* * *
Феофил видел все происходящее с палубы александрийского корабля. Сняв шлем и латы, он торопливо отдал приказы воинам и прыгнул в воду. Сделав несколько сильных и быстрых гребков, он добрался до тонущего Атрета и, схватив германца за длинные светлые волосы, вытащил его на поверхность, лицом вверх. Затем сотник поплыл с ним к канату, который им бросили с корабля. Атрет был без сознания, кровь текла из большой раны на лбу. Держась на плаву и поддерживая Атрета, Феофил крепко привязал его к канату.
- Поднимай!
- Держи! - крикнули сотнику, бросая второй канат, за который он уцепился сам. Держась за канат и упираясь ногами в дощатый борт корабля, он взобрался наверх, и матросы втащили его на палубу.
Атрет лежал на палубе, лицом вниз, из его плеча торчала стрела.
- Придержите его, - сказал Феофил, опустившись на колено и ухватившись за древко. Резким движением он вырвал стрелу. Атрет застонал и слегка приподнял голову, после чего снова обмяк.
- Рану надо прижечь, - сказал Феофил, послав одного из воинов посмотреть, горит ли жаровня, а если нет, то зажечь ее.
* * *
Атрету показалось, что раненое плечо загорелось огнем, от чего он и пришел в чувство. Он попытался привстать и вырваться из этого пламени, но чьи–то сильные руки снова прижали его к палубе.
- Мы прижгли твою рану, чтобы остановить кровь и чтобы не было заражения.
Узнав голос Феофила, Атрет приложил все силы к тому, чтобы встать.
- Убери руки!
Германец с трудом встал на ноги и почувствовал, как у него кружится голова от потери крови. Один из воинов поддержал его под руку, но Атрет оттолкнул его.
- Посмей только еще раз прикоснуться ко мне, римлянин, и я убью тебя.
Воин убрал руку, повернулся к Феофилу, пожал плечами и ушел.
Атрет огляделся вокруг.
- Где Рицпа?
- С ней все в порядке, - сказал Феофил. - Она в каюте, с твоим сыном.
Над морем раздался оглушительный треск - это римская галера пробила носом гемиолу, образовав огромную брешь в борту пиратского судна. Повернувшись и увидев происходящее, Атрет на германском языке призвал проклятия на головы всех иллирийцев, и крики рабов, прикованных к веслам гемиолы, можно было слышать далеко вокруг. Римляне по приставным мостикам стали штурмовать гемиолу, вода хлынула в брешь, и римляне начали истреблять пиратов.
Феофил стоял и молчал, угрюмо наблюдая за этой сценой. С подветренной стороны к гемиоле приближалась еще одна римская галера, готовая в случае необходимости оказать помощь. Но помощь не понадобилась.
Отвернувшись, сотник посмотрел на следы бойни на палубе. Закрыв глаза, он опустился на колени и склонил голову.
- Боже, слава Тебе за наше избавление, - сказал он, и его голос дрожал от горя при мысли о том, какой ценой далось это избавление. Какова вообще цена человеческой жадности?
Перешагивая через убитых, Атрет направился к каюте владельца. Когда он вошел, Рицпа сидела на постели и успокаивала Халева. Она подняла голову, и Атрет увидел яркий кровоподтек на ее челюсти, куда ударил кулаком пират. Кровь у него снова вскипела, а сердце забилось сильнее и чаще.
- Атрет, - тихо произнесла Рицпа, и на ее лице отразились огромное облегчение и тревога одновременно. Из открытой раны на голове германца текла кровь. Рицпа быстро встала, положила Халева на сундук и подошла к нему. - У тебя кровь идет, садись.
Атретом овладели бурные и противоречивые чувства. Он засмеялся и, едва не упав, ухватился за нее.
- Я был ранен.
- Садись!
Удивленный, он сделал так, как она приказала. Ошеломленным взглядом он смотрел, как Рицпа распоряжается в каюте, копаясь в, разбросанной вокруг одежде. Найдя что–то подходящее, она разорвала ткань посередине.
