– Кроме того, я так желал бы хоть раз поговорить с вами наедине, – продолжал Густав. – Все последние дни мне не удавалось для этого найти случай.
Единственным возражением, сорвавшимся с уст Джесси, было холодное, протяжное "Да-а?" Значит, все-таки! Едва прошла неделя с момента появления здесь этого человека, как он уже осмеливается выступить со своим предложением, несмотря на ее отрицательное отношение к нему и достаточно ясно выраженное нежелание продолжать разговор. Невзирая на все это он хочет попытаться реализовать тот "деловой договор", который обещает ему ее руку богатой наследницы, и делает это с таким невозмутимым спокойствием, как будто имеет на то полное право! Джесси возмутилась.
Между тем Густав снова заговорил:
– Я хочу обратиться к вам с просьбой, выполнив которую, вы бесконечно обяжете меня!
Джесси сидела неподвижно, словно высеченная из камня, и весь ее вид не оставлял никакого сомнения в том, что она вовсе не расположена "бесконечно обязать" просителя. Она собрала всю свою энергию, чтобы с необходимой решительностью парировать предложение, которое неминуемо должно было последовать. Однако Густав, словно не обращая на это внимания, произнес с самой любезной улыбкой:
– Речь идет об одной молодой соотечественнице.
– О… соотечественнице? – повторила Джесси, до крайности пораженная этим неожиданным оборотом разговора.
– Да, об одной молодой немке, с которой я познакомился во время переезда через океан. Мы путешествовали на одном и том же пароходе. Она совершенно одна ехала в Нью-Йорк к своему родственнику, пригласившего ее, сироту, пожить у него. На берегу же выяснилось, что этот ее родственник неделю тому назад скончался и бедняжка осталась одинокой, без помощи и защиты в чужой ей части света.
– И вы приняли в ней участие? – с некоторой резкостью спросила Джесси.
– Конечно! Я отвез ее в одну немецкую семью, где она на первое время нашла себе приют. Но долго оставаться там она не может; ей необходимо позаботиться о средствах к существованию. Однако девушке, едва достигшей шестнадцати лет, да к тому же не имеющей никаких рекомендаций, крайне трудно, вернее сказать, невозможно в переполненном безработными Нью-Йорке найти место воспитательницы или компаньонки. В вашем городе много легче добиться этого, в особенности, если рекомендацию даст ей такой уважаемый дом, как Клиффордов. Вот я и прошу вас оказать этой молодой девушке гостеприимство на несколько недель, пока она найдет себе место.
Джесси обычно всегда была готова по мере своих сил оказывать помощь нуждающимся, и каждая соотечественница ее матери могла заранее рассчитывать на ее содействие, но обращение к ней Густава Зандова с подобной просьбой вызвало в ней недоверие. По ее мнению, он вовсе не был человеком, способным бескорыстно принимать участие в ближнем. Без сомнения, этот эгоист руководствовался еще и другими мотивами, а потому она сдержанно ответила ему:
– Меня это очень поражает. Я должна принять в свой дом совершенно постороннюю особу, которая к тому же, как вы сами говорите, не имеет никаких рекомендаций?
– Я беру на себя полную ответственность за нее… какой бы вы ни потребовали, – оживленно заговорил Густав.
– Ах, вот как? – воскликнула Джесси. У нее мелькнула смутная надежда: столь страшное для нее предложение можно было бы оттянуть на неопределенное время; внезапно появился выход, которого она никак не предполагала. Поэтому она промолвила: – Кажется, вы очень хорошо знаете свою протеже и весьма интересуетесь ею?
– Совершенно верно! По отношению к сироте это – долг христианина.
– А я и не подозревала, что вы думаете столь по-христиански, мистер Зандов! – с иронией заметила Джесси.
– Значит, вы опять ошибались во мне, мисс Клиффорд, как и во многих иных случаях, – торжественно заявил Густав. – Там, где речь идет о гуманности, я мыслю и поступаю в высшей степени по-христиански.
При слове "гуманность" губы Джесси насмешливо дрогнули, но все же дело заинтересовало ее, а потому она спросила:
– Так вы, значит, желаете, чтобы я пригласила в наш дом…
– Мисс Фриду Пальм, так зовут эту девушку.
