- Нет, - отстраненно ответила Иден, в голосе ее по-прежнему не было эмоций. - Этому не бывать.
- Это уж точно! - Негодование превратило Беренгарию в маленькую фурию. Она налетела на громадную фигуру барона, как ласточка на высокую башню. - Отпустите леди! Клянусь Богом, вы заходите слишком далеко! Вы еще недостаточно ощутили королевский гнев? Если вы будете продолжать в том же духе, вы почувствуете его на собственной спине, когда вас отхлещут плетьми!
Яростная сила, с которой ее подруга обрушила на врага свой гнев, вывела Иден из состояния транса. Она тряхнула головой и попыталась выдернуть руку. Наконец, полностью осознав факт ненавистной близости барона, она откинула голову и, набрав полный рот слюны, плюнула в мстительное, злорадное лицо.
Она могла предположить, что произойдет дальше, когда была отброшена назад, к дверям мастерской Хью, но ни она, ни разгневанная принцесса, ни тем более сэр Хьюго не могли ожидать, что в следующее мгновение, когда вихрь в человеческом облике, состоявший из молотящих рук, пинавших его из развевавшегося кожаного плаща, с яростным ревом закрутился вокруг барона, обрушив на него шквал ударов.
Незадачливый влюбленный и утонченный поэт, мастер Жиль продемонстрировал все, чему научился, упражняясь в рукопашном бою на дворцовом ристалище, хотя он не слишком там преуспевал. Но его атака не могла длиться долго. Сэр Хьюго был крупным, могучим мужчиной, ветераном не одной кампании, и нападение зеленого юнца не могло причинить ему серьезного вреда. Однако на стороне Жиля был элемент неожиданности, и он сумел хорошо им воспользоваться, пока могучий удар не отбросил его в грязь. Через секунду Иден уже была рядом с ним, обхватила рукой его голову и вытирала кровь с разбитых, но улыбавшихся губ.
- Наверное, именно так ощущаешь себя на небесах. Вы прекрасны, как сама Святая Дева! - сумел восхищенно произнести он, прежде чем потерял сознание, и счастливая улыбка медленно угасла на окровавленных губах.
Происшедшее окончательно привело Иден в чувство. Она свирепо взглянула на запыхавшегося барона.
- Мальчишки и женщины - вот кто ваши излюбленные противники! - насмешливо выкрикнула она. Она была очень рада увидеть, что кулаки Жиля сделали свое дело - на щеке сэра Хьюго багровела длинная кровоточащая ссадина. Он шагнул вперед, и его рука метнулась к мечу.
- Я намерен наконец воздать тебе по заслугам, леди, - начал он, вытаскивая меч из ножен.
Уверенный голос раздался позади маленькой группы:
- Кажется, что-то неладно? Я слышал шум драки, а этого никогда не случается в вавилонском столпотворении, где мне приходится трудиться!
Хью Оружейник возвышался в дверях, бронзовые руки блестели, в кулаке он все еще сжимал молоток. Сэр Хьюго встретил его спокойный взгляд. Возникла пауза.
- Этому мальчику нужна помощь! - воскликнула Беренгария, указывая на поверженного чемпиона.
Мастер Хью кивнул.
- Он ее получит. Ну а вы, барон, могу я что-нибудь сделать для вас? - Тон его был достаточно любезным, однако некоторые нотки ясно дали де Малфорсу понять, что оружейник - царь и бог в своем маленьком владении и он не допустит дальнейшего нарушения мира.
Меч нырнул обратно в ножны.
- Разумеется. Я шел к тебе отдать в починку разорвавшуюся упряжь, когда на меня набросился этот безумный.
Мастер Хью покачал головой, сочувственно цокая:
- Сейчас на молодежь нет никакой управы. Ему нужно отправиться в Крестовый поход. Это поохладит его пыл. Тем не менее, сэр, вы, похоже, преподали ему урок.
Поскольку ссадина на щеке барона бросалась в глаза не меньше, чем синяки Жиля, последнее замечание было спорным, однако ожидать от юноши заказа в ближайшие несколько лет не приходилось, в то время как барон был отменным покупателем. Улыбаясь, мастер Хью увлек его в глубины своей мастерской.
- Теперь меня мучает вопрос, - заметила Беренгария, с удовлетворением наблюдая, как двое дюжих работников укладывают поверженного Жиля на носилки, - в какой переделке этот громадный, грубый зверь имел неосторожность порвать свою упряжь?
Обе подумали о воинственном управляющем королевы и улыбнулись.
- Жиль совсем мальчик. Кто бы мог подумать, что в нем проснется такой лев? Он хочет отправиться с нами за море. Возьмем его? - Иден чувствовала себя обязанной юноше, который с таким рвением кинулся получать и наносить удары ради нее.
- Наверное, придется, - согласилась Беренгария. - Иначе в один прекрасный день мы наткнемся на него, прячущегося где-нибудь среди припасов, и их может уже не хватить на обратную дорогу.
