- Ты славный парень, Утрэд. И можешь узнать, что я не причинил твоей хозяйке никакой обиды. Разве тебе неизвестно, кто я такой?.. Тогда покажи все тут.
В Незерби я вернулся поздно. Риган была в ткацкой. Когда я вошел, она работала за станком, но тут же велела одной из прислужниц принести мне поесть. Я сел у стены с миской на коленях, отослав прислугу.
- Нам надо поговорить, Риган, - сказал я через время. Я нарочито обратился к ней только по имени, как к родственнице. Видел, как челнок на миг замер у нее в руках, но потом она продолжила работу.
- Вам нечего опасаться меня, сэр Эдгар. Я не собираюсь предъявлять свои права на Гронвуд. Думаю, меня устроит любая другая откупная, скажем, вы отпишете мне доход с трех мельниц за несколько лет, и это окупит мою вдовью часть. Я же вскоре уеду.
Какое-то время мы молчали и она по-прежнему двигала челнок по нитям, натянутым на раму станка.
- Тебе будет горько потерять Гронвуд? - спросил я немного погодя.
- Было бы горько, если бы я не увидела… не поняла, что вы хотите сделать то, что и Этельстан. Замок был целью его жизни. Это было как исполнение обета. Признаюсь - я даже ревновала мужа к Гронвуду. Но и умирая, мой муж без конца сокрушался, что сделал так мало.
- Он сделал очень много, Риган.
- Да. Но сам он так не считал. А сегодня, когда вы были там… Я ведь видела в вас тот же огонь, то же желание, что и в моем бедном супруге - упокой, Господи, его душу. И я хочу, чтобы Гронвуд остался у вас, в семье Армстронгов.
Я ощутил потаенный стыд. Эта женщина была даже более член семьи, чем я - пришелец со своими честолюбивыми устремлениями.
- Я построю этот замок, Риган. Такой замок, какого еще не видели в здешних краях. И он будет достоин памяти Этельстана Армстронга.
Она чуть улыбнулась.
- Только вот я его уже не увижу.
- Но обязательно ли тебе уезжать? Какие у тебя планы?
- Я поеду домой, в Шропшир. Там я поступлю в обитель Девы Марии Шруйсберийской, как когда-то решила, еще до замужества. У меня в Шропшире три больших поместья - Тависток, Круэл и Орнейль. Доходы с них станут моим вкладом при поступлении в монастырь.
Название своих земель она произнесла с гордостью, сделав особое ударение на последнем, видимо, самом значительном. Я тоже невольно обратил внимание на звучание этого названия - Орнейль. Оно мне было словно бы знакомо. Но тогда я не придал этому значения.
- Почему ты хочешь уйти от мира, Риган? Ты ведь не старая, сильная женщина, и ты еще можешь выйти замуж, завести семью.
Она негромко засмеялась.
- Я уже исчерпала отведенный мне запас любви и счастья и на меньшее не польщусь никогда. Что же до монашества… Я никогда не была красавицей и всегда знала, что однажды приму постриг. Это было обдуманное решение. Я не хотела замуж, зная, что муж не будет нежен с такой дурнушкой, как я. А у меня достаточно гордости, чтобы не отдавать всю себя тому, для кого я буду обязательным, но неприятным дополнением к моему приданому. Поэтому, хоть я и выросла при королевском дворе и люблю мир с его роскошью, страстями и грехами, я знала свою дальнейшую судьбу - однажды я покину все это и стану монахиней. И видит Бог, я не считаю это для себя жертвой. Я ведь очень честолюбивая женщина, сэр, и монаший клобук виделся мне лишь первой ступенью к дальнейшему возвышению. Я расчетлива и знаю, что такой вклад, как доход с моих маноров , моя нормандская кровь и мое знакомство и дружба с Матильдой Английской - хорошее подспорье, чтобы однажды стать аббатисой. А аббатисой я хотела стать всегда. Ведь это единственная возможная карьера для женщины благородного происхождения. Аббатиса по силе и могуществу - это тот же лорд-землевладелец. Она управляет землями, поместьями, деревнями, рыцарями; она по своему усмотрению взимает арендную плату и заключает торговые сделки, судит своих подданных и отдает приказы. Она имеет неограниченную власть, живет в богатстве и никому, кроме епископа, не подчиняется.
