- Но ему уже два года. Разве не пора ему пытаться говорить?
- У некоторых детей это наступает позже, ваша светлость. Он и так достаточно умный мальчик.
- Конечно, умный. Ведь он из Гастингсов.
Няня Хопкинс согласно кивнула. Она всегда кивала, когда герцог заводил речь о превосходстве своей семьи.
- Возможно, - предположила она, - ребенку просто нечего сказать. Он и так всем доволен.
Герцога не слишком убедило это предположение, но он не стал продолжать разговор, а вручил Саймону оловянного солдатика, погладил по головке и удалился из дома, чтобы проехаться на лошади, которую совсем недавно приобрел у лорда Уэрта.
Однако еще два года спустя герцог уже не был так спокоен, когда снова навестил сына в замке.
- Как? Мой сын до сих пор не говорит?! - вскричал он. - Почему?
- Я не знаю, - отвечала няня, воздевая руки к небу.
- Чго вы с ним сделали, Хопкинс?
- Я ничего ему не делала, ваша светлость!
- Если бы вы несли свою службу исправно, он… - палец герцога указал на мальчика, - давно бы заговорил!
Саймон, который усердно выводил в тетради буквы, сидя за крошечной партой, с интересом наблюдал за этой сценой.
- Ему уже целых четыре года, черт побери! - взревел герцог. - И он обязан говорить!
- Зато он умеет писать, - защитила своего подопечного няня. - На своем веку я вырастила пятерых детей, и никто из них не делал это так красиво, как мастер Саймон.
- Много ли проку от красивого писания, если он молчит, как рыба! - Герцог резко повернулся к сыну:
- Скажи мне хоть что-нибудь, черт тебя возьми!
Саймон откинулся назад, его губы задрожали.
- Ваша светлость! - воскликнула няня. - Вы пугаете ребенка.
Теперь герцог обрушился на нее:
- А может, его надо испугать! Может, он так избалован, что просто ленится произнести лишнее слово! Хорошая трепка - вот чего ему недостает!
В ярости он выхватил из рук няни серебряную щетку с длинной ручкой, которой та причесывала мальчика, и замахнулся на сына.
- Я тебя заставлю говорить! Ты упрямый маленький…
- Нет!
Няня вскрикнула. Герцог выронил щетку. Оба они в первый раз услышали голос Саймона.
- Что ты сказал? - прошептал герцог. На глаза ему навернулись невольные слезы.
Мальчик стоял перед ним со сжатыми кулачками, подбородок его был вздернут.
- В-вы н-не…
Герцог смертельно побледнел.
- Что он говорит, Хопкинс?
Сын попытался выговорить что-то.
- В-в… - вырывалось из его горла.
- Боже, - с трудом вымолвил герцог, - он слабоумный.
- Он не слабоумный! - вскричала няня, бросаясь к мальчику и обнимая его.
- В-вы н-не б… бей… т-те… - Саймон набрал еще воздуха, - м… меня.
Герцог присел на кресло у окна, обхватил голову обеими руками.
- Господи, чем я заслужил такое? - простонал он. - В чем провинился?
- Вам следует похвалить ребенка, - услышал он голос няни. - Четыре года вы ждали, и вот он заговорил.
- Заговорил? Да он идиот! Проклятый маленький идиот! И заика к тому же!
Саймон заплакал. Герцог продолжал стенать, никого не видя.
- О Боже! Род Гастингсов должен закончиться на этом слабоумном! Все годы я молил небо о сыне - и вот что получил! Придется передать мой титул настырному двоюродному брату… Все, все рухнуло!.. - Герцог снова повернулся к мальчику, который всхлипывал и тер глаза, тщетно стараясь унять рыдания. - Я даже не могу смотреть на него! - выдохнул герцог. - Нет, не могу!.. Это выше моих сил. Его незачем учить!
С этими словами он выскочил из детской.
Няня Хопкинс крепко прижала к себе ребенка.
- Не правда, - горячо шептала она ему, - ты очень умный. Самый умный из всех детей, каких я знала. И ты скоро научишься хорошо говорить, голову даю на отсечение!
Саймон продолжал плакать в ее ласковых объятиях.
- Мы еще покажем ему! - пригрозила няня. - Заставим взять обратно свои слова, клянусь всеми святыми!..
Няня Хопкинс не бросала слов на ветер. Пока герцог Гастингс проводил время в Лондоне, стараясь забыть, что у него есть сын, она не теряла ни минуты, не выпускала Саймона из поля зрения и учила его, как могла, произносить звуки, слоги, слова, поощряя лаской, если у него получалось, и подбадривая, когда слова не складывались.
Дело продвигалось медленно, но успехи все же были, и, когда Саймону исполнилось шесть, он уже не так сильно заикался, а к восьми годам справлялся порой с целым предложением, ни разу не заикнувшись. По-прежнему он говорил хуже, если бывал чем-то расстроен, и няня не уставала напоминать, что он должен научиться владеть собой и оставаться спокойным, если хочет произносить слова и фразы нормально.
К счастью, Саймон оказался не по-детски упорным, настойчивым, даже упрямым. Он научился набирать воздух, прежде чем что-либо сказать, и думать о том, что и как говорит и что происходит при этом у него во рту и в гортани.