Глава 3
КОРАБЛЬ НА СИЦИЛИЮ
Март 1191 года
Большая раскрашенная галера разрезала носом серые, негостеприимные воды, напоминая плывущую по волнам празднично расцвеченную шумящую площадь. Моряки и солдаты выстроились в яркие голубые бастионы на носу и корме, шумные мальчишки-оруженосцы устроились рядом с мачтой, под знаменами с леопардами и лилиями и белыми парусами с огромным красным крестом. По всей палубе, словно разноцветные колосья, развевались вымпелы, прикрепленные к древкам копий. Лошади выражали недовольство ситуацией, в которой они оказались, издавая в стойлах жалобное ржание, а когда стихал ветер, жилистые гребцы подбадривали себя гимнами и военными песнями. Гребцы не были сервами, это были свободные люди, добровольно отправившиеся в Крестовый поход и теперь весело выполнявшие свою каторжную работу.
Королева и ее дамы устроили на палубе маленький двор, наполненный трепетом развевавшихся вуалей, смехом и беспрестанной болтовней. Мир медленно качался вверх и вниз, наклонялся то вправо, то влево. Покачивание нравилось Иден - оно расслабляло и успокаивало. Это было похоже на качели, которые сделал ей отец, привязав веревку к толстому суку старой яблони; галера, в которой они плыли, тоже представлялась ей огромными качелями. Иден сделала себе постель из ковров и шкур сбоку от лестницы на носовую палубу, и там, убаюкиваемая равномерным движением, она часто грезила о тех далеких временах, о мягких руках и ласковом смехе своей матери, об отце - гордом, нетерпеливом, подвижном, передвигавшемся в основном верхом, и о Стефане, каким он пришел к ним в первый раз - высокий, стройный, нервный, словно жеребенок. Ночью, в темноте, крепко прижавшись к принцессе, на широкой деревянной кровати, скрипевшей всеми сочленениями, она не предавалась мечтаниям, а засыпала сразу, как ребенок, и просыпалась каждое утро со все возраставшим ощущением неотвратимости судьбы. Она была счастливой и уверенной, надежда окрыляла ее. Беренгария, увы, не могла так же наслаждаться путешествием. Почти сразу после того, как любимые белые утесы стали отдаляться и корабль отправился в плавание, морок и дурнота морской болезни навалились на нее и держали в цепком плену на протяжении всего путешествия. Иден была полна сочувствия; когда она ухаживала за принцессой, осторожно убирая слипшиеся от пота черные волосы с горячего лба, она думала про себя, что хуже тошноты может быть разве что зубная боль.
Только после трех кошмарных недель галера медленно вошла в воды Средиземного моря. Трюм, полностью загруженный королевским скарбом: мешками с провизией, бочками с вином и водой, сундуками с одеждой, казной и оружием, - приобрел кислый запах, уничтожить который было невозможно даже самым тщательным отдраиванием скрипучих просмоленных досок. Королева, как и Иден и большинство других дам, приспособилась ночевать на палубе, хорошенько завернувшись в шкуры и шерстяные ковры. В конце концов даже измученная Беренгария была вынуждена к ним присоединиться. При этом она, к собственному изумлению, не умерла от дискомфорта, но, наоборот, час от часу чувствовала себя все лучше, румянец начал постепенно возвращаться на ее щеки. Тошнота совсем исчезла, и она уже могла съедать небольшие порции свежеприготовленной птицы, захваченной в плавание с этой целью, и запивать их крепким, терпким красным вином, которое было доставлено на борт в большом порту Лиссабона.
И теперь, лежа под черным пологом небес, под незаметно плывущими звездами, две девушки вели между собой тихие беседы; их капюшоны были надвинуты на глаза, дышали они отрывисто и неглубоко, пытаясь перебороть холод. Неподалеку беспокойно ворочалась леди Алис, что-то бормоча и тихонько вскрикивая во сне. Уже, наверное, в сотый раз Беренгария проговорила:
- Если бы я понравилась ему хоть капельку! Я не говорю о любви. Любви ждать не приходится. Но моя жизнь была бы гораздо отраднее, если бы он относился ко мне с симпатией и считал бы меня своим другом.
- Ты слишком скромна и набита глупыми сомнениями, - шепотом ответила Иден, опасаясь разбудить кого-нибудь из дам или, Боже упаси, королеву Элеонору. - Я думаю, он привяжется к тебе, ты так непохожа на него, а ведь, как говорят, противоположные характеры легче сходятся: твоя кротость смягчит его неприступность, его энергия будет черпаться из твоей безмятежности. Вы отлично подойдете друг другу. Я в этом уверена.
Принцессу вполне устраивала такая перспектива.
- А у вас со Стефаном тоже было так? - спросила она нерешительно. - Я убедилась в твоей силе и не могу представить, что он может быть еще более сильным. Но при этом, я знаю, ты не только любишь, но и уважаешь его.
Иден вздохнула. Ее лицо было скрыто капюшоном, но принцесса почувствовала ее улыбку, когда она ответила:
- До некоторой степени - да, мы подходили друг другу, хотя и не так, как, по-моему, подходите друг другу вы с королем. Стефан был умнее меня. Он был замечательным мечтателем, он всегда знал, каким должен быть мир и каким должен быть он сам, или я, или что угодно. Он воспринимал мир так, как учил Христос, и работал на благо мира - не щадя себя. Это нелегкий путь. И этот путь привел его в Иерусалим.