел на нее с нескрываемым ужасом и едва не перекрестился.
- Ну ладно, свинья грязь найдет. То есть я хотел сказать - извините, спешу. Меня Алла Матвеевна ждет к ужину, - проворчал он. - Целый день статью пишет, бедняжка, проголодалась, наверное. Исключительная женщина! Жанна д Арк российской журналистики. Вот собираюсь нам на ужин овощи на пару приготовить. Сегодня нам разрешены доктором Зайцевым, нашим диетологом, томаты и редис. Мы напрочь отказались от майонеза, растительного масла и сахара. Все это яд, молодые люди, запомните! - И он потрусил, слегка прихрамывая, дальше по бульвару, с превосходством поглядывая на водителей, изнывающих в пробке.
- Наивный! - развеселилась Ленка. - Он-то, может быть, и вегетарианец, зато его Алла Матвеевна настоящая людоедка. Валькирия журналистики. Однажды я видела, как у нее в темноте светились глаза, а волосы развевались, как змеи. После ее критических обзоров от несчастных режиссеров и актеров всегда остаются обглоданные косточки…
Машины не двигались, и Ленка стала лихорадочно соображать, что ей делать. Вдруг в зеркало заднего вида она заметила, как две машины, стоявшие за ней, нырнули в проходной двор, а светофор перекрыл путь следующей порции автомобилей.
- Раз дощечка, два дощечка - будет лесенка, - внезапно заорала она и, проехав задом несколько метров, прицелившись, ввинтилась в спасительный двор следом за лихими московскими водилами.
- Гонка под девизом "Остаться в живых" продолжается, - бесстрастно прокомментировал выходку подруги Антон и снова вцепился в поручень, потому что машина запрыгала по разбитому асфальту, как козел по горным склонам. - Хорошо, что кузнечики только прыгают, а не летают, - пробормотал он, однако Ленка не обратила на его реплику ровно никакого внимания. Счет в этой гонке шел уже не на часы - на минуты… Ленка знала, что редакция "Скандальной газеты" совсем близко, и, как заправский гонщик, готовилась к стремительному финишу.
Василий Головачев вырос в семье военного моряка и с детства привык к четкости во всем: в одежде, в мыслях, в поступках. Когда Вася был школьником, отец начинал каждое воскресное семейное утро с построения. На повестке всегда стоял распорядок дня.
- Ну, кто у нас сегодня дежурный по камбузу? - громогласно спрашивал отец грозным басом старпома.
Мама послушно подавалась вперед.
- У кого сегодня самоподготовка? - продолжал грохотать старпом.
Тут, тяжело вздыхая, выходил из строя неуклюжий подросток-акселерат Вася.
- А у кого сегодня увольнительная? - Тут сам папаша делал шаг вперед, молодцевато щелкал каблуками тапочек и, не возвращаясь в строй, отправлялся в магазин за пол-литрой.
Отец был не в восторге оттого, что сын выбрал гражданскую специальность. Причем ладно бы какую-нибудь дельную, типа экономиста или строителя. Так нет, его Васька выбрал вообще не профессию - так, одно безделье. Типа хобби. Сам папаша отлично помнил фотографов на набережной в Одессе и всегда относился к ним с жалостливой брезгливостью, как к уличным попрошайкам. Но видно, сын все же унаследовал отцовский упрямый характер. В решающий жизненный момент Василий поступил-таки вопреки папашиной воле - а точнее, поступил на журфак. Предок смирился с выбором сына лишь тогда, когда понял: его "несерьезные" заработки не идут ни в какое сравнение с офицерским денежным довольствием и пайком отца. Однако и в богемной профессии Василий оставался человеком по-военному рациональным и четким. Он помнил все свои отснятые кадры, отслеживал их по изданиям, не забывал выбивать повсюду немаленькие гонорары. Василий заявлялся к главбухам редакций с пухлой тетрадкой, в которой все было зафиксировано по темам, датам и изданиям.
"Курочка по зернышку клюет", - эту пословицу Васька любил больше всех. На фоне типичных фотокоров - богемных, крепко выпивающих разгильдяев - он выглядел настоящим педантом, что вызывало невольное уважение у главных бухгалтеров и постоянные подколки коллег. Однако Васька всегда ставил материальные задачи выше творческих и на подобные провокации не обращал внимания. Светлая цель - собственный загородный дом - оправдывала любые средства.
Но сегодня Васька не на шутку растерялся. Даже коньяк, принятый в изобилии у Арнольда Германовича, не помогал привести мысли в порядок.
