Когда самые большие страхи тетушки Венеры не оправдались и навязанный ей квартирант оказался безбородым, она тут же была готова простить мужу все остальные его глупости.
- Я ни за что бы не села за один стол с бородатым мужчиной. Мне бы кусок в горло не полез, - убеждала она всех.
- Но, Ви, как же я мог привести в дом бородача, скажи на милость! - возражал Фредерик, хотя такая мысль посетила его только накануне. - К тому же он неплохо говорит по-французски, и ты его поймешь без особого труда. Да и он тебя.
Жена бросила на него убийственный взгляд.
- Меня всегда все понимали. Ну, а что он ест? Какую религию исповедует? Будет ли он настаивать на том, чтобы его устроили на ночь на полу или же в кровати, только головой на восток? А вдруг он всю ночь будет оглашать дом песнопениями и жечь ладан?
- Боже милостивый! О чем ты говоришь! Они там тоже христиане и весьма похожи на нас. Что же касается еды, то чтобы ты ни приготовила, любовь моя, все твои блюда понравятся любому, откуда бы он ни приехал.
- Мне безразлично, понравится ли ему моя еда, мне интересно узнать, насколько он странный, - огрызнулась Венера.
Мистер Полоцкий на самом деле оказался немного странным, но это касалось больше его внешнего вида, чем национальной принадлежности. Это был человек невысокого роста, довольно упитанный, что в сочетании с мускулистым телосложением и почти полным отсутствием шеи создавало впечатление округлости фигуры. Но Полоцкий отличался удивительной подвижностью, передвигался быстро и легко на подушечках пальцев ног, как это делают моряки, а так как он носил сапоги из мягкой кожи, то его шагов никто не слышал, как у кота.
К удивлению Венеры, их гость оказался светлым. Она всегда считала русских, если ей приходила охота вообразить их себе, темноволосыми и смуглыми людьми, - а у Полоцкого была белая кожа, голубые глаза, светло-шатеновые волосы с легким медным отливом. Вероятно, он был очень красив в молодости и сохранил до сих пор мальчишескую улыбку. Он оказался совсем не таким, каким она себе его представляла - страшным и наводящим ужас на людей.
У него, конечно, были свои странности - он очень много ел и дома любил ходить в шубе. Холодными вечерами, когда Венера отходила от пылающего камина, она с удовольствием закутывалась в теплую шаль, но носить шубу - это, по ее мнению, было уж слишком. Русский умел очаровательно улыбаться, неплохо изъяснялся на французском, и к тому же его беспокоили не столько холод, сколько пронизывающие насквозь сквозняки.
- Видите ли, - объяснял он, - мы в России зимой обычно вставляем в окна вторые рамы. В каждой комнате у нас стоит голландская печь, комнаты расположены анфиладой без ваших английских коридоров. Поэтому повсюду в доме температура остается одной и той же, и у нас нет ни малейшего сквознячка. Дорогая мадам, известно ли вам, что наши женщины носят летние платья круглый год?
- Очень странно, - резко прокомментировала она, не желая, чтобы Флер поддалась его неотразимому шарму. Полоцкий сразу признался, что она очень похожа на его дорогую жену, и стоило ей правильно перевести этот величайший комплимент, как они тут же подружились.
Коме жены, он испытывал великую страсть к кулинарии и драгоценностям.
- Кухня - это искусство, - заявил он Флер во время их первой продолжительной беседы. - Оно эстетично до крайности. Все остальные виды искусства заражены материализмом. Но в кулинарии окончательный продукт носит уникальный, весьма эфемерный характер. Это искусство, существующее ради самого искусства.
- У меня об этом было иное представление, - возразила Флер.
- Конечно другое! Какое имеет отношение такая молодая леди, как вы, к кулинарии? Это последняя страсть, снедающая мужчину средних лет, когда все остальные уже остыли. Вы, такая нежная, такая стройная и красивая, можете лишь с грехом пополам это осознать. Что вы знаете о поэзии специй, сметане или трюфелях? Разве способны вы оценить торжество мужчины над силами природы, которого он достигает с помощью изысканного суфле?
Флер, отказавшись от борьбы, рассмеялась.
- Да вы меня просто поджариваете!
- Разумеется, - признался Полоцкий, не скрывая яркого блеска в глазах. - Только чуть-чуть! В вашей стране, мадемуазель, еда может стать страстью только через много лет. Мою вторую страсть вы можете оценить по достоинству. Я - ювелир по профессии, хотя свое состояние нажил торговлей. Но я имею отношение к изумруду Полоцкого. Вот почему я официально нахожусь здесь.
- Конечно, конечно! Как глупо с моей стороны, что я до сих пор не догадалась. Я с нетерпением ожидаю того момента, когда смогу его увидеть? Он на самом деле прекрасен?
- Это воплощение красоты. Но существует красота разных типов. Ваша, например, мадемуазель, - это совершенно другое. Мне хотелось бы заручиться привилегией создать драгоценный камень специально для вас - что-то из ряда вон выходящее, изысканное. Думаю, что подойдет сапфир. Никто, кроме русских, не понимает красоты сапфиров. Если вам понадобится парюра из сапфиров, то окажите любезность, обратитесь ко мне!
