Роджер открыл глаза. Я не узнал его. Волосы у него стали белыми, глаза ввалились, обострились черты лица, кожа под нечесаной седой бородой выглядела бесцветной, помятой; такими же бесцветными были и припухлости у него за ушами. Он что-то шепнул, думаю, просил воды. Робби бросился на кухню, но я остался стоять подле него на коленях, пристально вглядываясь в этого человека, запомнившегося мне таким сильным и уверенным в себе.
Робби вернулся с кувшином и, обхватив брата руками, стал поить его, но Роджер, сделав пару глотков, поперхнулся и, задыхаясь, откинулся снова на тюфяк.
- Нет, бесполезно, - сказал он. - Опухоль перешла на шею, не дает дышать. Смочи мне губы, и достаточно.
- Сколько ты здесь лежишь? - спросил Робби.
- Не знаю. Возможно, четыре дня и четыре ночи. Почти сразу как ты ушел, я понял, что зараза меня все-таки одолела, и перенес свою постель в погреб, чтобы ты, когда вернешься, мог спокойно спать наверху. Как дела у сэра Уильяма?
- Слава Богу, поправляется, и юная Кэтрин тоже. Элизабет и слуги пока избежали заразы. За эту неделю в Тайуордрете умерло больше шестидесяти человек. Монастырь, как ты знаешь, закрыт, приор и вся братия уехали.
- Невелика потеря, - прошептал Роджер. - Как-нибудь обойдемся без них. Ты был в часовне?
- Был и прочел обычную молитву.
Он снова смочил брату губы и неуклюже, но с нежностью, попытался как бы размять припухлости за ушами.
- Говорю тебе, все бесполезно, - сказал Роджер. - Это конец. И не нужно мне ни священника, ни места на кладбище среди всех прочих. Похорони меня на скале, Робби, куда ветер доносит запах моря.
- Я схожу в Полпи за Бесс, - сказал Робби. - Вместе с ней мы сумеем тебя выходить.
- Нет, - сказал Роджер, - у нее теперь есть о ком заботиться - дети, Джулиан. Выслушай мою исповедь, Робби. Вот уже тринадцать лет, как у меня лежит камень на сердце.
Он попытался сесть, но у него не хватило сил, и Робби, у которого по щекам катились слезы, ласковым движением убрал прядь спутанных волос, падавших брату на глаза.
- Если ты хочешь поведать о леди Карминоу, мне нет нужды это выслушивать, Роджер, - сказал он. - Мы с Бесс еще тогда знали, что ты любил ее - и любишь до сих пор. Мы тоже ее любили. В этом нет никакого греха.
- В любви-то - нет, но в убийстве - есть, - сказал Роджер.
- В убийстве?
Робби, стоя на коленях возле брата, в замешательстве взглянул на него, затем покачал головой.
- Ты бредишь, Роджер, - мягко сказал он. - Все мы знаем, как она умерла. До того, как прийти сюда, она уже несколько недель была больна, только скрывала от нас, а потом, когда они пригрозили увезти ее силой, пообещала, что явится к ним через неделю, и они ей позволили остаться.
- И она бы ушла, да я помешал…
- Как ты помешал? Она умерла до того, как истекла неделя, здесь, в комнате наверху, на руках у тебя и Бесс!
- Она умерла, потому что я не хотел, чтобы она страдала, - сказал Роджер. - Она умерла, потому что, сдержи она свое слово и отправься в Трилаун, а затем в Девон, ее ждала бы медленная смерть, и она растянулась бы на недели, на месяцы, эта мука, через которую прошла наша мать, когда мы были совсем юными. Поэтому я дал ей уйти во сне, и она так и не узнала, что я сделал, так же как не ведали об этом ни Бесс, ни ты сам…
Он нащупал руку Робби и сжал ее.
- Ты никогда не спрашивал себя, Робби, что я делал, когда в прежние времена допоздна оставался в монастыре или, бывало, приводил Мераля сюда, в погреб?
- Я знал, что с французских судов сгружали товары и ты доставлял их в монастырь. Вино и многое другое по заказу приора. Потому-то монахи и жили припеваючи.
- Они также обучили меня своим секретам, - сказал Роджер. - Но не молитвам, а как погружать людей в грезы и вызывать видения. Как обрести рай на земле, который длится лишь несколько часов. Как умерщвлять людей. И только после гибели юного Бодругана, доверенного заботам Мераля, я почувствовал отвращение к этим играм и отказался в них участвовать. Но секреты усвоил хорошо и воспользовался ими, когда пришло время. Я дал ей кое-что, чтобы облегчить ее страдания и ускорить конец. Это было убийство, Робби, и смертный грех. И никто кроме тебя о нем не знает…
Говорить Роджеру было трудно, и он лишился последних сил. Робби, внезапно растерявшийся и напуганный близостью смерти, выпустил его руку, поднялся и, спотыкаясь, будто слепой, поковылял на кухню в поисках, как я думаю, еще одного одеяла для своего брата. Я же остался стоять на коленях, и Роджер, открыв глаза в последний раз, посмотрел на меня. Наверное, он умолял отпустить ему грехи, но там, в его мире, не было никого, кто бы мог это сделать, и я подумал, не по этой ли причине он продолжал скитаться во времени, путешествуя сквозь века. Как и Робби, я был бессилен, я опоздал на шесть столетий.
