Этот человек знал, как со мной общаться. И на латыни он говорил превосходно. А латынь известна лишь людям, получившим образование, и таких людей я особо отличала. В итоге я подчинилась. Шериф улыбнулся, и я тоже стала улыбаться. Покорно поднесла флягу к губам, сделала глоток, еще. Вино было сладким, густым. Мне стало хорошо и легко. Вот только если бы не неотвязная мысль о том, что этот благородный лорд, спасший меня, в то же время человек, погубивший мою подругу.
Почему-то сейчас я легко поняла, как вышло, что Гита не устояла перед ним. Эта мягкая чарующая улыбка, выразительные глаза, сильная рука, готовая поддержать и помочь… Но, помоги мне, заступница святая Хильда! - я не должна забывать, как хитер царь зла, как ловко он соблазняет нас.
- Сэр, мне надо спешить. Я… Меня послали с поручением. Отпустите меня.
Шериф выглядел удивленным.
- Но я и не удерживаю вас, дитя. Однако вы не оправились еще от потрясения. Я мог бы проводить вас. Куда держите путь?
- В Гронвуд. Ой, нет! В Хантлей.
- К де Ласи?
Я терялась под его испытующим взглядом.
- Нет. То есть да. А по пути я намеревалась сделать остановку в Гронвуде. Ведь там, кажется, есть часовня, а я хочу возблагодарить Господа и всех святых за то, что спасли меня… прислав вас.
У Эдгара был удлиненный, красивый разрез глаз, но сейчас мне казалось, что он просто щурится, словно изучая меня.
- Осмелюсь спросить, девушка, как ваше имя? И из какого монастыря вы держите путь?
- Я принадлежу к обители Святой Хильды. Мое имя Отилия Хантлей, и я еду навестить родных.
Эдгар вновь заулыбался.
- Итак, вы и есть Отилия из Святой Хильды. Что ж, я неоднократно слышал о вас от моей подопечной леди Гиты Вейк. Знакома вам такая?
Я лишь кивнула. Он отзывался о Гите почтительно и нежно. Не с пренебрежением, с которым, как я считала, должен говорить мужчина о соблазненной им женщине.
- Вот что, девушка, - сказал шериф, поднимаясь. - Будет лучше, если мы поедем вместе. Ваш путь лежит в Гронвуд, так что нам по дороге. Мне будет спокойнее, если я провожу вас, поскольку вы плохо ориентируетесь в фэнах. А когда мы прибудем в Гронвуд и вы посетите часовню, думаю, вы не откажетесь встретиться с миледи Гитой. Она живет в Гронвуде, и я постараюсь устроить вашу встречу. Согласны?
Я опять кивнула, видела его улыбку и сама улыбалась. От этого человека исходили доброжелательность и сила, которым я не могла противиться. В глубине души я знала, что он совратитель, что его обаятельная личина может быть обманчива. Но… Он ведь спас меня, и я не могу быть с ним суровой. Это я, которая раньше видела в каждом мужчине лишь опасность! Почему же я так покорна шерифу? Настолько покорна, что даже согласилась сесть за ним на круп его коня, когда Эдгар предложил мне это. Возможно, меня не привлекала перспектива езды на пугливой пегой и я понимала, что так мы скорее доберемся до Гронвуда.
Я ехала позади шерифа, держась за разделявшую нас высокую луку седла. Мою лошадь он вел на поводу, в пути мы совсем не разговаривали, не считая его короткого упоминания о том, как лестно отзывалась обо мне Гита. И от этих слов мне стало хорошо. Признаюсь, что меня бы раздосадовало, если бы в плену чар Эдгара она забыла нашу многолетнюю дружбу.
Вскоре низины фэнов остались позади. Почва стала суше, леса сменялись пашнями, мы то и дело проезжали селения, встречали крестьян, пасших свиней в дубравах, или гуртовщиков, перегонявших овец. Все эти люди снимали шапки перед шерифом, а на меня поглядывали с любопытством - на меня, женщину, закутанную в плащ Эдгара, едущую на одной с ним лошади… Я забеспокоилась. Может, они считают, что я очередная жертва Эдгара Армстронга? И еще эти подспудные, греховные мысли о том, настолько ли я хороша, чтобы люди могли меня счесть достойной внимания шерифа? От них меня обуял еще больший стыд. Я сжалась, поникла, укутанная в плащ Эдгара, не смея поднять головы.
- Вон уже Гронвуд, - услышала я голос своего спутника, и в нем была радостная гордость.
Только теперь я осмелилась бросить взгляд вперед. Воистину то, что говорили люди о Гронвуде, не было преувеличением. И хотя замок был еще далек от завершения, чувствовалось, что это будет нечто грандиозное.
Строения Гронвуда возвышались на небольшом пологом холме - светлые мощные стены, круглые башни, рвы, вокруг которых уже возникло целое селение. И сколько тут людей! Это был какой-то человеческий муравейник. Причем все без исключения были заняты делом, все работали. Я видела множество мужчин и женщин, таскавших камни, пиливших дрова, кативших бочки, носивших речной песок. Мимо проезжали телеги, груженные мешками с известью, сновали разнорабочие. Я видела штабеля бревен и обтесанные каменные блоки, слышала команды, выкрики. Клубилась пыль, пахло потом, древесиной, смолой. Все это напоминало картину хаоса, но некоего упорядоченного хаоса, где каждый знал, что делать.
