Челестино Чентурионе лежал в трёх шагах от выхода в притвор в луже крови, в спине его торчал кинжал с золотой ручкой. Под сводами храма раздался львиный рык, потом в шуме свалки погасло подавленное рыдание. Феличиано медленно опускался на колени перед телом брата, друзья столпились возле него, спинами ограждая от толпы, а Амадео посторонился, пропуская медленно подошедшую к телу брата бледную, как смерть, Чечилию. С храмовой росписи Воскресения на распростёртое тело мальчика смотрел Господь, белоснежные ризы которого тоже были забрызганы уже засыхающей кровью.
Последним подошёл перешагнувший через трупы Северино Ормани, страшный, окровавленный, тяжело дышавший, мрачно озиравший дымящиеся от крови тела. На храмовых плитах он насчитал дюжину трупов. Эмилиано Тодерини был пленён. Теодоро Претти слегка ранен, Урбано Лупарини, получив удар по шлему, плохо соображал, кравчий Джамбатиста Леркари был ранен в плечо. Ловчие Людовико Бальдиано и Гавино Монтенеро поймали ещё одного заговорщика, переодетого монахом, и Амадео теперь уже точно опознал в нём Корсини.
Разъярённая толпа горожан высыпала из храма, предала тела убийц самосуду, растерзав и осквернив их.
Пленников Эмилиано Тодерини и Паоло Корсини под охраной солдат отвели в подземный каземат. Толпы озлобленных людей ринулись в город, сотрясавшийся от криков, на головы врагов семейства Чентурионе сыпались неисчислимые проклятия. По улицам города волокли окровавленные трупы заговорщиков.
Дом рода Реканелли был осаждён, взят штурмом, разграблен и подожжён. Найденную в доме девицу Лучию Реканелли, выволокли из палаццо и хотели было казнить, но Амадео Лангирано сумел удержать руку мстителей, закричав, что девица нужна графу Феличиано как свидетельница, и под конвоем Эннаро Меньи привёл сестру убийц в замок, поручив её заботам Катарины Пассано.
Турнир был отменен. На замок снизошёл мрак, несмотря на палящее солнце. Друзья графа Феличиано снова собрались в храме, едва были вынесены тела раненых и изувеченных в толчее. Епископ Раймондо был мрачен, и зло проронил, что их провели, как мальчишек. Никто и не собирался травить Чентурионе, их просто отвлекли на ловлю отравителя. Мрачен был и Энрико Крочиато - супруга его не оплакивала брата, но погрузилась в пугающую летаргию, временами шепча имя Челестино и не сводя глаз с распятия.
Бьянка Крочиато, увидев поверженного Пьетро, в ужасе обернулась на Энрико.
- Это ты… Это твой удар, - взвизгнула она брату и в ужасе отступила - лицо Энрико было страшно искажённым.
Крочиато наотмашь ударил сестрицу по лицу.
- Что, сестрёнка, добилась своего? - злобно прошипел он, - не хотела видеть ни истинного достоинства, ни преданности, ни чистоты души, ни благородства, - но учить других - о, да! Сколько сведений вытащил из тебя этот подонок? Это ты сказала ему, что братья будут только на службе? Ты! Если бы не ты - Челестино был бы жив! Можешь забрать эту падаль, и оплакать, а потом тебе лучше всего исчезнуть… Может, примешь монашество? Правда, Господь не принимает горделивых… Едва не поссорила меня с лучшим другом, не разглядела подлеца у себя под носом, отвергла человека высокого благородства и предпочла ему изменника! Дура!
Бьянка сжалась и, затравленно взглянув на брата, убежала.
Амадео был готов убить себя за глупость, как он мог расслабиться и совсем забыть о планах Реканелли, и на мгновение пожалел, что его не прикончил Сордиано, потом Лангирано неожиданно спросил у Энрико, правда ли, что это он метнул кинжал в Пьетро? Крочиато заторможено, но отчетливо кивнул.
- Зачем?
Крочиато поднял на Амадео отсутствующие глаза и тут взгляд его прояснился.
- Что значит, зачем? Он убил бы тебя.
- Ты сказал сестре, что он предатель. Но… почему?
Энрико пожал плечами.
- Это он провёл их в замок. Он, и возможно, кто-то ещё из отряда Меньи. Разберёмся. Но он был подкуплен.
Амадео не понял.
- Что ты говоришь? Зачем ему это?
- Всё так просто, что просто дрожь берёт, - утомлённо и печально растолковал массарий, - его, видимо, подкупили, и заплатили немало. А пошёл он на это потому, что в суете рассчитывал убить тебя.
Лангирано потряс головой, которая от жары и запаха крови болела до стона, и умоляюще воззвал к другу.
- Что ты говоришь? Меня-то за что, Господи? Я вообще не понял, почему он на меня кинулся. Я не знаю его! Что я ему сделал?
- Чечилия говорила, он влюблён в Делию, и, убив тебя, он рассчитывал заполучить её.
