Подробно обсуждалась выставка.
- Наверное, тебе не терпится увидеть ее открытие, не так ли, Анжелет? - спросил он, повернувшись ко мне.
Я кивнула.
- Это действительно будет историческое событие, которое ты запомнишь на всю жизнь!
- Насколько я знаю, открывать выставку будет королева? - спросила моя мать.
- Ну, конечно же, наше маленькое величество прямо-таки носится с этой идеей!
А почему? Потому что это замысел Альберта, стало быть, в ее глазах это просто совершенство!
- Правда ведь, чудесно видеть такую счастливую пару? - сказала тетя Амарилис. - Они - прекрасный пример для всей нации!
Полагаю, моя дорогая, временами у них случаются и шторма, - сказал дядя Питер, - но, насколько мне известно, Альберт как нельзя лучше умеет увернуться от такого рода сложностей, что говорит о его мудрости… или, может быть, о его милой внешности.
- Ах, Питер! - воскликнула тетушка Амарилис, наполовину восхищенно, наполовину осуждающе.
- По крайней мере, - вставил Мэтью, - проект близится к завершению и, судя по всему, получается неплохо.
- Маленький Джон постарается сделать все, чтобы вызвать осложнения, - сказал дядя Питер. - Что он там еще выдумал, Мэтью?
- Он хочет устроить салют из пушек в Сент-Джеймс-парке. Он говорит, что, если пушки будут стрелять в Гайд-Парке, в павильоне могут вылететь все стекла.
- А они не вылетят? - спросила моя мать.
- Конечно, нет! - заявил дядя Питер. - Просто он хочет поучаствовать в событии и доставить кое-какие неприятности.
- Полагаю, Альберт собирается выступить против него, - сказал Мэтью.
- А что, если стекла действительно вылетят? - спросила я.
- Милая моя Анжелет, - сказал дядя Питер, улыбнувшись мне, - в таком случае выяснится, что Альберт ошибался, а Маленький Джон был прав.
- А это не рискованно? Он пожал плечами.
- Я не думаю, что Альберт пойдет на уступки в этом вопросе.
Ну-ну, не бойся, я думаю, ничего там не произойдет, и Хрустальный дворец останется цел. А если окажется, что я не прав, ну что ж, тогда я скажу "аи-аи-аи!"
- Мне кажется довольно глупым идти на такой риск, - сказала я. - Будет ужасно, если все пойдет прахом из-за такой мелочи.
- Жизнь, милое дитя, всегда содержит элемент риска!
Иногда бывает даже выгодно пойти на риск. Если принц уступит в этом вопросе, у Маленького Джона появятся новые амбиции. Альберт не может признать свою ошибку, и поэтому он пойдет на риск.
Я замолчала, обдумывая сказанное, и заметила, что дядя Питер с любопытством поглядывает на меня.
Он продолжал рассказывать о волшебной выставке, о том, что принц задумал ее как праздник труда и мира. Для нации лучше укреплять дружбу, демонстрируя свои технические достижения, чем сталкиваться на поле битвы. Искусство и коммерция должны идти рука об руку.
Настал великий день. Нам очень повезло, и мы сумели попасть на церемонию открытия. Впервые в жизни я увидела нашу королеву. Она выглядела просто великолепно в одежде розового и серебряного цветов. На груди у нее была лента ордена Подвязки, а на голове - небольшая корона, в которой сверкал алмаз Кохинор. У меня просто дух захватило: никогда в жизни я не видела такого великолепного зрелища! Я с радостью присоединилась к хору восторженных криков, которыми встретили прибытие королевы. Над головой у нее развевались перья, каким-то образом прикрепленные к короне. Она казалась очень гордой, счастливой и совершенно царственной - в общем, такой, какой и должна быть королева.
Это был прекрасный день. Он оправдал все мои ожидания. Играла прекрасная музыка. Мне очень понравился хор. Королева с супругом сидели под сине-золотым балдахином на королевском помосте. Я не могла оторвать от нее глаз. Мысленно я присутствовала там, я была Викторией - верной женой, мудрой матерью, великой королевой, примером для всей нации! Я была полностью удовлетворена.
За день мы очень устали. Нужно было так много увидеть самых разных вещей. Здесь были представлены все страны, демонстрирующие все лучшее, и самые знаменитые люди, вроде герцога Веллингтона. Но ничто не могло сравниться с нашей маленькой королевой, такой счастливой, такой человечной, но в то же время самой настоящей королевой. Я влюбилась в нее с первого момента, и именно воспоминания о ней были самыми значительным впечатлением этого дня.
Ни о чем другом, кроме выставки, дома, конечно, не говорили. Обсуждать ее можно было бесконечно. Тетя Амарилис сказала:
- Конечно, вы захотите еще раз посетить ее до возвращения в Корнуолл?
Моя мать согласилась с ней.
- А королева там будет? - спросила я.
- Это не удивило бы меня! - ответил дядя Питер. - Выставка задумана Альбертом, и поэтому в ее глазах она выглядит безупречно!
Из пушек стреляли в Гайд-Парке, - сказала я, - и стекла в павильоне не вылетели!
