15
"Я всегда был уверен, что эти двое мальчишек пропадут без меня".
Жорж-Альбер горделиво вскинул голову, самодовольно потер ладошки, с покровительственным, почти отеческим видом поцеловал Флориса, подмигнул Адриану, повел носом, вдыхая ледяной воздух, поднял меховой воротник своей маленькой шубы, надвинул поглубже на нос маленькую шапку и прыгнул на снег, держа в зубах веревку, врученную ему Флорисом. Подбежав к стене, он начал медленно карабкаться вверх. "Тюремная башня" состояла как бы из двух половин: огромного цилиндрического основания, сложенного из гранита, постепенно сужавшегося, а потом вновь расширявшегося и завершавшегося донжоном, нависавшим над пустотой. Именно туда и поместили царевну. Начало подъема не представляло для Жоржа-Альбера особых трудностей: он с легкостью цеплялся за заснеженные выступы стены, трещины и выщербленные камни.
"Это просто детская игра", - думал он.
Но постепенно на стене, обдуваемой ледяным ветром, становилось все меньше и меньше трещин, и обезьянка все реже находила неровности, за которые можно было зацепиться. Флорис и Адриан медленно разматывали веревку, с тревогой наблюдая за подъемом друга. К несчастью, снова начался снегопад, и ветер завыл с удвоенной силой, порыв его едва не сбросил Жоржа-Альбера. Флорис бросился к подножию башни, чтобы в случае падения подхватить обезьянку. Зверек поднялся на высоту примерно девяти метров и оказался в таком месте, откуда он не мог двинуться ни вперед, ни назад. Над ним нависал огромный камень, напоминавший гаргулью. Он был вытесан из цельной скалы, весной по нему стекала капающая с крыш вода. Прямо над гаргульей башня расширялась приблизительно на полтора метра, образуя наклонную стену; в пяти метрах от основания донжона находилось заветное окно. Жорж-Альбер в отчаянии искал способ, как ему преодолеть это расстояние; не найдя решения и стуча зубами от холода, он подергал за веревку, чтобы посоветоваться со своими хозяевами.
"Бр-р-р… гнусное положение, похоже, я был не прав, так быстро согласившись на эту авантюру".
Флорис знаком приказал зверьку крепко привязать веревку к гаргулье. Жорж-Альбер не столько понял, сколько догадался о том, что объяснял ему Флорис, так как из-за сильной метели он почти не различал жестов молодого человека. С большим трудом, постоянно рискуя упасть, ему удалось завязать узел вокруг выступающего камня. Внизу Флорис сильно дернул за веревку, проверяя, прочен ли узел, и не скользнет ли он. К счастью, шероховатая скала хорошо удерживала конопляную бечеву. Адриан наступил ногой на конец веревки, затем схватил ее обеими руками и изо всех сил натянул, стараясь, чтобы она висела как можно неподвижней.
- Осторожно, брат, - едва слышно сказал он, - ветер усилился.
Флорис улыбнулся:
- Когда ты рядом, со мной ничего не может случиться, Адриан, - и с обычной легкостью, с которой ему давались любые физические упражнения, Флорис начал подниматься. Порывы ветра прижимали его к стене, снег слепил глаза, ветер отчаянно завывал прямо в уши, голые руки посинели от холода. Внезапно налетевший вихрь так тряхнул его, что на миг от боли он едва не разжал руки. С перекошенным от напряжения лицом, Флорис сжал зубы и сделал последнее усилие, позволившее ему уцепиться за гаргулью, где, пытаясь сохранять равновесие, устроился Жорж-Альбер. Продрогшая обезьянка была чуть жива. Флорис подхватил ее как раз в тот момент, когда она уже готова была свалиться вниз. Он спрятал ее в свой армяк и с тысячью предосторожностей отвязал веревку; конец ее он оставил у себя, а сам постепенно взобрался на каменный выступ, медленно выпрямился и прижался к стене башни.
Адриан с тревогой следил за тем, что происходило над ним. Флорис хотел сделать ему знак, что все в порядке, но едва не потерял равновесие. Прижавшись к стене, он спросил:
- Как дела, Жорж-Альбер?
В ответ раздалось звучное чихание.
- Будь здоров и слушай: вытянув руку, я дотянусь как раз до того края, где башня начинает расширяться. Вылезай сам, так как я не могу пошевелиться и достать тебя, забирайся на плечо, иди по моей руке и ощупай стену, нет ли там выступов, за которые ты смог бы зацепиться, да не забудь захватить веревку.
Жорж-Альбер глотнул холодного, смешанного со снегом воздуха, и без большого восторга, с предосторожностями, отличающими опытного скалолаза, пополз на поиски трещин и неровностей, могущих послужить ему ступеньками на этой гладкой обледенелой стене. Именно в эту минуту луна спряталась за тучи. Про себя Жорж-Альбер уже повторил все известные ему ругательства, как вдруг пальцы его нащупали спасительное углубление. Он немного подождал - ему ожидание показалось вечностью, - пока луна вновь покажется на небосводе.
- Давай, у тебя получится, ползи, - с трудом переводя дыхание, напутствовал его Флорис, - да побыстрее.