Амадео вонзил ногти в волосы и потрясённо замолчал. Мессир Северино Ормани слушал разговор друзей, но не слышал его. Гибель соперника не занимала его, он тоже видел, что Пьетро подал меч Сиджизмондо Реканелли и, значит, подлинно был предателем, но ринувшись на Сиджизмондо и убив его, Северино не смог поднять меча на Сордиано. Он видел, как раздобывший оружие Крочиато метнул короткий беллунский кинжал в лоб Пьетро, спасая Амадео, и на мгновение сам опустил меч. Энрико не промахивался, сказывался опыт охотника, но именно в эту минуту ещё один негодяй Реканелли убил Челестино…
Сейчас Северино не переставая корил себя - ну почему, почему он не догадался надеть кольчугу и на мальчика? Но его опасения были так смутны, строились на недостойных мужчины предчувствиях, неясных, пустых снах и туманных домыслах, которых Ормани и сам стыдился.
- Их надо повесить! Это не рыцари. Их нужно повесить, - шёпот Делии ди Лангирано, трясущейся в истерике, вывел Ормани из летаргии.
- Их не за что вешать, донна, - тихо пробормотал Северино. Сам он думал о другом.
Донна Делия внимательно посмотрела на мессира Ормани. Она уважала его, видя в нём благородного человека, но сегодняшний день, показавший всю нечеловеческую мощь и непобедимую отвагу этого рыцаря, изменил её мнение. Это был герой, мужественный и неустрашимый мужчина, которому граф Чентурионе обязан жизнью. Но что он говорит?
- Их не за что вешать? Они убийцы, поднявшие руку на человека - коленопреклонённого перед Святыми дарами, в храме Божьем! В день Вознесения Пресвятой Девы! Они все должны быть повешены!
- Их не за что вешать, донна, - снова отрешённо повторил Северино Ормани.
Амадео поднялся, обнял дрожащую жену, погладил по плечу, успокаивая, и тихо пояснил путаные грамматические пассажи мессира Северино.
- Мессир Ормани имеет в виду, дорогая, что ни у кого из убийц уже нет ни головы, ни шеи… и никого из них нельзя повесить.
Северино Ормани с готовностью кивнул.
- Хорошо быть грамматиком. Я и говорю - не за что их повесить, разве что за ноги…
В разговор снова вмешался епископ Раймондо ди Романо.
- Полно болтать-то. Амадео, отведи Делию домой и возвращайся. Северино, я распорядился натопить бани, иди, смой с себя кровь. Энрико, иди с ним. Я до вечера буду с Феличиано, потом смените меня с Амадео. Утром пусть придёт Энрико. Оставлять Чино одного нельзя.
Никто не оспорил слова епископа. Все безропотно подчинились.
Глава 16
Чечилия налила в стакан крепкого вина и выпила. Всё, что ей хотелось - забыться, перестать думать, хоть на минуту утратить память о том, что Челестино больше нет. Но ничего не получалось. Младший брат был для неё странно близким, почти неосознаваемым всегдашним зеркальным отражением, он неизменно, сколько она помнила себя, был рядом, и когда они говорили друг с другом - Чечилии казалось, что она не столько поверяет мысли другу, сколько советуется сама с собой. Она знала каждый помысел брата, его мечты и смену настроений, могла безошибочно предсказать, что он скажет в том или ином случае, понимала его, как никто. Тино платил ей полным доверием и прямодушной откровенностью, и при мысли, что всё, о чём мечтал Челестино, уже не сбудется никогда, Чечилию начинало трясти в истерике, на глаза наворачивались слезы.
О своей потере, потери части самой себя, она старалась не думать.
Вошла мрачная Катарина Пассано, с почерневшими кругами вокруг глаз, нервная и издёрганная. Мать Челестино и Чечилии умерла вскоре после их появления на свет, и если Катарина помогала донне Марии Чентурионе выкормить Феличиано, но им обоим она просто заменила мать - находила кормилиц, заботилась о воспитании, препиралась с графом Амброджо по поводу учителей, двоих из которых лично выгнала за ворота. Потеря старухи была страшной, и Чечилия, понимая, сколь той тяжело, постаралась не усугублять её скорбь своими слезами.
Та тоже заговорила о другом.
- Там стражники приволокли сестрицу негодяев Реканелли. Я заперла её в подвале возле сломанной лестницы…
Чечилия подняла глаза на Катарину.
- Сестра Реканелли? Лучия?
- Не ведаю я, как звать её…
- Господи… Зачем? Она не причём. Лучия и мухи убить не может.
- Зато братцы её брата твоего как овцу зарезали…
Чечилия вздохнула. Господи, сколько скорби, сколько беды, когда люди нарушают заповеди Божьи!
- Слушай, ты… отпусти её, а, Катарина? Мы вместе в монастыре были, она… жалко её. Она не виновата.
Глаза женщин - старой и молодой - встретились.
- Голова у тебя не варит сегодня, Чечилетта. Куда её отпустить-то?
- Домой…
Катарина вздохнула.
- Тебе выспаться надо, потом о Реканелли думать.
- Почему? О чём ты, Катарина?