- Значит, ты помнила об этом? - улыбнулся дядя Питер.
- Ну да, ведь это было важно.
- Да, и несколько рискованно. Но разве я не говорил тебе, что иногда следует идти на риск.
И если ты будешь вести себя смело, то риск обернется в твою пользу.
В этот день мы поздно легли спать, и, как только моя голова коснулась подушки, я тут же провалилась в счастливые сны… В розовом платье, украшенном серебром, я торжественно ступала на королевский помост, и все приветствовали меня. Это был красивый сон.
Это случилось на следующий день.
Мы сидели за столом опять с Мэтью, который был здесь, по-видимому, постоянным посетителем. Мы продолжали обсуждать выставку и доедали последнее блюдо, когда послышался негромкий звук в дверь, и на пороге появился Джонсон, дворецкий.
Он вежливо прокашлялся и сказал:
- Сэр, вас желает видеть молодой джентльмен.
- Джентльмен? А не может ли он подождать, Джонсон?
- Он сказал, что дело очень важное, сэр. Он не представился?
- Он назвал себя мистером Бенедиктом Лэнсдоном, сэр.
В течение нескольких секунд дядя Питер сидел неподвижно. Наверное, это было трудно заметить, но я наблюдала за ним с близкого расстояния, и мне показалось, что он слегка обескуражен.
Он приподнялся со стула, а затем вновь сел.
- Хорошо, Джонсон, я встречусь с ним, но попроси его подождать.
Джонсон вышел, и дядя Питер взглянул на тетю Амарилис.
Кто это, Питер? Наше имя…
Возможно, это дальний родственник, о котором все позабыли. Я выясню… Простите, я должен выйти! Он вышел, а мы продолжали болтать.
- Любопытно, кто это такой? - спросил Мэтью. - Должно быть, кто-то из членов семьи? Это имя…
- Очень любопытно, - поддержала я. Мать улыбнулась мне, но ничего не сказала. Покончив с обедом, мы встали из-за стола.
Дядя Питер все еще находился в кабинете с посетителем.
Как же все-таки раздражает, когда ты молод, и от тебя что-то утаивают! Наверняка с Бенедиктом Лэнсдоном была связана какая-то страшная тайна - в этом я не сомневалась: мои родители говорили о нем приглушенными голосами, а тетя Амарилис выглядела несколько растерянной. Я слышала, как Мэтью сказал моему отцу, что надеется на то, что все обойдется.
Я задумалась, что бы это могло значить?
Прислушиваясь к разговорам, я постепенно начала понимать, что произошло.
Бенедикт оказался внуком дяди Питера! Он родился в Австралии семнадцать лет назад, а его отец был внебрачным сыном дяди Питера. Дядя Питер был женат только один раз, и его женой была тетя Амарилис, но это не помешало ему обзавестись сыном, о котором Амарилис до сих пор ни разу не слышала.
Я подслушала, как мать говорила об этом отцу:
- Питер, конечно, погуливал, как и следовало ожидать. Он был молодым повесой… до того, как встретил Амарилис, конечно!
Итак, Бенедикт был плодом юношеского увлечения дяди Питера. Именно от Бенедикта я услышала подробности истории, которую не могла узнать ни от кого другого. Мы с ним сразу же почувствовали влечение друг к другу. Меня к нему влекло, потому что он очень отличался от всех, кого я знала до сих пор. Его же во мне, видимо, привлекало то, что я совершенно восхищалась им.
Для своего возраста он был достаточно высок. У него были ярко-синие глаза, особенно выделявшиеся на бронзовом лице. Волосы были светлыми, выгоревшими под жгучим солнцем Австралии. В Бенедикте был тот же дух безмятежности, что и в дяде Питере. Думаю, дядя Питер был очень похож на него в его возрасте. Он смотрел на мир несколько иронично, полагая, похоже, что мир создан для того, чтобы развлекать его и служить ему. В их родственной связи было невозможно сомневаться.
При доме на площади был небольшой, вымощенный каменными плитами садик, в котором росли кусты и груша с почти несъедобными плодами. Тетя Амарилис выставляла туда горшки с цветущими растениями, и там же стояла деревянная скамья.
Я как раз была в саду, когда произошла наша первая встреча с Бенедиктом.
- Привет! - сказал он. - Ты интересная девочка. Кто ты такая?
- Я Анжелет! Иногда мое имя не правильно произносят, путая меня с ангелом, что не имеет ничего общего с действительностью!
- Надеюсь, что это так и есть, - ответил он. - Я испугался бы, встретившись с ангелом.
- Не думаю, что вас может напугать встреча с кем-нибудь!
Именно так я о нем и думала, и ему понравились мои слова. Его синие глаза довольно блеснули.
- Ну, вообще-то я и правда мало чего боюсь, - признал он. - Но у ангелов, говорят, есть привычка записывать людские грехи!
- А у вас много грехов?
Он, словно заговорщик, кивнул мне, и я рассмеялась.
- А почему вы не представляетесь? - спросила я.
- Бенедикт Лэнсдон! Давай, ты лучше будешь звать меня Беном.