- Да если бы не японцы, траулер наш давно бы на металлолом распилили. А то и вовсе гнил бы, как "Титаник" на дне океана. Да бог с ними, с японцами. Ты говоришь, на модельеров работаешь. А что сейчас в Москве носят? Нет, не так надо ставить вопрос. Что носят, я и так вижу. Ты объясни, что считается модным.
- Объясняю, - начал Ким тоном телевизионной дивы, - В этом сезоне особенно моден стиль "милитари". Блуза цвета запекшейся крови, брюки оттенка нестираных, гнойных бинтов. В этом стиле чувствуется оттенок жертвенности, героизма. Война, если быть объективным, это очень красиво.
- Тьфу на тебя!
- Ты думаешь я дурака валяю? Да это перепев одного французского модельера. Сам по телеку слышал. А вот с одеждой для мясников мне предстоит работать самому. Красные брызги по белому полю…
- Сдурел народ, - насупилась тетка и тут же отодвинула эту тему как негодную.
Вопрос о Любочке и Сашке был задан только на четвертый день. Это был и не вопрос даже, а приглашение пожаловаться.
- Сбежал из семьи? Почему? Мой Валерка, - имелся в виду сын, - тоже сбежал, но она у нас стерва, невестка-то моя. Сама гуляла, а Валерку выгнала, и теперь к сыну его подпускает только потому, что мы с Шуриком алименты в долларах платим. Я хочу Валерку в Москву перевести, в Черкассах и работы нет, но ведь тогда придется и стерву с собой брать. Куда Валерка поедет от сына. А ты говоришь…
- Я теть, Варь, ничего не говорю.
Киму не хотелось жаловаться. Он был рад приезду Варвары Игнатьевны хотя бы потому, что она на время отвлекла его от навязчивой идеи найти реальные, а не виртуальные следы Софьи Палеолог, но тратить освободившееся от призраков время на перемывание грязного белья - нет уж, увольте. Будем говорить о погоде, модах, демократии, королях и капусте. Меньше всего он сейчас хотел касаться сокровенного, но вопрос сам с языка слетел, как говорится, выпорхнул:
- Вы моего отца знали?
- Павла? Что это ты вдруг заинтересовался? Раньше в вашем доме на эту тему не говорили. Павла я мало знала, но ненавижу его, как их всех.
- Кого - всех?
- Алкоголиков. Считается, они больные. А я тебе так скажу. Больных среди них процентов десять, а все прочее - рабы бесхарактерности, распущенности и попустительства собственному "я". Как ты думаешь, что раньше: яйцо или курица. Характер негодный, потому что пьет, или пьет от того, что плохой характер. Здесь обе формулы подходят. Главная черта алкоголиков - они ответственности на себя не хотят брать. Не хотят отвечать ни за своих близких, ни за себя самого. А от такой жизни - пьяной и безответственной - у людей отрафируются совесть и стыд. Вы все очень любите цитировать этого вашего Достоевского, мол, мир спасет красота. Вранье все это. Я считаю, что мир может спасти только чувство стыда. Для нормального человека стыд вещь непереносимая, и он стремится себя исправить. Я бы и молитву такую придумала: "Господи, пошли мне стыд!"
- А страх? Страх может помочь себя пересилить?
Тетка посмотрела на него строго и внимательно.
- Очень даже может быть, особенно когда за свою шкуру трясешься. У нас на "Академике Курчатове" матрос был с каким-то хитрым кожным заболеванием, то ли экзема, то ли псориаз - не знаю. Во время путины на судах сухой закон. Он работает лучше всех, и кожа у него, как у младенца, ни пятнышка. Как на берег сойдет, весь в красный горох, как заварной чайник, а под мышками и в прочих потаенных местах и вовсе мокнущие раны. А был он холостой, а еще пьяница и бабник. Врач осмотрит его, репу почешет: "Аллергия на безделье". Потом сообразили. На берегу он пьет беспробудно, а печень все эту дрянь, все отходы алкогольного производства на кожу и выбрасывает.
- Он испугался и перестал пить?
- Этого я не знаю, но разумный человек, конечно, испугался бы.
- Вы про отца расскажите…
- А я уже все рассказала. Сколько он твоей матери нервов попортил! Юля бедная, всегда боялась, что его с работы выгонят. Работа, это последнее пристанище, это как бы якорь, который не дает выплыть в океан, который по колено. Вот Павел слиняет куда-нибудь дня на три, а то и на неделю, а с Мосфильма звонят: где такой-сякой-эдакий?… Потом явится домой, а Юлька его пытает: "Как же ты мог исчезнуть? Ты же людей подводишь?" А он ей: "Плевал я на всех. Я эту работу ненавижу и решил уволиться". Это он в пьяном угаре, только чтобы продлить отключение сознания, уже уговорил себя - все, увольняюсь. Потом протрезвеет, и словно другой человек. Даже не верит, что говорил такое. Будь моя воля, я бы алкоголиков кастрировала, как котов. Чтобы не воспроизводили себе подобных.
- Вымрем, теть Варь.
- А мы и так уже вымерли. Это раньше Россия была большая страна, а теперь она маленькая. Семью не по квадратным метрам считают, а по людям.
