Девушка с опаской взглянула на странную находку и радостно вскрикнула, признав в ней свой срезанный с пояса кошелек. Она протянула к нему руку и в тот же момент с ужасом отдернула ее. Пальцы Хассо, державшие кошелек, были покрыты следами запекшейся крови.
- У щипуна сегодня несчастливый день, - спокойно пояснил Люстиг. - От воришки отвернулась удача, стоило ему попасться мне на глаза.
- И мне в руки, - закончил Хассо, вытирая ладони.
Далеко от Марцелля в лесной избушке, стоящей на берегу стремительно бегущего горного ручья, скрытой от любопытных людских глаз столетними елями и хранимой северными ветрами, склонилась над чаном Регина, вдохнула ароматы настаивающегося целебного снадобья, скользнула пальцами по поверхности, стирая увиденное. И тяжело вздохнула:
- Свершилось, девочка моя. Судьба настигла и связала вас.
Сказка Шварцвальда. Яков versus Михаэль
Михаэль Люстиг, незаконнорожденный сын баронессы Магдалены фон Берен, пришел в мир людей на пятнадцатый день июльской луны в небольшом крестьянском доме на краю Фогельбаха.
В великой тайне от всех.
Мальчик был выкормлен и поднят на ноги вместе с родным сыном старшей сестры Магдалены, живущей среди глухого леса в добровольном затворничестве и носящей имя Регины фон Берен, известной в народе как Черная Регина.
Судьба распорядилась таким образом, что он смог вернуться в родовой замок Шварцштайнфалль лишь спустя семнадцать лет. Баронесса осмелилась открыть двери своему второму сыну после смерти мужа и старшего брата. А до этого редкие весточки и гостинцы приходили от нее в затерянный уголок Черного Леса, где на берегу горного ручья, среди чащобы, притаилась маленькая избушка.
Под ее крышей, покатой, спустившейся почти до земли, покрытой хвойным лапником, росли, не зная горя и человеческого зла, два мальчугана, два брата - родной сын Регины Хассо и приемный - племянник Михаэль.
Детей баюкали домовые служки. В солнечные погожие дни под аккомпанемент золотых свирелей их развлекали феи, в дождь напевы маленького народа сменяли порывы ветра, гнущего до земли столетние ели, а ночью под огромной луной зачарованную арию дружно выла волчья стая.
Мальчики росли в мире чудес, не придавая этому никакого значения. То был их мир, другого они не знали. Непоседы гоняли наперегонки с быстрокрылыми эльфами, на освещенных солнцем лужайках ловили несчастных сачком, словно больших мотыльков. Отпускали их на волю, когда крылатые создания соглашались исполнять загаданные желания.
В детстве эти желания были просты и наивны, и осуществить их не составляло большого труда. А когда дети подросли, они перестали видеть волшебных обитателей леса.
Так всегда было. И будет.
Для повзрослевших мальчиков нашлись куда более важные дела. Хассо однажды попробовал травяной настой, что готовила для себя Регина. Сваренный из сбора белладонны, шалфея, мелиссы, вербены и корня мандрагоры, который ведунья тайком выкапывала из-под качающихся на ветру висельников, он обладал странной силой. Хассо не преминул угостить волшебным варевом любопытного брата.
Странный сон сковал их. Юноши без сил опустились на шелковую траву лужайки и, оставив человеческие тела, перекинулись в волков. Они метались по лесу, наслаждаясь обретенной свободой, невероятной скоростью и легкостью, неведомой силой, что кипела в них, вызывая щенячий восторг.
Но больше всего они радовались приходу потаенного мира, который успел закрыть двери, а сейчас вновь сверкал, рассыпая вокруг радужные блики. Повизгивая от удовольствия, волчата катались по изумрудной траве, купались в росе, прыгали за порхающими бабочками, ловили собственный хвост. Они снова вернулись в детство.
И лишь власть Регины смогла освободить неучей от волчьего морока, который звал их оставить прошлое, навеки слиться с шепотом леса, спуститься по лунной дорожке на дно озера. Она нашла опьяневших от настоя подростков на лесной опушке, погрузившейся во влажный сумрак. На небе созревало полнолуние. Растолкав бедолаг, Регина влила им в рот несколько капель эликсира, маленькую бутылочку с которым всегда носила на кожаном шнурке у пояса.
Наградив нерадивых глупцов тумаками, ведунья строго-настрого запретила подбираться к ее травам, пригрозив, что в следующий раз, когда оба превратятся в мерзких жаб, она и глазом не моргнет, чтобы их спасти.
Но таинственная волчья кровь уже заиграла в жилах испуганных проказников. Единожды познавшие свободу под светом луны никогда не возвращались назад. Регина знала это и сделала все что могла, чтобы обезопасить сыновей. С того дня на их руках красовались серебряные браслеты, дающие им власть над зовом луны, - две переплетенные змеи с волчьими головами охраняли их человеческую суть, возвращали назад из затянувшегося сна.
