- Неважно. Богемия есть часть Великой Священной Римской империи. Гуса судили и сожгли, как еретика. А у нас в Москве - редкий случай - не казнят за веру. Сам государь Иван Васильевич признал, что монастырское житие не Христос завещал, а люди придумали. Всего лишь люди. И все-таки он побежден…
- Кто побежден? Государь побежден? - шепотом спросил Паоло.
- Никто. Забудь. Просто я голову потерял. Больную свою голову. Жар у меня. Сижу тут и жду, когда придут.
- Кто придет?
- Неважно. Я тебе про ересь хотел рассказать внятно, а еще и не преступил к главному. Еретики - это протест. Многие знают, против чего они идут, но мало кто знает - как надо. Несчастный, побежденный Новгород, в лоскуты его порубили… Нет, я не так хотел сказать. Просто там было много разных сект христианских. А может быть, и не христианских, - добавил он задумчиво. - Знаешь, кто такие стригольники?
- Слышал что-то…
- Что-то… - передразнил Курицын юношу. - Ты уже пожил и в Москве, и в Новгороде, должен понимать, что к чему.
- Вот и рассказали бы своевременно… Сами же от меня таились! - Паоло пожал плечами, потом принял обреченный вид, поясни, мол, а то так и помру в темноте.
- Не таился, а берег тебя, дурака. А сейчас время и подошло. Стригольники, как и богомилы, - начал Курицын, - отвергали церковную иерархию…
И пошел живописать, да так проникновенно, что Паоло открыл рот, не смея дышать, а когда рассказ иссяк, только пискнул испуганно:
- Ой, страсти какие!
- Это ты верно говоришь. Твоя родина Флоренция - страна веселая, а наша - страстная.
- Моя родина Русь!
- Не злись. Выбрал, так выбрал. Не о том сейчас разговор.
Паоло меж тем очинил перо и принялся записывать слова Курицына, но он того даже не заметил.
- Иосиф Волоцкий обозвал нас жидовствующими. И все потому, что мы по лунному календарю "Шестикрылу" конец света отодвинули. У иудеев своя вера, у нас - своя. Неужели прилепится к нам эта кличка? Паоло, мальчик мой, нас нельзя накрыть одной крышкой. У нас, которых скопом назвали еретиками, были разные знания, разные взгляды. Мы спорили и, видит Бог, пока еще не окончили нашего спора. Я говорю: "Наука приблаженна есть. Она оборотит человецев к Богу. И главное - не что говоришь, а что делаешь". И Алексей, протопоп покойный, тоже о том говорил, а зятю его Ивану Максимову, это не интересно. А Васюку Сухому одно важно, чтоб хлеб был дешев. Под эту мысль он любую доктрину признает. И еще у нас была астрология. Иные говорили - игра, забава, а я говорю - истина, касаемая земного и небесного устроения! Но всем было интересно. Мы спорили, и главным был спор о бедности, о том, имеет ли право церковь быть богатой по Божественному промыслу.
И великому князю все это было интересно, потому что он для ратников своих землю искал и не находил. Но это не пиши! Про царя Ивана не пиши. И вообще выбрось это из головы.
- Я уже совсем запутался, - взмолился Паоло.
- Царь Иван теперь борец за чистоту греческой веры! И правильно. Литва и Киев подписали унию, и от этого пошли большие разногласия в православии.
- Унию подписали… это же давно было.
- В этом мире ничего не бывает давно. Унию подписал во Флоренции последний государь византийский - Иоанн Палеолог, дабы защититься от турков-османов. Но все зря! А сейчас надо защитить православных в Литве.
- Это вы про войну? Хороша защита…
- А ты не умничай. Не твоего ума это дело. Государь Иван Васильевич прав! Он всегда прав. У меня еще к тебе дело. Может быть - главное. Но ты должен остаться у меня ночевать, а иначе нечего и начинаться. Разговор будет длинный.
- Останусь.
- А жена не забранится?
- Нет. Она у меня тихая.
- Так я с ней и не познакомился. Все как-то недосуг было, а попросту говоря не хотел я вам жизнь портить. Ну ладно, не перебивай. Слушай внимательно. Я хотел тебе кое-что отдать…
Курицын сунул руку под перину и вытащил небольшую, плотно набитую кожаную мошну на вздержке. Он посмотрел на мошну с удивлением, по его разумению рука должна была выдернуть что-то другое, но потом смирился, протянул мошну молодому человеку.
- Это я тебе тоже хотел отдать.
Паоло развязал тесьму и высыпал содержимое мешочка на одеяло. Экое богатство. Казалось вся комната вспыхнула, а потом засветилась радугой от разноцветья яхонтов и лалов.
- Я не могу этого взять!
- Детей у меня нет, а тебе это пригодится, - скучно сказал Курицын. - Вот это жене твоей к свадьбе.
