Позор двоих ее друзей затронул Маргарет меньше, чем свадьба третьей подружки, Анны Дакр. Почти пятнадцатилетняя Маргарет отчаянно хотела замуж и умоляла брата замолвить за нее словечко перед отцом. Эмиас игнорировал ее просьбу – теперь он избегал, по возможности, разговоров с отцом и просто нетерпеливо ждал его кончины, чтобы захватить наследство. Отцу почти пятьдесят, думал Эмиас, и он явно не собирается жениться снова. Что толку в его жизни? Когда Пола не станет, он, Эмиас, сможет улучшить, модернизировать хозяйство, он-то покажет слугам, кто тут господин! Пол был просто неразумен в своей привязанности к такой никчемной жизни. Эмиас изложил свои взгляды в безопасной тишине семейной спальни беременной жене, которая лишь вполуха прислушивалась к его аргументам и бездумно соглашалась.
Когда настала пора сеять озимые и все были страшно заняты, в Морлэнд прискакал – на лошади, что было признаком крайней спешности! – дядюшка Ричард и отвел Пола в сторону для разговора.
– Я насчет Адриана, – начал он. Пол тревожно посмотрел на Ричарда – новости были явно плохие.
– Что случилось? Он заболел?
– Нет, не заболел, да этот парень вообще силен как д... я хочу сказать, как десятеро мужчин, – поправился дядюшка Ричард, даже не улыбнувшись. – Пол, его надо отослать.
– И ты, дядюшка Ричард, – простонал Пол, – что вы все так набросились на бедного ребенка?
– Я не против него, и Он не бедный ребенок. Пол, я не хочу объяснять – и Даже не знаю, смог Ли бы я объяснить, но ты должен отослать его, ради собственного же блага и блага всех, кто связан с нами. Ради блага семьи, Пол, относись к этому так. Ты знаешь, я не стал бы просить тебя, если бы в этом не было нужды.
Ричард пристально смотрел в глаза Пола, с содроганием подумав, как они похожи на глаза Адриана.
– Но почему? – вымолвил наконец Пол.
– Не спрашивай, – взмолился дядюшка Ричард. Пол покачал головой.
– Я должен знать. Неужели ты не понимаешь, я обязан заботиться об этом ребенке и не могу отослать его, не зная даже причины.
– Да не рассматривай ты это как ссылку, это просто отдаление.
– Но почему? – настаивал Пол. Дядюшка Ричард беспомощно пожал плечами.
– На нем какая-то порча. Он несет ее на себе, как шрам. И она распространится, как зараза, на всю семью, если только его не перевести туда, где она не сможет расти. Пол, поверь мне, ты знаешь мое сердце. Верь мне.
– Я верю, – произнес Пол.
– Тогда отошли его, – просто сказал дядюшка Ричард.
Пол пожал плечами, как всегда, когда соглашался, и неожиданно почувствовал какое-то странное облегчение.
– Но куда?
– Я обдумал это, мне кажется, что лучше всего было бы отослать его к Майке.
– К Норфолкскому двору? Ты метишь так высоко? – удивился Пол.
– Думаю, это можно устроить. Он неплохой парень, и Майка сможет присмотреть за ним. Майка силен духом и умен не по годам. Его мальчишка не проведет. Я думаю, ты способен устроить его туда.
– Ладно, попробуем. Это не позор, и возможно, даже к лучшему.
Ричард радостно пожал его руку.
– Сделай это как можно быстрее, – предупредил он, – мне хотелось бы избавиться от него до зимы, но... – и он пожал плечами, – как можно быстрее!
Дело уладилось без особого труда, и мальчик должен был уехать второго февраля, чтобы занять пост под наблюдением Майки в Норфолке. Казалось, все в Морлэнде вздохнули с облегчением, и даже Эмиас стал добрее к отцу. Накануне отъезда Адриана Пол стоял на молитве в часовне, но его сознание постоянно отвлекалось от мыслей о божественном к мирскому. Он стоял на коленях, глядя на огоньки свечей и украшенную венками статую Святой Девы, но его левая рука покоилась на стене, а пальцы ощупывали очертания медведицы. Внезапно, хотя пламя свечей не колыхнулось, ему показалось, что тени по углам сгустились и зажили своей жизнью, и в воздухе послышался шорох крыльев, проносящихся около его головы. Тьма представлялась чернотой чьих-то глаз, презрительно глядящих на него из угла, а шорох крыльев напоминал полет рассерженных птиц. Это была измена? Измена?
– Что я могу сделать? – выкрикнул он. – Сжалься, что я могу сделать?!
И тени отступили, шорох крыльев смолк, глаза скрылись во тьме, и он снова был один.
Нет, не один – кто-то еще был в часовне, кто-то в темном углу сзади него – он чувствовал его присутствие спиной, чувствовал, как встали дыбом волосы на затылке. Он повернулся и машинально перекрестился, не понимая даже зачем. Это был Адриан, он стоял у двери и смотрел на него такими же горящими черными глазами, как в тот день, когда умерла Урсула. Пол вздохнул, и его пальцы на барельефе расслабились. Он встал.
– Ты хотел поговорить со мной? – тихо спросил он.
