Книга вторая
Сибирская орхидея
10
С запада дул порывистый ветер, в котором чувствовалось дыхание севера, и погода была слякотной и сырой - чего же можно ожидать в апреле на Балтийском море. После захода в Данциг пароход "Ньюкасл" быстро продолжал свой путь. Пассажиры редко виделись друг с другом. До тех пор пока они не минуют залив и не обогнут остров Даго, "Ньюкаслу" предстояло идти в крутой бейдевинд, а опытные мореплаватели среди пассажиров заверяли новичков, что такое плавание - верная гибель для судовой компании.
Как только они войдут в Финский пролив, - объясняли те же эксперты, - западный ветер окажется благоприятным для направления на Санкт-Петербург и пассажиры сами убедятся, как все сразу изменится. Поскольку большинство новичков в данный момент желали только одного - собственной смерти, то они не проявляли никакого интереса ни к еде, ни к танцам, а перспектива дальнейшего передвижения вдали от берегов не вселяла в их души особого восторга.
Но стихия действовала по своему усмотрению, и когда судно готовилось воспользоваться всеми преимуществами западного ветра, он тут же сменил направление и теперь мягко, но настойчиво дул с востока, нанося смертельный удар по планам скорого прибытия в Санкт-Петербург. "Ньюкасл" сильно качало, и наконец капитан, ко всеобщему облегчению, объявил о заходе в Ревель (Таллинн), где придется подождать благоприятного ветра, чтобы продолжить путешествие в полной безопасности.
Флер с отцом стояли в носовой части палубы, предназначенной для пассажиров, когда ее брат сообщил им о решении капитана. С переменой направления ветра небо очистилось от туч, и, хотя по-прежнему было холодно, с бездонных голубых небес светило бледное солнце. Те пассажиры, которые не появлялись наверху со времени захода в Данциг - (Гданьск), начали выползать на палубу из своих кают с бледными изможденными лицами, чтобы вдохнуть глоток свежего воздуха.
Флер почти не страдала от разбушевавшейся стихии. Постоянная тряска в каретах по немощеным дорогам, вероятно, закалила ее, а посещение домов бедняков и больных приучило терпимо относиться к неприятным запахам, что оказалось ей весьма кстати во время нахождения в каюте на самом днище пропитанного дурными запахами корабля. С ней случился только один раз приступ морской болезни - когда она ехала в поезде. Непривычная плавность движения вызвала у нее тошноту и головокружение.
В своей одноместной каюте Флер почти все время читала, вела дневник и грезила. Но она с удовольствием поднималась на палубу подышать свежим воздухом и немного развлечься.
Раздался скрежет, что-то лязгнуло, и доски под ее ногами задрожали. Чайки, спокойно сидевшие до этого на воде, нахохлились, с интересом поглядывая на пароход, потом вдруг взлетели и тревожно закричали. Два больших колеса по обеим сторонам парохода пришли в движение, вгрызаясь лопастями в иссиня-черную воду, которая, оказавшись на гребне колеса, становилась беловато-пенистой и поблескивала на солнце. Посмотрев вверх, Флер увидела шлейф серого дыма, почти вертикально поднимавшегося из черной трубы. Извиваясь, словно змея, он быстро таял в небе.
Перегнувшись через перила, она снова принялась наблюдать за работой колес, дивясь их мощи и размерам.
- Если ветер нам препятствует, - лениво спросила она, - то почему нам не использовать силу пара, чтобы добраться до залива?
- Пар предназначается не для этого, - сказал Ричард. - Его используют только при заходе судна в порт и при выходе из него. К тому же у нас небольшой запас угля. Честно говоря, я не верю, что когда-нибудь появятся пароходы, способные брать на борт такой запас угля, которого будет достаточно для всего рейда. Это непрактично. - Он с отвращением посмотрел на черную дымящую трубу. - Ужасно грязная штука, эти паровые двигатели. Их можно устанавливать только на фабриках - там им место.
- Ах, Дик, - рассмеялась Флер, - ты всегда настроен против всяких новшеств, пока не выясняется, что они тебе самому на пользу. Вспомни, как ты жаловался по поводу паровозов.
- Да, конечно, я и сейчас против таких поездов, - они только пугают лошадей и портят охотничьи угодья! Самые лучшие участки приведены в негодность, так как прямо по ним проложили длиннющие железные рельсы.
- Да, но когда Стегхэмптон пригласил тебя в Гретмон поохотиться, ты с великой радостью повез к нему своих друзей на поезде, чтобы они не утомились в пути верхом.
- Это совершенно другое дело, - с жаром возразил Ричард, пытаясь найти различие. - Существует, например, опасность пожара. Безумие держать громадную пылающую печь на деревянном судне…
Стоявший поодаль сэр Ранульф, хотя, судя по всему, и не прислушивался к разговору детей, негодующе фыркнул:
- Чепуха! Ты не знаешь, о чем говоришь, мой мальчик. В будущем - в весьма недалеком будущем - пароходы будут делать из железа, и они будут использовать только силу пара. Деревянные суда под парусами уйдут в прошлое.
