Разговор должен был быть коротким. Он все скажет ей в лицо. Он отнюдь не намерен лишать жизни ни ее, ни Василия, но даст Софье понять, что козни ее известны и что она до тех пор будет находиться в заточении, пока не раскается в содеянном со всей искренностью. И он, государь, должен быть уверен, что она стала благонравной женой и будет покорной подданной царскому соправителю и великому князю Дмитрию. И не перечить! Он долго терпел ее выверты! Жена мужу во всем должна быть подвластна и жить в тихости! А плакать будет, утешать ее не станет. Сама во всем виновата, теперь и расхлебывай кашу и докажи мужу верность покорностью.
Софья сидела в окна, читая какой-то длинный свиток. При виде мужа, она не выказала удивления, неторопливо поднялась со скамьи, поклонилась по обычаю, аккуратно свернула свиток и трубку и протянула царю. Тот молча стал читать.
- … Икона Спасителя, да икона Богородицы с убрусцем и ряснами жемчужными, икона Иоанна Крестителя с привесами, также застенки с дробницами. Крест золотой, на нем Распятие, во главе яхонт синь, у устец два жемчуга, около креста обнизь жемчужная, склянцы с чудотворными монастырскими медами, еще со святой водой, а также свечи воску ярого…
Свиток был длинным, несколько полос бумаги пришлось склеить, чтобы переписать все это добро…
- … также постеля пуховая, одеяло атлас золотой и серебряный по лазоревой земле, рундук, обитый бархатом червленым и пара шпалер, одни с оленем, а другой с птицей-лалой и павлином. Также ковер турский, зерцало осмигранное с рукоятью в золотом станке с изумрудами и бирюзой, а еще гребни из слоновой кости однозубчатые и из кипариса двоезубчатые…
Иван бросил читать и с изумлением посмотрел на жену, та выглядела совершенно невозмутимой.
- Что это?
- Это обиход мой, который, надеюсь, государь позволит взять с собой, когда поведут меня в Приказные палаты.
- Зачем тебя поведут в Приказные палаты?
- Вслед за сыном.
- Откуда знаешь? Кто сказал?
- Никто не сказал. Воздухом надуло. В одном дому живем. Воздухом, - она сделала волнообразный жест рукой, - все и передается. Окна-то не занавешены.
- Вон ты как дело-то повернула, - со злобной усмешкой проговорил Иван. - Я думал, ты сидишь здесь в слезах и раскаянии, а ты о зеркалах и яхонтах заботишься.
- И в тюрьме жизнь. Не появлюсь же я пред святой иконой неубранная и нечесаная.
Софья говорила вроде бы разумно и богобоязненно, и все-таки Иван чувствовал в интонации ее скрытую насмешку. А может, только кажется ему, что лезет царица на рожон. Все вокруг угодничают, а эта вроде бы спокойна и рассудительна.
- Тебе впору голову пеплом посыпать! И меня благодарить, что был к тебе милостив. За грехи-то твои…
- В чем же я грешна? - перебила его царица.
- И ты смеешь мне в лицо и эдак безбоязненно говорить, что клятву, пред алтарем данную - быть всегда с мужем заедино, - не нарушила? Не ты ли пошла супротив воли моей, строя козни против наследника? - вскричал Иван гневно.
- Кто наследует твой трон - один Бог знает. Когда вавилонский царь Навуходоносор бросил в раскаленную печь невинных отроков Ананию, Азарию и Мисаила, то они чудесным образом не погибли в пламени. И мой сын не сгорит!
- Смела! - Иван даже хмыкнул от подобной наглости. - Недаром говорят: "От жены начало греху и тою все умираем". Если муж жены не учит - он сам погублен, и дом свой погубит и прочих с собой. Я один должен дать ответ за вас в день Страшного суда. А ты запятнала имя царицы русской. Подол свой запятнала в скверне. Я взял тебя из дома бедного, погибшего, а приданым твоим была одна память…
- Память, говоришь? - Софья встала со скамьи, выпрямилась, Ивану показалось, что тучное тело ее заполнило всю горницу. - Господи, святые и великомученики, вас призываю в свидетели, какова эта память. Я византийского дома дочь, за моей спиной багрянородные Комнены и Палеологи, они помогут мне в горемычной судьбе моей. Меня привезли в снега и деревянные терема, в страну варваров и теперь попрекают тем, что я хочу им блага - этим стенам, этому городу! У Феклы, спутницы апостола Павла, тоже приданым была одна память, но она была верна святому до последнего его вздоха, а когда приговорили ее к публичной казни, травле дикими зверьми, то звери эти покорно легли у ее ног. И эти лягут… - полная рука обвела горницу широким жестом и словно задела за сам окоем-горизонт, за дальние леса и реки.
- Про казну и Вологду что знаешь? - тихо спросил Иван.
- Вологда город холодный, неласковый. Добром его вспомнить не могу. Спасались там семнадцать лет назад, во времена великого стояния на реке Угре… В дому сквозняки, Васенька- младенчик все кашлял…
- Ладно… И что чаровницы к тебе ходили будешь отрицать?
