Кровь ударила Монсу в голову, и он бросился на Екатерину, но та грубо его отпихнула:
- Полегче, дурень, испортишь прическу!
Монс, - шатаясь, поднялся. Екатерина тоже встала, и они слились в объятии.
Утолив наконец свое желание, толстая Екатерина опустила юбку, как будто ничего и не было.
- Ну, застегнись, - сказала она Монсу, - ты доставил мне радость, я довольна. Пора идти, эти дураки ждут нас. Увидимся через полчаса на балу.
- Госпожа графиня де Вильнев-Карамей! - возгласил очень важный на вид камергер. Придворные, заполнившие все залы дворца в Петергофе, вытянули шею: наконец-то им будет официально представлена женщина, которую уже много лет любит Петр Великий. Максимильена выглядела чуть бледнее, чем обычно, - слишком уж стремительно развивались события. Царь с улыбкой смотрел на нее.
"Господи, до чего же она красива", - подумал он.
Даже живя в России, Максимильена продолжала одеваться по парижской моде, и все придворные дамы с завистью оглядывали ее элегантный наряд: платье из белого шелка с цветными вставками, пышные фижмы, шлейф, затканный серебряной и золотой нитью. Ромодановский, подойдя к ней, взял ее под руку и с поклоном обратился к царю:
- Государь, позвольте представить вашему величеству госпожу графиню де Вильнев-Карамей.
Максимильена сделала глубокий реверанс, а Петр подмигнул ей - его очень забавляла эта торжественная церемония. Придворные же чувствовали, что присутствуют при знаменательной сцене - этот бал явно затевался с какими-то серьезными намерениями.
Объявит ли царь о разводе с императрицей?
Об этом шушукались все, и, словно желая дать ответ любопытным, камергер возгласил, когда двери распахнулись в очередной раз:
- Ее величество царица.
Все головы повернулись к Екатерине. Та, увидев Максимильену, побледнела, и лицо ее исказила ужасная гримаса. Царь, подождав, пока Екатерина подойдет к нему, произнес, глядя ей прямо в глаза:
- Вы осчастливили нас, мадам, пожаловав на бал, хотя никто вас сюда не приглашал.
Оскорбительность этих слов была настолько очевидна, что Екатерина пошатнулась. А Максимильене, хоть она и знала, на какие преступления способна эта женщина, стало ее жаль.
- Впрочем, вы пришли весьма кстати, мадам, ибо вам предстоит узнать важную новость.
Екатерина испуганно озиралась в надежде встретить дружеский взгляд, но ни в ком не нашла сочувствия. Спокойный тон Петра пугал ее гораздо сильнее, нежели приступ гнева.
- Вы кого-то ищете, мадам? Уж не вашего ли любимца Вильяма Монса?
Екатерина в ответ пролепетала нечто невразумительное. По знаку царя солдат внес стеклянный сосуд, заполненный спиртом, и все присутствующие ахнули от изумления. А императрица с ужасом смотрела на окровавленную голову Монса - человека, с которым она предавалась любовным утехам четверть часа назад! Впрочем, горевать о его судьбе было уже поздно - царица с ужасом поняла, что сейчас решается и ее собственная участь… Но омерзительная голова невольно притягивала к себе взор, и Екатерина явственно читала невысказанный упрек в этих широко раскрытых глазах.
- Да, мадам, - продолжал Петр с холодным бешенством, - нам не слишком нравятся те из ваших друзей, кто семь лет назад частенько захаживал в Петропавловскую крепость. Все они понесут наказание.
Меншиков похолодел, ощутив лезвие топора у своей шеи, и посмотрел на Максимильену - она молчала, но на красивом лице ее угадывалась мука. Казалось, графиня взывает к милосердию. "Подумать только! - сказал себе князь. - Я не сумел понравиться этой прелестной женщине и предпочел ей жирную царицу, которую ждет неминуемая опала!"
В это мгновение Екатерина, страшась услышать свой собственный приговор, упала в обморок. Царь, бросив на нее презрительный взгляд, позвал двоих мужиков:
- Отнесите императрицу в ее покои.
Затем Петр повернулся к Максимильене и громко объявил:
- Мы счастливы, госпожа графиня, принимать вас в Петергофе и надеемся, что вы останетесь здесь надолго. На всю жизнь, если захотите.
Придворные переглянулись - сомнений больше не было, перед ними стояла будущая царица. Император добавил шепотом:
- Я тебя обожаю, прости, что тебе пришлось увидеть все это, но их следовало вразумить. Теперь они поняли, какие грядут изменения.
- Пьер, - тихонько проговорила Максимильена, - мне жаль императрицу, не будь с ней жесток.
- Не беспокойся, я просто вышлю ее в Польшу, а дочери мои, Елизавета и Анна, останутся с нами. Ты еще ничего не сказала Флорису?
- Нет, Пьер, я хочу, чтобы ты это сделал сам. Даже наш переезд в Петергоф - это уже большое потрясение для такого малыша.