- Интересно, что скажет владелец корабля, увидев такую дорогую тунику разорванной.
- Мне плевать, что он там скажет. - Рицпа открыла амфору с вином и плеснула вина на дорогую ткань.
Атрет криво улыбнулся.
- Хватит плакать, Рицпа. Я не умру.
- Еще одно слово, и я перевяжу тебе не голову, а рот.
Он поморщился, когда она промыла ему лоб от крови тканью, смоченной вином. Рицпу сотрясала сильная дрожь. Атрет тоже дрожал, как это всегда бывает после битвы. Голова у него гудела. Он уже забыл, каково чувствовать себя оставшимся в живых.
Близость Рицпы пробудила в нем другие инстинкты, выработанные за многие годы системой наказаний и поощрений. Атрет схватил ее за бедра и притянул к себе.
- Всякий раз, когда я побеждал на арене, я знал, что, как только я вернусь в лудус, в камере меня будет ждать прекрасная женщина.
- Пусти меня, Атрет.
- А я не хочу тебя отпускать. Я хочу… Ой! - Он тут же отпустил ее, когда она ударила его по ране смоченной вином материей.
Он выругался по–германски, едва удержавшись, чтобы не ударить женщину.
- Если с тобой обращались, как со скотиной, это еще не значит, что ты ею стал.
Скривившись, Атрет уставился на нее.
- Лучше бы я отдал тебя иллирийцам!
Побледнев, Рицпа закончила перевязывать ему голову, не обращая внимания на его протесты. Потом она опустила руки ему на плечи и грустно улыбнулась.
- Я рада, что ты этого не сделал.
Отстранив ее, Атрет встал. Когда он склонился над сундуком, чтобы взять на руки сына, Рицпа увидела у него еще одну рану.
- Твое плечо!
- Забудь о нем! Я найду кого–нибудь с более нежными руками, кто позаботится обо мне. - Не обращая на нее внимания, Атрет уложил Халева на постель. Раздев малыша, германец тщательно осмотрел его. - Кажется, он не пострадал.
- Я надежно спрятала его в сундуке. Они до него не добрались.
Атрет наклонился и поцеловал сына, вдыхая аромат жизни и невинности. Выпрямившись, он заметил, что нечаянно запачкал Халева своей кровью. У видев это, он почувствовал, как у него в душе открылись глубоко запрятанные, забытые раны.
- Вымой его, - резко сказал он и вышел из каюты.
Рицпа сделала то, что сказал Атрет. Затем, услышав крики раненых, она уложила Халева в свою шаль. Ее помощь была нужна там, на палубе. Она больше не могла оставаться в этой каюте, надеясь на то, что о раненых позаботятся другие. Рицпа вышла за порог, оказавшись совершенно не готовой к тому, что открылось ее глазам.
Раненые и умирающие лежали на палубе вперемежку с мертвыми, а уцелевшие матросы и пассажиры поднимали мертвые тела и сбрасывали их за борт, не соблюдая никаких почестей и церемоний. Римская галера удалялась, разгромив пиратское судно. Иллирийский корабль шел на дно, языки пламени лизали мачту и парус. Оставшиеся на тонущей гемиоле люди прыгали за борт, чтобы оказаться один на один с безбрежным морем.
Пронзительный горестный женский крик заставил Рицпу вздрогнуть. Она увидела Роду, которая стояла на коленях над безжизненным телом Прохора. Она раскачивалась взад–вперед, и на ее лице отражалась бесконечная боль. Камелла беспомощно стояла рядом, прижав к себе Лизию, и плакала.
Какой–то мужчина, лежавший возле двери, тихо плакал и звал на помощь маму. Заплакав, Рицпа опустилась рядом с ним на колени и взяла его за руку. Он сжал ее руку так крепко, что она подумала, что у нее сейчас хрустнут кости. Рана у него в животе была смертельной, и Рицпа могла только сказать ему несколько слов в утешение, прежде чем его рука ослабла.