"Ишь ты, он еще и торопит, словно я лезу за земляными орехами!" - возмутился Жорж-Альбер, цепляясь за каждую неровность, приближавшую его к белому знамени, развевавшемуся над его головой. Ему оставалось проползти полметра, как на него внезапно что-то обрушилось, и он молниеносно взлетел вверх. Это был маркиз. Ему удалось просунуть руку сквозь решетку и схватить обезьянку. Теперь он с такой страстью прижимал ее к себе, каковой еще никто никогда за ним не наблюдал.
- Ах, отважный маленький зверек, - нежно повторял Тротти, - а я так плохо о тебе думал.
"Все это очень мило, но, положительно, этот человек не умеет разговаривать со мной", - думал Жорж-Альбер, приходивший в неистовство, когда с ним обращались как с животным. Но сейчас было не до выяснения отношений. Узники поняли, что затеяли их спасители. Маркиз и Лесток прочно привязали веревку к одному из прутьев и раскачивали ее до тех пор, пока Флорис не ухватился за нее. Дважды он промахивался: его руки совершенно закоченели. Третья попытка оказалось удачной, он схватил веревку и повис, раскачиваясь в снежной круговерти. Изловчившись, он сумел опереться о стену и начал медленно подниматься к узкому окну темницы. Вконец измотанный, он сделал последнее усилие и ухватился за решетку; ноги его по счастливой случайности нашли опору на одном из выступов турели. Тротти и Лесток поддержали его под мышки.
- Времени мало, - бросил он, высвобождая одну руку, чтобы протянуть им два напильника. Затем он трижды дернул за веревку. Это был сигнал для Адриана: тот начал подниматься. И хотя для него подъем уже был менее сложным, тем не менее его нельзя было считать увеселительной прогулкой.
- О! Флорис, Флорис, - прошептала царевна, - значит, вы не забыли обо мне.
Слезы катились по ее холодным щекам и тут же превращались в льдинки. В этот миг Флорис почувствовал себя вознагражденным за все перенесенные мучения. Его мокрые от снега черные кудри налипли на лоб, зеленые глаза блестели, он мгновенно забыл об усталости, и хотя он висел над пропастью глубиной в пятнадцать метров, мозг его работал как никогда быстро.
- Ваше высочество, сделайте вид, что громко молитесь, - надо заглушить скрип напильников, - прошептал Флорис.
Елизавета улыбнулась:
- Я придумала кое-что получше.
Она подбежала к двери, опустилась на колени и принялась нараспев читать заклинания:
- Подите прочь, огненные змеи, Сатана, демон, черт мерзкий, зеленый дьявол, вельзевул, князь тьмы, враг рода человеческого.
Флорис улыбнулся. Принцесса была не только красива, но и умна. Она прекрасно знала душу своих соотечественников, и понимала, что подобные завывания не только отпугнут солдат от камеры, но и заставят их забиться в самый дальний угол "тюремной башни".
"О! Эта сумасшедшая - ведьма, пошли отсюда подальше".
Адриан присоединился к брату и, схватившись за прутья, достал еще два напильника. Один он протянул Флорису, и они, не щадя сил, принялись снаружи пилить ржавое железо, в то время как Тротти и Лесток сражались с решеткой изнутри. Жорж-Альбер отдыхал на руках Клемана, проснувшегося при звуках завывания царевны, из которых, он, разумеется, не понял ни слова.
- Ох, ну вот, она еще и говорит, не переставая, - только и сумел сказать бедняга, чувствуя, что конец его мучениям еще далеко.
- Ты искуситель, нечистый, злобный чернокнижник, дух тьмы, - без остановки, как всякая истинно русская женщина, истошно вопила царевна. - Ты виноват в моем безумии, желтый змей, черный пес, неутробное дитя, оборотень, серая свинья, ты портишь воду, устраиваешь пожары, вызываешь бурю…
Наконец, прут Флориса переломился, и Адриан едва успел на лету подхватить его.
- Спасибо, брат.
Молодые люди обменялись взволнованными взглядами и принялись помогать Тротти и Лестоку справиться с работой. Беглецам казалось, что они пилят вот уже несколько часов; известно, что бывают моменты, когда минута кажется длиной в год. Царевна краешком глаза наблюдала за своими спасителями, не переставая завывать.
- Солнце красное, звезда светлая, темный лес, могучий ветер, я поднимусь и не перекрещусь, и пойду без благословения, а-ха-ха-ха, по морю-океану, на остров Буян, - распевала она, - там стоит избушка, в этой избушке живут три ведьмы…
- О-хо-хо, - боязливо вздыхали сбившиеся в кучку солдаты, - слышите, как скрежещет? Как пить дать нечистый явился.
Второй прут был перепилен. Флорис схватил за руку Тротти и прыгнул в камеру.
- Ах, Флорис, дитя мое, и ты Адриан, мой милый сын, - растроганно бормотал маркиз, заключая в объятия обоих братьев, ибо Адриан с помощью Лестока проделал тот же маневр.
Торжественная встреча была краткой, однако маркиз улучил минуту и, увлекая братьев в угол темницы, спросил:
- Скажите, друзья мои, я, конечно, понимаю, что выбрал не самый подходящий момент для удовлетворения своего любопытства, но… что делает ее императорское величество?