- Обещаю вам с превеликой радостью, - рассмеялась Флер.
- Вы, конечно, можете сколько угодно подшучивать надо мной. Но в один прекрасный день вы выйдете замуж, и вашему супругу, состоятельному человеку, захочется подарить вам такие драгоценные камни, которые не уступят вашей красоте. Боюсь, как и большинство молодых людей - а вы наверняка заключите брак с молодым, - он захочет осыпать вас бриллиантами и золотом. - Вздохнув, Полоцкий покачал головой. - Это все равно что залить тягучим соусом нежнейшее филе палтуса! Но вы не позволяйте ему этого сделать. Непременно вспомните разговор с папашей Полоцким и скажите ему: "Нет, нет, мне нужны только сапфиры, ничего кроме сапфиров!"
- В таком случае он должен быть по крайней мере лордом!
- Лордом и великой личностью. Или тем и другим. Вам нельзя выходить за заурядного человека.
- Я никогда не выйду замуж, - покачав головой, ответила Флер.
Полоцкий только улыбнулся на это.
- Нет, вы обязательно выйдете замуж, - доверительно заметил он, - поскольку такая красота, как у вас, требует почитания. У вас должен появиться возлюбленный, а так как вы, с одной стороны, девушка романтическая, и практически мыслящая, с другой, - это редкое, абсолютно очаровательное сочетание, - то вы непременно выйдете за него.
- Если вы имеете в виду великого человека, то приятнее стать его любовницей, это куда больше волнует. Разве мужчинам не веселее с любовницами?
- Абсолютно нет, - возразил не моргнув Полоцкий. - Нет большего счастья, мадемуазель, когда вы вступаете в брак со своим любовником. Помяните мое слово.
В честь открытия Всемирной выставки день первого мая был объявлен общенациональным праздником. С рассветом на небе не было ни облачка, однако легкий морозец пощипывал щеки. Повисшие над парками и общественными садами полоски утреннего тумана вскоре растаяли под лучами восходящего солнца. Все предвещало чудесный день.
Полоцкий поднялся очень рано и в начале седьмого поехал в Хрустальный дворец. Там ему вместе с другими участниками предстояло пройти через последний лихорадочный период перестановки экспонатов и удаления с них слоя пыли. Многие экспонаты из России еще не были выставлены для обозрения публики; только недавно доставили сюда сто тридцать ящиков с товарами, которые задержались в скованном льдами Балтийском море. Распаковано было совсем немного. Фредерик отправился вместе с ним, пообещав вернуться к завтраку.
Завтрак назначили на восемь утра, и сэр Фредерик решил пораньше выйти из дома, чтобы захватить лучшие места. Продажа билетов - по три гинеи для джентльменов и по две для леди - шла наперебой, и цены на них подскочили до двадцати тысяч, когда было объявлено, что их владельцы смогут присутствовать на торжественной церемонии открытия. Венера ворчала по поводу того, что правительство держит в напряженном ожидании всю страну ради открытия какой-то выставки, но она сама быстро собралась, разоделась, не упуская ни малейшей детали в своем туалете. Когда в восемь утра Флер вошла в столовую, тетушка уже восседала там за столом.
- Где ты запропастилась, дитя мое? - встретила она племянницу, вероятно до крайности довольная сама собой. - Ну, что ты сегодня надела? Да, вполне приличное платье. Нужно признаться, у тебя отменный вкус.
Флер остановила свой выбор на платье цвета весенней зелени с рукавами "три четверти" и юбкой с тремя оборками, отделанными зеленой тесьмой, более темного оттенка. Под ним она надела вышитую батистовую блузку с высоким воротником, рукава которой с двойными манжетами доставали ей до запястий. Она, оглядев себя еще раз, с удивлением повернулась к Венере.
- Мне, конечно, следовало бы поблагодарить вас, тетушка, за комплимент, но так как вы сами сформировали мой вкус, ваша похвала обращена самой себе.
- Прекрасный выпад! - пробормотал сэр Ранульф.
- Чепуха! Может, я и старалась воспитать у нее хороший вкус, когда Флер была ребенком, но за последние десять лет она с успехом сама во всем разбиралась. Ты, конечно, наденешь шляпку цвета морской волны? - спросила она. - С розовой атласной подкладкой?
- Да, тетушка, - покорно ответила Флер, садясь на свое место и с благодарностью поглядывая на Диккенса, подошедшего, чтобы налить ей кофе. - Нет, я ничего не буду есть, спасибо. Только один тост.
- Утонченный вздор! Боюсь, как бы ты позже не упала в обморок от истощения, - предостерегла ее Венера, приступая к ветчине, почкам и яйцам, намазанным маслом. Она всегда возражала против моды, согласно которой леди должны есть столько же, сколько птички.
- На таких грандиозных мероприятиях никто не знает, когда удастся что-нибудь перекусить.