Мы миновали первый ров, шириной более пяти ярдов и глубиной около четырех, за ним тянулся вал, образованный вынутой изо рва землей. Далее располагался еще один ров, за которым высилась стена с выступающими из нее круглыми дозорными вышками. Я видела, как рабочие поднимают с помощью блоков и лебедок на высоту стен грузы с камнями и отшлифованные блоки, а наверху каменщики заняты укладкой - скребут, шлепают, пристукивают мастерками. В сарайчиках вдоль стен можно было видеть каменотесов, обрабатывающих с помощью резцов и деревянных молотков будущие плинтусы, капители колонн, детали арок. Невдалеке стояла кузница, сквозь открытую дверь которой виднелись отблески огня и слышался звон ударов по наковальне - это кузнец готовил для строителей новые инструменты.
Когда мы миновали проем в крепостной стене и въехали во внутренний двор, я с удивлением поняла, что Эдгар намеревается покрыть его плитами, словно полы в соборе, - неслыханная роскошь. А прямо перед нами высилась громада главной замковой башни-донжона. Полускрытая сетью деревянных лесов, она все же производила впечатление настоящего дворца: ровные каменные ступени вели к высокому крыльцу, идеальны были проемы окон с овальным верхом, а еще выше виднелась открытая галерея, на которой трудились каменотесы, придавая ее подпоркам вид сдвоенных изящных колонн.
Эдгар остановил коня у крыльца и с легкостью соскочил на землю. На его окрик в арке двери показалась немолодая крепкая женщина.
- Эй, Труда, где сейчас леди Гита?
Женщина, вытирая руки о передник, поспешила нам навстречу, сказав, что госпожа весь день была в замке, а недавно выехала прокатиться верхом.
- Думаю, она скоро вернется, - кивнул Эдгар. - А пока, Труда, прими как следует нашу гостью. Миледи наверняка обрадуется встрече с ней.
Увидев мою мокрую, испачканную тиной одежду, пожилая женщина сокрушенно зацокала языком.
- Святые угодники! Что же это с вами приключилось, милочка?
Не дожидаясь ответа, она повлекла меня за собой, но наверху я на мгновение остановилась.
- Милорд Эдгар, я так еще и не поблагодарила вас за свое спасение. Храни вас Бог. Отныне я всегда буду поминать вас в своих молитвах.
Он слегка поклонился. Скорее игриво, чем почтительно.
Я последовала за Трудой под округлую высокую арку, изукрашенную резными архивольтами пышнее, чем в аббатстве Бери-Сент-Эдмундс. А зал, какой я увидела за дверью… Здесь еще велись отделочные работы, пахло краской, штукатуры трудились, выравнивая стены, разнорабочие выносили мусор, прибиралась прислуга. И все же зал был уже великолепен. Я заметила, что в отличие от шестигранной постройки самого донжона зал имел прямоугольную форму благодаря обрамлявшим его параллельным стенам. В каждой из них друг против друга были установлены камины, красиво украшенные колоннами и с выступавшими навесами вытяжек. Над головой расходились выгнутые своды, но главным украшением зала было, конечно же, огромное окно, располагавшееся как раз напротив входа. Оно разделялось на три части колоннами, а в свинцовых переплетах в лучах заходящего солнца горели синие, золотистые и пурпурные стекла, образующие круги, ромбы, звезды. Они сверкали, как драгоценности, разбрасывая вокруг пестрые блики.
Так вот где обитала моя подруга! Здесь роскошно и весело, и почему я должна думать, что Гита тут несчастна? Но разве дьявол не соблазняет нас мирскими благами, чтобы мы забыли о высшей ценности - о чистоте души?
Труда пригласила меня пройти в небольшую дверь, обнаружившуюся за выступом одного из каминов. И мы оказались в треугольном помещении между выступом башни и стеной, отделявшей его от зала. Здесь, видимо, была девичья - кругом прялки, станки для тканья. Несколько женщин трудились за ними, но по приказу Труды оставили работу, принесли теплой воды, которую налили в большую бадью, а также сухую одежду. От стены, за которой был камин, исходило тепло, но раздеваться при посторонних мне было неловко, и я решилась на это, только когда мне принесли деревянную ширму, за которой я смогла укрыться.
Женщины вновь принялись за работу, постукивали их станки, слышалось перешептывание. Я с наслаждением обмылась и переоделась в незнакомую, но чистую одежду - тунику некрашеного светлого холста с узкими рукавами, накинула на плечи и голову шерстяную шаль. Я давно уже не носила мирской одежды, меня смущало, что подол туники короче, чем у моего одеяния послушницы, и доходит лишь до щиколоток, не скрывая ступней. Я села за своей ширмой на скамью, поджав под нее ноги.
Вернулась Труда, принесла мне перекусить - еще горячие лепешки, тушеную капусту, салат из редиски с зеленым луком, сдобренный сметаной, и кусок баранины, от которого шел изумительный аромат. Я и не замечала, как сильно проголодалась, но все же прежде чем приступить к еде, прочла полагающуюся молитву.
Труда наблюдала за мной.