Допустим, Германыч загасил Ленку с ее дурацкой съемкой, рассуждал он. Но поверит ли в это Мракин, тьфу, то есть Маркин со своей шайкой? Эти отморозки твердо дали понять: или он, Васька, сегодня же все разруливает, или ему карачун. Поставят на счетчик, тачку отнимут. Да мало ли что… Что он сделает со всем своим фитнесом против бейсбольных бит? Да и папаша Володьки Маркина шутить не станет. Пара звонков - и перекроет повсюду кислород, все издания дружно перестанут его печатать. Ну и на что он, Василий, тогда молодую, привыкшую к хорошей жизни жену содержать будет? Сказочки о большой любви без денег быстро заканчиваются. Нет, надо что-то делать, но что?
И Васька, оставив машину у входа, побрел в ближайший бар - добавить для ясности…
Леле казалось, что все вокруг сговорились, чтобы каждый миг напоминать ей о Кшиштофе. И люди, и вещи. Когда Лиза фальшиво напевала Шопена, Леля сердилась: вот сестра опять поддразнивает ее, намекая на пылкого поляка. Если убегал кофе, Леля всей кожей чувствовала на плечах прощальные объятия Кшиштофа, а на затылке его горячие поцелуи. В последние дни Леле чудилось, что между ней и Кшиштофом кто-то натянул прочную нить и ее теперь трудно, почти невозможно разорвать. И жизнь, а в особенности занятия музыкой каждый день подтверждали эти смутные догадки. Леля даже на репетиции чувствовала, как Кшиштоф железной рукой задает темп, как помогает то усилить основную тему, то, напротив, играть легко и прозрачно, в лучших традициях русской школы. А во время последнего концерта он так подпитывал ее своей энергией, что оркестр еле успевал за бешеным темпом, заданным солисткой.
- Наверное, я сошла с ума, - пожаловалась Леля любимому во время одной из бесконечных телефонных бесед. - Мне постоянно кажется, что ты рядом.
- Знаешь, Ольгушка, мне тоже, - неожиданно признался Кшиштоф. - После твоего концерта я чувствовал себя как воздушный шарик, из которого выпустили воздух. А сегодня, когда бродил по магазинам, словно услышал твой голос: "Ты что, с ума сошел, не покупай эту кошмарную рубашку!" Или в ресторане: "Не ешь эту рыбу, тебе будет нехорошо". И каждый раз ты оказывалась права. И все-таки лучше слушать твои советы в реальности, моя коханая. Или не слушать. Главное, чтобы ты была рядом.
- Правда? - обрадовалась Леля. - А то я уже начинаю привыкать к мысли, что ты виртуальный персонаж. Ну, вроде героя японской анимации.
- Нет, я Бэтмен! - объявил Кшиштоф потешным мультяшным голосом. - Я спасу тебя, принцесса! Я лечу в Москву! Вот только… - голос Кшиштофа стал каким-то тусклым, он помолчал, но решился продолжить, - понимаешь, Ольгушка, мне придется уделить там какое-то время моей супруге.
- Вот это да! Па-де-труа на московской сцене, - заговорила Леля в несвойственной ей язвительной манере. - Этот балетный номер втроем, если честно, мне не очень нравится. А зачем Агнешка прилетает в Москву? - насторожилась она. - Ты же говорил, что твоя супруга счастлива без тебя и прохлаждается на вилле у океана.
- Прохлаждалась. А теперь заскучала. Видишь ли, для нее слетать на другой континент ради встречи с мужем - пара пустяков, - уточнил Кшиштоф не без некоторой гордости. - Так что, пожалуйста, придумай, чем бы нам ее в Москве занять. До видзення, коханая Ольгушка. Целую мизинчик на левой ножке.
Последнюю фразу поляк пропел таким бархатным баритоном, как умеют во всем свете только одни западные славяне. Сердце у Лели вздрогнуло и забилось в бешеном ритме мазурки.
Ленка вынырнула из Сретенского переулка и, газанув, рванула по тротуару за маршруткой, лихо объезжавшей пробку.
- М-да, такого джип-сафари у меня даже в Египте не было, - буркнул Антон, судорожно хватаясь за поручень и подпрыгивая на ухабах. Интуиция подсказывала: если опять схватится за Ленку, можно и в глаз получить.
Они проскочили на желтый и теперь мчались по Бульварному кольцу, ловко лавируя в потоке машин. Когда Ленка выехала у светофора на встречку, Антон заорал:
- Спятила, Шумахерша! Я на смертельные трюки не подписывался.