- А как же мысли о божественном? - иронично спросил я.
Риган серьезно поглядела на меня.
- Если я смогу править и делать добро людям - это ли не наивысшее служение Господу здесь, на земле?
Да, она была права в выборе своей стези. А не прав был я, когда подозревал в ней расчет заменить мной Этельстана. Она мудрая женщина и понимает, что если брак и сделка, то скорее для мужчины, который ищет в супружестве удобства и выгоды. Женщине же в семье нужны любовь и нежность. А Риган уже получила это, живя с моим братом.
Я встал и подбросил дров в очаг.
- У меня есть к тебе просьба, сестрица, - я впервые назвал ее так, и она улыбнулась.
Я обеими руками откинул за плечи свои отросшие волосы - они выгорели едва не до белизны и уже покрывали лопатки.
- Я не могу являться перед знатью с рескриптом о моем назначении шерифом, продолжая носить эту гриву крестоносца. Окажи мне любезность - остриги ее.
Только очень близкой женщине мужчина мог позволить остричь себе волосы. И Риган смутилась.
- Ты сакс, а они не стригутся по-нормандски. Многие из твоих соплеменников не одобрят этого.
Я пожал плечами.
- Я не сакс и не норманн, я - англичанин, ибо сам себя считаю таковым. Все, чего я хочу, - чтобы саксы и норманны уважали друг друга, живя в мире.
- Дай-то Бог, - вздохнула Риган, вставая.
Она сходила за ножницами, велела подсесть поближе к огню и накинула мне холстину на плечи. У нее были нежные руки, а ножницы слегка щекотали мне волосы, и я поеживался и смеялся, когда они касались затылка. Риган тоже смеялась. Воистину брат с сестрой - ничего не скажешь.
Покончив со стрижкой, славная женщина принесла мне бадейку с водой, чтобы я мог поглядеть на свое отражение. И когда вода в бадье успокоилась, я смог разглядеть себя.
- Клянусь могилой Святого Петра - я помолодел лет на десять.
Я видел в воде смуглое удлиненное лицо, какое и узнавал, и не узнавал. Лишь кое-где в волосах, словно преждевременная седина, оставались светлые пряди. Надо лбом волосы лежали естественной плавной волной, а за ушами и сзади были коротко обрезаны. От этого шея выглядела мощнее, резче обозначились линии подбородка и скул. Теперь я выглядел как настоящий норманн.
Оглянувшись, я увидел, как Риган, тщательно собрав остриженные волосы, стряхивает их с холстины в огонь. Вид у нее был довольный и такой домашний. Я ощутил нежность к ней. Она - единственная моя родня, единственный человек, который ждал меня дома.
- Сестрица, - обратился я к ней. - Пожалуй, тебе не следует так спешить с отъездом. Ты нужна мне.
Большей глупости и сказать было нельзя. Леди Риган выронила холст и подалась назад.
Я вскочил.
- О нет! Я совсем не то имел в виду.
Она глядела на меня как-то странно, и я поспешил пояснить.
- Видишь ли… Леди Бэртрада не приедет ко мне целый год, даже полтора года. Я все это время буду занят делами графства, а здесь… Я бы хотел, чтобы ты осталась в Незерби, чтобы я чувствовал, что у меня есть семья, дом, куда я могу приехать. Мне это очень важно, Риган. И я прошу тебя остаться как сестру, как друга.
Риган подняла выпавшую холстину, и я с облегчением увидел, что она улыбается.
- Я еще ни одному мужчине не была другом. Что ж, это даже интересно. К тому же я хочу видеть, как растет Гронвуд. Но я останусь с одним условием.
Она перестала улыбаться.
- Ты отпустишь меня, Эдгар, как только Бэртрада Нормандская войдет хозяйкой в твой дом.