– Хорошо, я поговорю с дядей, и если он будет согласен…
– Нет, нет! Именно этого-то я и хотел бы избежать, – перебил ее Густав. – Я не желаю, чтобы брат узнал что-либо о моем участии в этом деле. Нельзя ли выдать мисс Фриду Пальм за вашу протеже, которую вам рекомендовала какая-нибудь нью-йоркская знакомая и которой именно вы оказываете приют? По вашему лицу я вижу, что подобное предложение довольно странно, но полагаюсь в данном случае на вашу благосклонность или немилость.
По лицу Джесси было действительно заметно, как сильно она поражена. Она смерила Густава долгим, испытующим взглядом:
– Конечно, это – крайне странное предложение! Вы открыто требуете, чтобы я перед своим опекуном разыграла настоящую комедию. Ради какой цели?
– Во всяком случае не ради худой, хотя до поры до времени она должна оставаться тайной!
– Вашу тайну нетрудно разгадать, – сказала Джесси насмешливо, но вместе с тем с чувством бесконечного облегчения от такого оборота дела. – Признайтесь откровенно, ваш интерес к этой барышне глубже и серьезнее, чем вы хотите это показать, и со вступлением ее в наш дом вы связываете совершенно определенные цели.
Густав, видимо, в совершенном отчаянии поник головой и со вздохом произнес:
– Сознаюсь в этом!
– И вы, конечно, имеете основания опасаться, что ваш брат враждебно отнесется к этому интересу?
– И в этом сознаюсь!
– По всей вероятности, мисс Пальм должна инкогнито войти в наш дом, чтобы попытаться завоевать симпатию дяди, пока вы не рискуете открыть ему правду?
– Мисс Клиффорд, вы удивительно прозорливы! – с чувством глубочайшего восхищения произнес Густав. – От вас невозможно ничего скрыть! Но раз вы настолько проницательны, что разгадали меня, смею ли я надеяться на вашу помощь?
Джесси приняла полный достоинства вид.
– Я никогда не снисходила до какой-либо лжи и ни теперь, ни когда-либо вообще не пошла бы на нее, если бы не…
Тут она замолкла, и лицо ее залилось легкой краской.
– Если бы не было известных планов моего брата, – докончил за нее Густав. – Вы с ним не согласны, это я заметил уже в первый день своего приезда сюда. Но именно поэтому вам нечего бояться того, что я заблуждаюсь относительно мотивов вашей помощи в этом деле. Правда, они не особенно лестны для меня, но в данном случае чрезвычайно выгодны.
– "Выгодны"! – презрительно повторила Джесси. – Совершенно верно! Именно это и важно для вас. Вы опасаетесь разрыва с братом, если без его согласия остановите на ком-либо свой выбор, а в нынешней ситуации, насколько я знаю, это как раз и случится, так как ваша избранница – бедная, не имеющая никакого состояния сирота. Конечно, для вас предпочтительнее попытаться добиться своей цели окольными путями. Конечно, было бы мужественнее открыто выступить перед братом и, невзирая ни на какую "выгоду", признаться в своей любви к бедной сироте. Но на сей счет у нас совершенно различные точки зрения. Известите мисс Пальм, что я жду ее, она может выехать из Нью-Йорка сразу же после получения вашего письма.
– Да это вовсе и не нужно, – спокойно заявил Густав, – я уже написал ей, она едет и прибудет сюда сегодня после полудня с курьерским поездом.
Для Джесси это было уже чересчур. Она с ног до головы оглядела смельчака и воскликнула:
– Так, значит, это было решено заранее? Однако вы слишком самоуверенны, мистер Зандов!
– Я рассчитывал на ваше доброе сердце, – возразил он с низким поклоном.
– Нет, скорее вы рассчитывали на тот план своего брата, который делает меня, почти вопреки моей воле, вашей соучастницей. Ну, хорошо, пусть так и будет! Я сделаю все возможное, чтобы сохранить для вас все выгоды вашего договора с братом. Как только ваша невеста приедет, проводите ее ко мне, до поры до времени она здесь, в доме, будет под моей защитой!
Холодно кивнув ему головой, Джесси поднялась и вышла из комнаты.
Зандов поглядел ей вслед.
– В каждой частице ее существа презрение! Действительно, во всей этой истории я играю довольно жалкую роль, но ничего, главное – чтобы Фрида укрепилась в этом доме!