Мальчик стоял выпрямившись. Это был красивый, сильный, умный парень, которым мог бы гордиться любой отец, и в его осанке было что-то гордое, что отличало еще Урсулу и выделяло ее среди толпы.
– Ты отсылаешь меня, – сказал Адриан, – я уезжаю завтра. – Это не был вопрос, но Пол почувствовал по его тону, что это был последний шанс – на что? Но это ощущение исчезло, и Пол не сумел уловить его полностью. Все было решено.
– Да, – сказал он. – Это неплохое место для тебя. Ты сможешь проявить себя, свои способности. – Почему его слова звучат, как извинение? Ведь он говорит правду! – Это лучше, чем оставаться всю жизнь слугой кого-то.
Адриан подошел ближе, и пламя свечей дрогнуло, как бы не выдерживая огня в его глазах.
– Ты убил мою мать, – тихо произнес он. Тишина в часовне сгустилась, как если бы камни начали прислушиваться.
– Нет, это неправда, я любил ее.
– Ты убил ее. Я был там в тот день, не забывай, в тот день, когда она приходила к тебе и умоляла тебя отпустить ее. Если бы она уехала, то не умерла бы от чумы, – но ты не отпустил ее. Ты хотел сохранить ее в своей собственности, ты не отпустил ее, и она умерла. Этот грех – на твоей душе.
– Адриан! – взмолился Пол.
– А теперь ты решил освободиться и от меня. Ты отсылаешь меня от себя, но придет день, и я вернусь. Когда я вырасту, я вернусь и убью тебя, если смогу.
– Если сможешь, – эхом повторил его слова потрясенный Пол.
– Следи за мной, – сказал Адриан, – каждый день, пока ты жив. Я буду твоей смертью, или ты – моей.
Он повернулся и пошел к выходу. Внезапно его плечи странно затряслись, как если бы он хотел заплакать. Он обернулся и снова посмотрел на отца – его лицо осветилось, охваченное мольбой.
– Отец, – сказал он, и Пол понял его мольбу. Это был ребенок, ребенок, никому не нужный. Он видел, как использовали его мать, как ей угрожали и угнетали, как она умерла, и над ним потом издевались. Ему не хватало любви, без которой его душа становилась все чернее. Пол понял, что это был его последний шанс – последний шанс дать этому ребенку любовь, которой ему не хватало, любовь, которая могла спасти его. "Не заставляй меня ненавидеть тебя, – говорили эти глаза. – Не заставляй меня погружаться во тьму, в которую превратится моя душа. Я не хочу ненавидеть. Дай мне любовь и свет!" – Отец!
Пол содрогнулся от этого стона, и его вдруг охватило прежнее оцепенение. Он не мог любить, он не знал, как это делается, как можно открыться, чтобы отдать себя другому. Словно бы кто-то взял у него любовь. Но как мог этот ребенок, именно он, понять это? Он услышал мольбу, но, охваченный собственной мукой, не смог на нее ответить. Эти глаза мучили его – в отчаянии он отвернулся, и, когда на его глаза навернулись слезы, от которых расплылось в неясные огоньки пламя свечей, он услышал, как закрылась дверь часовни – с тихим, прощальным стуком.
Глава 8
Осенью 1525 года в Морлэнд ИЗ пансиона леди Парр вернулась Нанетта. Ее образование завершилось, так как дочь леди Парр, четырнадцатилетняя Кэтрин, должна была выйти замуж. Это была не первая попытка леди Парр на брачном рынке – два года назад она закидывала удочку относительно помолвки тогда еще двенадцатилетней Кэтрин и внука лорда Дакра, сына и наследника лорда Скроупа. Тогда Нанетту тоже начали готовить к отправке домой, но из переговоров ничего не вышло, так как каждая из сторон предъявляла слишком высокие финансовые претензии.
Теперь Кэтрин предстояло выйти замуж за пятидесятилетнего вдовца Эдуарда, лорда Боро, который к тому же, по весьма запутанной системе родства, принятой на севере, был еще и своего рода кузеном своей юной невесты. Его бабушка Элис Бичамп – дочь Ричарда Бичампа, графа Уорвика, вышла замуж за Эдмунда Бофора, основателя рода Морлэндов. У лорда Боро было несколько взрослых детей, все они были старше своей предполагаемой мачехи, но когда Нанетта спросила Кэтрин, не беспокоит ли ее эта проблема, та ответила только:
– Нет, вовсе нет, разве что странно, что им придется называть меня мамой. Эдуард строг, он сказал, что заставит их делать это.
– А тебя не волнует то, что твой муж настолько старше, чем ты? – поинтересовалась Нанетта.
Кэтрин не ответила на вопрос прямо:
– Он добрый, и я его уважаю, мне нравится болтать с ним. – Она поймала взгляд Нанетты, и они подумали о другой стороне брака. Кэтрин несколько растерялась: каково это – быть женой такого старика?
– Я думаю... – начала Нанетта, но тут Кэтрин снова обрела присутствие духа и гордо выпрямилась:
– Конечно, первое время это может быть странно, за кого бы ты ни вышла. Но я думаю, что лучше уж выйти за старика, который будет добр к тебе и терпелив, чем за пылкого и нетерпеливого юнца, – закончила она.