- Отойди, душа христианина, из сего мира во имя Бога Отца Всемогущего, тебя создавшего; во имя Иисуса Христа, Сына Бога живого, который пострадал за тебя; во имя Духа Святого, который сошел на тебя…
Дальше я не помнил, но это не имело значения, поскольку он уже отошел в мир иной. Свет проникал в старую прачечную сквозь щели в ставнях, я стоял там на коленях, на каменном полу лаборатории, среди пустых склянок. Не было ни тошноты, ни головокружения, ни свиста в ушах. Полнейшая тишина - и чувство глубокого умиротворения.
Я поднял голову и увидел, что у стены стоит доктор и смотрит на меня.
- Это конец, - сказал я. - Роджер умер, освободился. Все кончено.
Доктор взял меня под руку и провел через весь дом в библиотеку. Мы сели на диван у окна, выходившего на море, и он произнес:
- Расскажите мне все как было.
- Разве вы не знаете?
Увидев его в лаборатории, я в первый момент подумал, что он подвергся эксперименту вместе со мной, но потом сообразил, что это невозможно.
- Я был с вами там, возле Граттена, - сказал он, - затем мы вместе поднялись на холм, а потом я следовал за вами на машине. Вы на минуту остановились в поле, над Тайуордретом, недалеко от того места, где две дороги сходились в одну, затем мы пересекли деревню, двинулись по направлению к Полмиару и прибыли сюда. Вы шли вполне нормально, только, пожалуй, быстрее, чем если бы просто гуляли. Потом вы резко свернули вправо, через рощицу, и я поехал прямо сюда. Я знал, что найду вас в подвале.
Я поднялся с дивана и взял с книжной полки один из томов "Британники".
- Что вы ищете? - спросил он.
- Год Черной смерти, - ответил я, перелистывая страницы. - Вот, 1348 год. Тринадцать лет после смерти Изольды.
Я поставил книгу на место.
- Бубонная чума, - заметил он. - Она и в наши дни встречается на Востоке, несколько случаев было зарегистрировано во Вьетнаме.
- Правда? - сказал я. - Я видел, что она натворила в Тайуордрете шестьсот лет тому назад.
Я подошел к дивану и взял трость.
- Вам, должно быть, интересно, как я смог совершить это последнее путешествие, - сказал я. - Вот ответ.
Я отвинтил набалдашник и показал ему стопку. Доктор взял ее, повертел в руках, убедился, что она совершенно пуста.
- Вы меня извините, - сказал я, - но когда я увидел вас там, возле Граттена, я понял, что у меня нет выбора. Это был мой последний шанс. И я ни о чем не жалею, потому что теперь со всем этим действительно покончено. Никаких соблазнов. У меня не возникнет больше желания возвращаться в тот, другой, мир. Я вам сказал уже, что Роджер освободился, и я вместе с ним.
Он не ответил. Он продолжал разглядывать пустую стопку.
- А теперь, - сказал я, - перед тем, как мы позвоним в Дублин и спросим, там ли Вита, не могли бы вы мне сказать, что еще было в заключении Джона Уиллиса?
Он взял трость, вернул стопку на место, завинтил набалдашник и протянул ее мне.
- Я его сжег, подпалил зажигалкой, когда вы стояли на коленях в подвале и читали молитву по усопшим. Момент мне показался самым подходящим, и я предпочел уничтожить это заключение, не хранить в своей картотеке.
- Это не ответ на мой вопрос, - заметил я.
- Другого вы не получите, - возразил он.
В холле начал трезвонить телефон. Я подумал, в который уже раз он вот так надрывается за сегодняшний день.
- Наверно, Вита, - сказал я. - Пожалуй, мне опять пора становиться на колени! Сказать ей, что меня случайно заперли в мужской уборной и что завтра я прилечу к ней?
- Будет разумнее, - медленно проговорил доктор, - если вы скажете, что надеетесь присоединиться к ней позже, быть может, через несколько недель.
Я нахмурил брови.
- Но это абсурд. Меня здесь больше ничто не держит. Я же сказал вам: все кончено, я свободен.
Он не ответил. Он просто сидел и пристально смотрел на меня.
Телефон продолжал трезвонить, и я пересек комнату, чтобы ответить, но когда я взял трубку, случилось нечто совершенно непредвиденное: я не мог удержать ее: мои пальцы и ладони одеревенели и не слушались. Трубка выскользнула из онемевшей руки и с грохотом упала на пол.
Примечания
1
Настоятель в католических мужских монастырях
2
Шекспир В. Антоний и Клеопатра, акт V, сцена 2.
3
Принятое в Англии название пролива Ла-Манш.
4
"Вечный покой даруй им, Господи, и вечный свет пусть светит им" (лат.) - начальные слова католической заупокойной молитвы.
5
Группа островов к западу от мыса Лендс-Энд (букв. край земли) на юго-западной оконечности п-ва Корнуолл.
6
Река, отделяющая юго-западную оконечность п-ва Корнуолл от остальной территории.
7
Главная достопримечательность. (фр.)
8
Место публичной казни в Лондоне до 1783 г.
9
Шекспир В. Венецианский купец, акт V, сцена 1 (перевод Т. Щепкиной-Куперник).
10
На месте преступления (фр.).
11
Один из колледжей Кембриджского университета.
12
Ветхозаветный пророк.
13
Церковный гимн, начинающийся словами "Adeste fideles" ("Приидите, верующие" - лат.)
14
Коронер - специальный следователь, производящий дознание в случае насильственной или внезапной смерти при сомнительных обстоятельствах.
15
Псевдонимы двух ирландских писательниц, Эдит Анны Эноны Сомервилл (1861–1949) и Виолет Флоренс Мартин (1862–1915). Их книга, образец классического развлекательного чтения, была опубликована в 1899 г.