- Я вам тайну открою, теть Варь. Отец роман написал. Я сейчас его рукопись перепечатываю. Роман исторический. О том, как Иван III собирал Русь. Чтобы земли к Москве присоединить, и воевали, и дочерей замуж выдавали, о вообще что только не делали.
- А сейчас эта самая Русь по кускам разваливается. Попомни мне, будет Дальний Восток самостоятельным государством. А что ты хочешь? Ведь ничего никому не жалко!
Вот так нагонит тоску, а сама сядет перед зеркалом и спокойно, с улыбкой начнет мазаться кремом: отдельный тюбик для век, какая-то коробочка особая для щек и подбородка, потом также неторопливо и обстоятельно мажет ладони, потом руки с тыльной стороны.
- Завтра к Любочке пойдем. Вечером. Слышишь, Ким? Я уже договорилась. И подарки Саше давно заготовлены. Что молчишь? Я же слышу - не спишь!
- Теть Варь, - подал голос Ким, - ты штофы иностранные из дома унеси, а то на меня иногда накатывает.
- Да я их уже приятельнице подарила. Пусть ее мужик травится, а своих - побережем.
8
Александр писал Ивану, что пора бы возвратить Литве взятые у нее по перемирию волости, потому что ему, Александру, "жаль отчизны своей". Иван невозмутимо ответствовал, что ему тоже жаль своей отчизны, Русской земли, которая все еще находится под Литвою. В числе прочих назывался Киев и Смоленск. В каждом письме Иван спрашивал зятя, почему он не строит дочери церковь греческого вероисповедания. Александр терпеливо отвечал, что закон литовский запрещает увеличивать число православных храмов. Великий князь и царь злили друг друга, как могли, и все вежливо, через велеречивых послов. Кто их рассудит? Кто прав, а кто правее? Тезис - история рассудит - здесь совершенно неправомочен. Евреи вон просят назад в полную собственность Стену плача и окрестные земли на том лишь основании, что эта стена принадлежала им три тысячи лет назад. И за такой-то срок не могли добиться своего и договориться.
У Александра было трудное положение. Он желал сохранить Литву в тех границах, которые завещал ему отец. У него не было сил воевать с Москвой, и он боялся рассориться с ней окончательно. Оставалось вести изнурительные переговоры с Иваном и искать союзников. На какой-то момент он их находил, но ситуация тут же менялась, как ландшафт в дюнах.
Подул ветер, и барханы незаметно переместились, поменяв контуры и очертания.
Особенно ненавистны Александру были заигрывания Москвы с крымским ханом Менгли-Гиреем. Предпочесть дружбу с татарином добрым отношениям с собственным зятем! Но татарин татарину рознь. Иван ненавидел Ахмата, последнего хана Золотой Орды. Ахмат погиб, и теперь Иван ненавидел весь приплод его. А Александр смел искать отношения с Ахматовыми сыновьями! Оба государя, и литовский, и русский, плели интриги, но где было Александру состязаться с медлительным, как бы даже неповоротливым в своем умении выжидать, коварным и дальновидным московским царем. Залогом хрупкого мира была Олёнушка. Царь любил дочь и страдал, подозревая, что сама Олёнушка в любви и привязанности более верна мужу, чем отцу.
А кто лучший советчик в этом тонком деле, как не жена? Иван вспомнил их последнюю встречу, когда Софья, с трудом уперев руки в жирные бока, кричала в голос:
- Я была плохой советчицей? А кто тебе посоветовал басму Ахметову порвать и не платить дань? Чтоб деньги не вернуть - ты смел! Жалко с казной расставаться. Понимаю, жалко. И правильно, что не отдал и войной на Ахмата пошел. А потом ведь и испугался. И что я тебе советовала?. Не быть Москве в рабстве - вот был мой совет. И к благому ты им воспользовался. А кто научил тебя позвать на Русь Аристотеля и прочих муролей знатных? Кто тебе пушки льет и ядра ладит? Итальянцы, коих я с собой привезла.
У бабы, конечно, волос долог, да ум короток, свое участие в делах Ивана Софья сильно преувеличивала, но в тех гневливых словах была своя правда. С женой надо помириться. Иван это не только умом понимал, сердцем чувствовал. Да и привык он к этой женщине, давно не замечал он ее безобразной, болезненной полноты. Кашу маслом не испортишь, на Руси любили тучных женщин. И умела Софья угадать его настроение, речи ее всегда были созвучны той размеренной и грозной мелодии, которая звучала в его душе.
Стражу давно убрали от царицыных палат, но Софья продолжала жить затворницей, никого не принимала, в город не выезжала. Одно приятное событие скрасило ее жизнь. Посеянное разумное, а именно дар Волоколамскому монастырю с заверением в верности, дало свои плоды. Духовник Станислав передал царице послание от игумена Иосифа. Письмо не было пущено через дворцовую канцелярию, и в этом увидела Софья добрый знак. Стало быть, суровый старец отлично понял положение царицы, он увидел подтекст в переданных ей словах и дал понять, что воспользуется ее покровительством.