Флорису и Адриану были предоставлены апартаменты в южном крыле. Мальчики лежали в постелях. Элиза, сидя рядом, напевала им колыбельную; Федор с Ли Каном стояли на страже у дверей. Флорис взглянул на Адриана, и братья поняли друг друга: начали зевать, всем своим видом показывая, что вот-вот заснут. Репертуар Элизы они знали наизусть и надеялись, что та по-прежнему принимает их за несмышленых младенцев.
- Адриан, - прошептал Флорис, едва за Элизой закрылась дверь, - хочешь посмотреть на бал?
- Еще бы! К тому же надо выяснить, не царский ли это дворец.
- Да что ты? Разве мама не сказала бы нам?
- Какой ты еще малыш, Флорис. В последнее время творятся очень странные вещи.
- Без тебя знаю! - воскликнул уязвленный Флорис. - Наверное, мама собирается выйти замуж за Петрушку?
- Об этом мне ничего не известно, но они, кажется, очень любят друг друга.
- Ты думаешь, Петрушка тоже на балу?
- Конечно. Пойдем посмотрим, только дай мне руку, Флорис, я не хочу, чтобы мы потерялись.
Они бесшумно вылезли из постелей и на цыпочках, путаясь в полах ночных рубашек, подошли к двери. Флорис, приложив палец ко рту, заглянул в замочную скважину и увидел спину Ли Кана.
- Адриан, надо искать другой выход.
Адриан, осмотревшись, взял руководство операцией на себя.
- Мы вылезем в окно, - объявил он.
Однако им, несмотря на все усилия, не удалось открыть высокую дверь, прикрывавшую заснеженный балкон.
- Ладно, - сказал Адриан, - раз так, давай разобьем стекло.
- Слишком много будет шума, - возразил Флорис. - Не забывай, это тайная вылазка: мы должны спастись бегством из замка Сатаны.
- О! - промолвил Адриан, лязгнув зубами. - Ты не думай, я совсем не боюсь.
- Очень хорошо, - продолжал Флорис, весьма довольный своей выдумкой. - Итак, нам нужно заключить договор с Сатаной: пусть откроет окно так, чтобы Ли Кан ничего не заметил.
Адриан уже успел взять себя в руки.
- Знаешь, - промолвил он хладнокровно, - когда заключают договор с Сатаной, подписывают его своей кровью.
- Неужели своей кровью?
- Разумеется, иначе ничего не будет. И это должна быть кровь самого младшего, - хитро добавил Адриан.
Флорис, не желая в том сознаваться, уже начинал трусить. Он сожалел, что заговорил о дьяволе, и спрашивал себя, как выпутаться из неприятного положения, не прибегая к помощи брата. Адриан, со своей стороны, был очень доволен игрой, но ему хотелось найти способ покончить с ней без пролития крови, ибо он обожал маленького братишку и понимал, что шутка зашла слишком далеко. Внезапно дверь с треском распахнулась под порывом неистового ветра. Адриан с Флорисом в испуге прижались друг к другу, думая, что это действительно совершил дьявол. Им было невдомек, что они ослабили шпингалеты, облегчив тем самым работу ветра. Федор и Ли Кан, стоявшие в коридоре, ничего не услышали, потому что все заглушала громкая музыка, доносившаяся из бальной залы. Адриан и Флорис, содрогаясь от холода и страха, не смели позвать на помощь. Впрочем, Флорис, возбужденный таким замечательным приключением, почти перестал бояться. Ему захотелось удивить Адриана, и он низко поклонился луне, сверкавшей каким-то необычным светом:
- Спасибо, дьявол, ты исполнил мою просьбу. Пошли, Адриан.
Адриан улыбнулся: его радовало, что братишка сыграл свою роль до конца. Будучи очень практичным, он сбегал за шубами и сапожками. Они быстро оделись и выскользнули на балкон. Стояла прекрасная ясная ночь. Через некоторое время они подошли к обледенелой террасе. Сквозь тяжелые занавески высокого окна пробивались лучи света. Из комнаты доносились стоны и рыдания. Флорис и Адриан, любопытные, словно кошки, подобрались поближе и прижались носами к стеклу. Увиденное ужаснуло их, однако они, как зачарованные, продолжали смотреть, не в силах пошевелиться.
12
Императрица, сотрясаясь от слез, сидела перед столиком, на котором стоял сосуд с головой Вильяма Монса.
- Я отомщу за тебя, клянусь, - шептала она.
Перед ней лежали три статуэтки из воска. Взяв самую большую из них, она медленно воткнула ей в грудь иглу, приговаривая:
- Умри первым, проклятый царь! Потом настанет очередь француженки и ненавистного мне Флориса.
Услышав чей-то крик, она подняла голову, но заметила за окном только два детских лица.
- Похоже, это дворцовые трубочисты. Однако будет разумнее на сегодня покончить с моей магией.