- Надеюсь, я этого уже не увижу, - заявил обиженный Ричард, отойдя на несколько шагов.
- Папа, ты меня поражаешь! Как это так - пароходы из железа? Ведь они камнем пойдут на дно, - возразила Флер.
Но уже что-то другое привлекло внимание сэра Ранульфа. Вглядываясь в море, он улыбался и молчал. Джентльмен, стоявший у борта справа от нее, приподняв шляпу, вежливо заметил:
- Да, это правда, мадемуазель! У судна из железа не больше шансов затонуть, чем у деревянного корабля.
Повернувшись, Флер бросила на него настороженный взгляд. Это был обычный молодой человек, возможно несколько старше ее, не очень высокий и не очень красивый. У него было заурядное лицо, которое на мгновение показалось ей знакомым, и невыразительные шатеновые волосы. На нем была шинель с капюшоном, хорошо сшитая из добротного материала, с меховым воротником - его отличительная деталь. Меховой воротник здесь, на Балтийском море, конечно, был весьма кстати. Бросив быстрый взгляд на сапоги, Флер сразу же поняла, что о таких может только мечтать любой джентльмен.
- Дерево не тонет, сэр, а железо сразу идет ко дну, - возразила она.
- Справедливо. Но корабль плавает не благодаря тому материалу, из которого он сделан, а благодаря своей конфигурации.
Он улыбнулся Флер с видом победителя и снял перед ней фуражку.
- Видите ли, судно удерживает на плаву находящийся у него внутри воздух, - объяснил он, перебирая пальцами внутри фуражки. - Если я положу свою фуражку на воду, она будет прекрасно плавать на поверхности. Но если она зачерпнет воды, то… - Он сделал жест, будто выбрасывает ее в воду. - И voilà! Мне придется еще раз посетить шляпный магазин.
- Понятно, - проговорила Флер. - И этот принцип действует в отношении любого материала?
- Конечно. До тех пор, пока соблюдается правильная форма того или иного предмета.
- Благодарю вас за объяснение. Мне нравится доходить до сути всего.
- Боюсь, вам не захочется больше обращаться ко мне за объяснениями.
Флер вздрогнула.
- Почему?
- Потому что, хотя я могу вам пригодиться со своими инженерными знаниями, такое поведение могут расценить как недостойное джентльмена. Мне не следовало вмешиваться, - сказал он с таким забавным выражением чистосердечного раскаяния на лице, что Флер не смогла сдержать улыбки.
- Зачем вы так говорите, ведь это я сама проявила абсолютно несвойственную для леди жажду к знаниям!
- В таком случае нашей с вами благовоспитанности суждено погибнуть. Это тем более верно, что мы подходим к Ревелю, где, как я знаю по собственному опыту, очень скоро расстаешься со своими благопристойными манерами. Какое превосходное английское слово - "благовоспитанность"! Что скажете? За этим на первый взгляд комплиментом скрыто разящее осуждение! Какой приятный язык - английский. Под его прикрытием можно быть грубым, но этого никто из окружающих не заметит. Такого нет ни в одном языке, из тех которые я знаю, разумеется!
Флер засмеялась.
- Да, вы совершенно правы. Моя тетушка в этом большой мастер, хотя она считает себя англичанкой только в силу того, что Англия ее вторая родина. Я давно заметила, когда ей хочется быть особенно язвительной, она никогда не прибегает к французскому.
- Конечно. Французский - это язык, созданный для описания еды и для составления протоколов, - с самым невинным видом заметил ее собеседник.
- Обычно - это язык любви, - напомнила ему Флер.
Он покачал головой.
- Серьезное заблуждение. Французский язык годится для повара или дипломата, но никогда для возлюбленной или любовника.
- Почему вы так считаете, сэр?
- Потому что, мадемуазель, язык любви должен быть прямым и искренним, а ни того ни другого не добьешься на изящном французском. Поэтому он удобен поварам и дипломатам - и тем и другим приходится лгать во имя своей профессии.
- Мне кажется, с вами небезопасно поддерживать знакомство, - рассмеялась Флер. - Еще немного такой беседы, и я, того и гляди, лишусь всех своих убеждений!
Улыбнувшись, молодой человек надел фуражку.
- В таком случае я удаляюсь, мадемуазель, будучи убежденным, что на таком маленьком суденышке мы непременно встретимся снова.
Флер, поклонившись, всем видом дала понять, что не имеет ничего против такой перспективы. Незнакомец произвел на нее благоприятное впечатление - настоящий джентльмен, и ей понравился тот вздор, который он нес перед ней.