Он вытащил из драгоценной перепутанной массы кольцо с лазоревым яхонтом, потом роскошные трехрядные рясы, унизанные гурмыжским уродоватым жемчугом. Такой жемчуг был особенно дорог. Тут же находилось и чело, к которому эти рясы прикреплялись. Чело было украшено жемчугом дробницей и мелкими изумрудами-искрами. Паоло потрясенно рассматривал свалившееся на него богатство.
- Откуда это все?
- От жены покойной осталось. Возьми и забудь. Пустое… Я не об том хотел говорить, - рука его опять нырнула под перину и на этот раз достала то, что требовалось.
- Теперь самое главное. Я написал текст. Вот…
Паоло держал в руках исписанные полууставным почерком листы и витиеватую надпись на титуле "Сказание о Дракуле воеводе". Сказание о непомерно жестоком, почти сумасшедшем владыке он читал раньше, исследовав содержимое ларца. Более того, он даже водяной знак изучил - бычья голова с прямой линией меж рогов с крестом и змеей. Он, помнится, рассматривал эту бумагу на свет и все прикидывал - сколько она может стоить - уж больно нарядна, умеренно ворсиста и для письма приятна. Сознаться, что он читал тайно все эти ужасы, Паоло не мог, поэтому теперь ему надлежало выказать искреннее удивление и заинтересованность - оказывается, учитель еще и писатель!
- Все прочие бумаги я сжег, - продолжал Курицын, - а эти листы хотелось бы сохранить в назидание для потомства. Ты прочти на досуге. Дракула по-волашески Дьявол, а в миру сей воевода имел имя Влад и прозвище - Цеппеш. И придумал воевода Влад Цеппеш построить справедливое государство.
- Но это же хорошо, - угодливо поддакнул Паоло.
- Хорошо-то хорошо, но какой ценой. Всех воров, убийц нищих, неверных жен, сумасшедших, девиц, что не сберегли девственности, лукавых философов и дураков Дракула попросту замучил до смерти. И еще любил загадки загадывать. Не отгадаешь - тоже смерть. Цеппеш по-волашески значит Прокалыватель, а прокалывал он людей - на кол сажал. Любил также кожу с живых людей сдирать. А ведь был христианином, но понимал православие на свой лад. Лютой жестокости был человек! Пришли к нему как-то раз турецкие послы и не сняли перед ним свои шапки, мол, обычай не велит. Так Дракула велел им их шапки к голове гвоздями прибить. А с другой стороны… был в его государстве колодец с необычайно вкусной водой. Дракула велел повесить у колодца золотую чашу, чтобы каждый мог испить свежей воды. Так и висела та чаша, не нашлось во всем государстве вора, который отважился бы ту чашу украсть. Я когда сказание это писал, думал о Дракуле, а сейчас мне кажется, что изобразил я здесь род людской. Грустно это. Неужели только жестокостью можно уберечь нравы? И сколь терпеливы были эти несчастные… А что делать?
- Что делать? - повторил Паоло. - Спать ложиться. А книгу вашу я сберегу.
Дальше пошла легкая перебранка, в которой Курицын с неожиданной настойчивостью стал уговаривать Паоло идти в свой дом к молодой жене. Непонятно, какая его муха укусила. Только что сам звал ночевать, да еще интересовался, не обидится ли Ксения, грозил длинным разговором, и вдруг, не слушая разумные увещевания Паоло, стал гнать его из дому.
- Как же я с эдаким богатством ночью по улицам пойду! А ну как нападет на меня лихой человек.
- Факел возьмешь. На улице полно стражи. Ничего тебе не сделается. Ты бумаги-то отдельно от цацок положи. Рукопись - она подороже будет. А я хочу остаться один. Плохо мне, спать хочу…
Паоло, озираясь, шел по ночным улицам. Когда не несешь на теле богатства, то идешь посвистывая. Если башку проломят, то и заживет, пожалуй. А если у тебя за пазухой лалы да яхонты, то каждого столба боишься, принимая его за лиходея. Нападет - первым делом отдам рукопись - и стрекоча! Только кому они нужны, листы эти. Откуда было знать чистому флорентийцу, что пройдет всего каких-нибудь четыреста лет и воевода Влад Цеппеш, несколько поменяв имидж, опять будет востребован человечеством. Дракула-вампир пойдет гулять по страницам и экранам, пугая невинных детей, взрослых - любителей искусственного стресса и вдохновляя авторов, находящих в искусственной жестокости пряный, романтический вкус и стиль.
А наутро, когда ушел, спрятав колотушку, на покой ночной сторож, когда отзвонили колокола у "Иоанна Святого на пяти углах", и голоса торговцев пирогами, квасом и малосольной рыбой уже заглушали скрип телег, ведущих товары на Торг, по улице проехал крытый возок и остановился. Пристав прошел в горницу и сообщил Курицыну, что тот арестован.