Время шло. Мальчику исполнилось одиннадцать, и однажды он задумчиво посмотрел на свою няню и, собравшись с мыслями, четко произнес:
- Полагаю, наступило время поехать и повидаться с моим отцом.
Няня Хопкинс внимательно смотрела на своего питомца и молчала. Герцог Гастингс за эти семь лет ни разу не заявился в замок, не ответил ни на одно письмо сына, которых набралось, наверное, около сотни.
- Ты в самом деле хочешь этого? - спросила она после долгой паузы.
Саймон кивнул.
- Что ж, тогда я скажу, чтобы приготовили карету. Завтра мы отправимся в Лондон, дитя мое…
Путь был неблизкий, и в город прибыли лишь к вечеру третьего дня. Не без труда отыскали они дом, в котором няня никогда раньше не бывала. Сдерживая волнение, она постучала бронзовым молотком в величественные двери, которые, к ее удивлению, почти сразу отворились, и взору их предстал не менее величественный дворецкий.
- Посылки и всякая доставка принимаются с черного хода, - сказал он и намеревался захлопнуть дверь.
- Подождите! - крикнула няня Хопкинс, подставляя ногу и мешая сделать это. - Мы не прислуга.
Дворецкий окинул ее подозрительным взглядом.
- Я - да, - пояснила няня, - но мальчик - нет. - Она схватила Саймона за руку, выдвинула вперед. - Это граф Клайвдон, и вам следует отнестись к нему с почтением.
У дворецкого отвисла нижняя челюсть, он несколько раз моргнул, прежде чем произнести:
- По моим понятиям, мистрис, граф Клайвдон мертв.
- Что?! - воскликнула няня Хопкинс.
- Я совсем не умер! - воскликнул Саймон со всем справедливым возмущением, на которое способен одиннадцатилетний мальчик.
Дворецкий еще внимательнее вгляделся в него и, видимо, признав во внешности кое-какие черты его отца, без дальнейших колебаний отворил пошире дверь и пригласил войти.
- П-почему вы подумали, что я м-мертв? - спросил Саймон, мысленно ругая себя за то, что не может сдержать заикание, но объяснил себе это тем, что очень разозлился.
- Я ничего не могу вам ответить, - сказал дворецкий. - Не моего ума это дело.
- Конечно, - сердито проговорила няня, - ваше дело сказать мальчику такие страшные слова, а отвечают пусть другие.
Дворецкий задумался ненадолго и потом произнес:
- Его светлость не упоминал о нем все эти годы. Последнее, что я слышал, были слова: "У меня не стало сына". И вид у его светлости был такой печальный, что никто больше ни о чем не спрашивал. Мы, то есть слуги, посчитали, что ребенок преставился.
Саймон почувствовал, как в горле что-то бурлит и рвется наружу.
- Разве герцог ходил в трауре? - не успокаивалась няня. - Нет? Как же вы могли подумать, что ребенка нет в живых, если отец не надевал траурную одежду?
Дворецкий пожал плечами.
- Его светлость часто носит черное. Почем мне знать?
- Все это просто ужасно! - заключила няня. - Я требую, слышите, немедленно доложите его светлости, что мы здесь!
Саймон не говорил ничего. Он пытался успокоиться, чтобы суметь разговаривать с отцом, не так сильно заикаясь.
Дворецкий наклонил голову и негромко сказал:
- Герцог наверху. Я тотчас сообщу ему о вашем приезде.
В ожидании герцога няня ходила взад-вперед, бормоча про себя слова, с которыми хотела бы обратиться к хозяину. И все они были на редкость резкими, чтобы не сказать грубыми. Саймон оставался посреди холла, руки были прижаты к телу, он тщетно старался упорядочить дыхание.
"Я должен… я должен говорить нормально, - билось у него в мозгу. - Я могу сделать это!"
Няня поняла его усилия и, подбежав, опустилась на колени, взяла его руки в свои.
- Успокойся, мой мальчик, - говорила она. - Дыши глубже… Так… И произноси в уме каждое слово, перед тем как выговорить. Если ты будешь следить…
- Вижу, по-прежнему нянчитесь с ним? - услышали они властный голос.
Няня Хопкинс поднялась с колен, повернулась к говорившему. Она напрасно искала какие-то уважительные слова, чтобы приветствовать герцога, - они не шли на ум. Равно как и все остальные слова и фразы. Всмотревшись в лицо хозяина, она увидела в нем сходство с сыном, и ее гнев запылал с новой силой. Да, они очень похожи, но это не означает, что герцога можно назвать отцом мальчика. Какой он ему отец!
- Вы… вы, сэр, - вырвалось у нее, - вызываете только презрение!
- А вы убирайтесь, мадам! - крикнул ей хозяин. - Никто не смеет разговаривать с герцогом Гастингсом в таком тоне.
- Даже король? - раздался голосок Саймона.
Герцог резко повернулся к нему, не обратив сначала внимания на то, что эти слова его сын произнес совершенно отчетливо.
- Ты… - понизив тон, сказал он. - Ты подрос…