Лишь два условия поставила им Регина, перед тем как разрешить пользоваться настоем: ни в коем случае не снимать браслеты перед сном и никогда не пить дурман в полнолуние.
- Мой серебряные обереги не справятся с властью полной луны, ее холод зачарует вас и уведет по мертвой тропе за опасную грань, откуда вернуться могут лишь те, кто познал вкус человеческой плоти и нашел в себе силы отказаться от нее.
Мальчики дали клятву и исправно следовали ей до того самого дня, когда Хассо пропал в первый раз. Это произошло в ночь накануне полнолуния. Он не вернулся из зачарованного сна, его тело лежало на кровати и не подавало признаков жизни. Михаэль, проснувшись, некоторое время не беспокоился за брата, полагая, что он досматривает пришедший на смену волчьему человеческий сон.
Полуденное солнце уже слепило глаза, когда в его голову закрались сомнения. Михаэль вернулся в комнату к неподвижному телу Хассо и первым делом проверил его запястье. Браслета на нем не было. Проклиная глупца, парень бросился на поиски Регины.
Мать, узнав о случившемся, помрачнела. Сквозь сжатые от бессильной злобы зубы прошептала: "Черная Кровь проявила себя".
"Чья кровь?" - хотел спросить Михаэль, но неосторожные слова замерли у него на устах под гнетом разъяренного взгляда кормилицы. Та, не теряя ни минуты, прошла в свою комнату и плотно закрыла за собой дверь.
- Не заходи сюда ради спасения своей души, сынок, - услышал Михаэль ее голос.
Они вернулись в свои тела лишь через два дня. Регина, мрачная, уставшая, заметно постаревшая. И Хассо, возбужденный, бесноватый, с блуждающим взором, с резкими неуверенными движениями, словно он впервые примерил человеческое тело, ранее не принадлежащее ему.
Должно было пройти некоторое время, чтобы молочный брат стал походить на того, кем был раньше. Именно походить, потому что прежним он уже не никогда больше не был. В глубине его прозрачных глаз с той поры горели две красные точки - следы человеческой крови, которую он вкусил по собственной воле.
Михаэль не расспрашивал Регину, как ей удалось вырвать сына из-под власти полной луны, а сама она никогда об этом не вспоминала. Но кроме браслета, который ведьма принудительно одела на руку Хассо, она прочертила острым ногтем на его груди рунический оберег, вспыхнувший синим огнем и оставивший на коже след. По грустному лицу кормилицы Михаэль понял, что зов человеческой крови уже не оставит брата, а совершенные заклятия будут сдерживать его до тех пор, пока жив человек, наведший их.
Время шло. После того случая братья перестали использовать зачарованное зелье, позволяющее просыпаться в волчьем теле. Луна потеряла над ними власть.
На смену одному увлечению пришло другое. Они открыли для себя мир соблазна, телесных страстей, они почувствовали другой Зов. Зов плоти. Потаенный Мир вновь захлопнул перед ними двери, но в этот миг распахнулись другие, приглашающие их вкусить радость любовных утех.
Между братьями началось негласное соревнование, сколько женских сердец им удастся покорить. На шутовском рыцарском щите Михаэля красовалось уже не менее двадцати разбитых сердец. Хассо дышал ему в спину, не отставая.
Наивные пастушки и молодые пастухи, приводившие стада на залитые солнцем лужайки, стали их добровольными жертвами. Порочная слава лесных братьев вскоре распространилась за пределы Черного Леса, перелетела по местным деревушкам осторожным и смущенным перешептыванием. Богопротивные слухи метались по ветру подобно верховому пожару и сводили с ума любопытных крестьянок, чье наливное тело ждало запретных утех. Рассказы эти волновали голодных вдовушек, изнывающих без мужской ласки, и добрались наконец до вонзившихся в небеса каменных башен замка Шварцштайнфалль.
Магдалена, услышав от камеристки очередную скабрезную историю о похождениях лесных сластолюбцев, улыбнулась. Приближался срок, назначенный Богом ее мужу. Барон фон Берен доживал последние дни, мучаясь от иссушающей горячки.
По иронии судьбы, смерть супруга должна была открыть врата бедному изгою, незаконнорожденному выродку. Бастарду.
Ждать осталось недолго. Как она соскучилась по любимому мальчику! По его мягким темным кудрям, по золотым глазам, теплые оттенки которых играли словно сосновая смола на солнце, по нежным губам и трогательному румянцу на щеках.
Как омерзительны ей прикосновения и ласки старшего сына, копии своего угасающего отца! Анемичный Витольд фон Берен отвечал данному челядью негласному прозвищу Призрак: при встрече с ним служанки истово крестились и прятались. Витольд был одержим любовной горячкой не меньше своего младшего брата.
Но болезнь его носила оттенок крови… Мать догадывалась о пагубной страсти старшего сына, слухи о ней черными воронами кружили по окрестным деревням. Но она закрывала глаза на многочисленные свидетельства похищений и истязания девственниц сворой богатых извращенцев, возглавляемых Витольдом.