- Нет. Этого я отрицать не буду. Годы уходят. Старею я. На все готова пойти, чтоб удержать твою любовь. Или это во вред государству?
- К пользе, - буркнул Иван. - Тем более что не помогли тебе эти чаровницы. А про бабу Кутафью что скажешь?
Софье бы удивиться, кто такая, но она не сдержала себя, и Иван понял, что, находясь под стражей, царица была в курсе всех застеночных дел.
- Что ж я про нее скажу, - Софья с видимым трудом уперла руки в боки. - Говорят, тьфу-тьфу, что она отрока хотела отравить. Но ведь все живы… Вот только ясельничий преставился. А не может ли такого быть, что Кутафья того ясельничего отравила по приказанию Елены Волошанки?
- Ох, и злобы в тебе, царица! Зачем это княгине Елене понадобилось бы?
- А чтоб шум поднять, чтоб переполох закружить. И ведь закружила, смутьянка неблагодарная! Я кару твою несправедливую приму, если смерть мне назначишь, я и ее приму, не скуля и не причитая. Но беспрекословной в злодействе быть не могу, а потому ты меня выслушай. Волошанка твоя - еретичка. Иль ты не знаешь, что мать Волошанки родная сестра Олельковича?
- Михайла Олелькович казнен по приказу Казимира. Олельковича не черни. Он к Руси от Литвы отложиться хотел.
- Если бы не казнь, и отложился бы, хоть он и есть главный еретик. Или ты не знаешь, что двадцать лет назад, когда новгородцы призвали княжить этого самого Олельковича, то именно он привез с собой жидовина Схарию, с которого и пошло еретичество. И Курицын твой, и Патрикеев с Ряполовским - все они еретичествуют. У тебя под носом неправду творят, а ты и не видишь. А теперь еретика на трон замыслили.
- Что ты кричишь, безумная? Ты все вывернула наизнанку, только понять не могу - по глупости или по умыслу. И склоняюсь я к тому, что хоть ты и византийского дома дочь, но спесива, как кошка египетская, и умом пошла в ту же кошку!
Софья рассмеялась вдруг.
- А ты, государь, прости меня, поступаешь, как онагр.
- Онагр - это кто? Не знаю такого имени в Библии. Кто сей царь?
- Онагр по-гречески дикий осел, - запальчиво крикнула Софья.
Царь побагровел лицом, вскинул руку для удара, но только кулак сжал. Так и не добавив больше ни слова, он ушел, плотно затворив за собой дверь.
14
Тоска, братья и сестры, тоска… Поживи-ка один в этих четырех, пяти, двенадцати стенах, походи из комнаты в кухню, а из кухни обратно в комнату. Ему никто не звонил. Он словно выпал из жизни. В мастерскую к Домбровскому идти бессмысленно. Ким пить не может, мужики будут себя чувствовать неловко. Когда говоришь о высоком, все должны прибывать в одной кондиции. Иначе какой разговор?
К Рахманову, модельеру-мяснику, он тоже не пойдет, потому что твердо решил с ним не связываться. Оставалось одно - пялиться в надоевшую рукопись, складывая листки по главам. Водки нельзя, так хоть бы пива! Глоток из большой запотевшей кружки, и он сразу почувствует себя человеком. Шалишь, братец… Это старый курильщик, который давно завязал, может позволить себе три затяжки. Говорят, что человек чувствует мерзкий вкус во рту и надолго забывает постылую привычку.
А про себя он знал - позволишь глоток, потом уже не остановишься. И не явления Софьи Палеолог он боялся. Достаточно было вспомнить ужас, который он пережил в ту роковую ночь, и ему уже становилось дурно. Это был запредельный страх. Такое переживаешь только в детстве, когда младенческая душа вдруг остается наедине с мирозданием и ты повторяешь в испуге: "Я больше не буду жить никогда, никогда, никогда…" Остается только закрыться с головой одеялом и молиться, чтобы когти ужаса разжались.
Для того чтобы выжить, ему все время надо держаться за главную мысль. Назовем эту главную мысль - поиск. Живут же так люди науки! Час за часом, день за днем. И он тоже листает прошлое, как слежавшиеся страницы книги. XV век - он так далеко, так давно! Скользишь по словам бездумно, как луч света, пока не зацепишься за нужную фразу, цитату-связку, которой можно склеить расползающийся текст, и тут же устремляешься в глубь написанного. И глубина эта неоглядна, как крутящиеся по спирали ступени, которые идут все вниз, вниз, не достигая дна. И он идет по ним с зажженным факелом. Это и есть поиск. Но если он вдруг выпустит из руки канат, скатится по осклизлым ступеням, то никакой Макарыч не сможет вытащит его на поверхность. Есть от чего поехать крыше, что ни говори.
Произошло еще одно гадкое и неприятное событие, на которое он раньше бы и внимания не обратил, а здесь оно его крепко зацепило. Позвонил Ленчик Захарченко.
- Привет.
- Привет.
- Увидеться бы надо.
- Работа есть?
- Приезжай, поговорим.