– Вероятно, нам следует поговорить об этом американце.
– Да, миси Сара.
И Канимапу ушел.
Глава вторая
Все это казалось абсурдным, этот миф о человеке, который отважился проникнуть в Жапуру и вернулся, который в одиночку боролся с каннибалами и сам пожирал ягуаров и змей, будучи вооруженным одним лишь мачете. Называть его героем и одновременно считать бото, значит зайти в предрассудках слишком далеко. Представить себе розовых дельфинов, которые на закате покидают реку и принимают вид красивых мужчин, облаченных в белые одежды и разгуливающих в темноте по причалам, соблазняя девственниц. Да уж, поистине…
И все же отец решился просить этого американца о помощи, и если ее собственный отец считал этого незнакомца способным на подвиг, то вполне возможно, что это и так. Если верить Кану, когда отец узнал, что этот человек действительно работал у Родольфо Кинга, он предложил ему уйму денег, чтобы тот вернулся в Жапуру и украл семена гевеи. И все же американец отказался.
– Меня это не интересует, губернатор. Я слишком дорожу своей проклятой шеей.
Это все, что удалось подслушать Кану из ответа незнакомца.
Что-то от легенды, что-то от героя.
Типичный американец.
Если бы он согласился помочь, возможно, отец и не умер бы. Ну, герой он, этот американец, или нет, а ему есть что сказать.
Узкие улочки вились через весь город, вдоль них тянулись ветхие домики с балконами и крутыми черепичными крышами, поблескивавшими под лунным светом, Сара выбирала самую темную дорогу и избегала случайных газовых фонарей. Время от времени мимо спешил очередной случайный прохожий, и она отворачивалась или ныряла в боковую улочку, делая все возможное, чтобы не быть узнанной.
В прошлом ее экскурсии за Уотер-стрит были очень редки.
Порой она, конечно, забредала за пределы богатого квартала с его рядами магазинов модной одежды, стекла и ювелирных изделий. Нижний причал был чуждым миром, от которого отец тщательно оберегал Сару. Вместе с запахами чеснока, едкого табака, острых специй: перцев, куркумы и имбиря, – и раздражающего дыма жженой конопли каналы несли тошнотворный болезненный дух затхлой воды и гнилой древесины. На пристанях зловоние разлагающихся фруктов и овощей привлекало полчища мух и комаров, которые облаком кружили над водой.
Решение встретиться с американцем и лично изложить ему свою просьбу возникло импульсивно, когда Сара мерила шагами спальню и боролась со сном. Она обдумывала факты, которые накануне изложил ей Кан. Затейливо украшенная железная кровать с противомоскитной сеткой не особенно манила к себе. Жара и лунный свет наполняли Сару необъяснимым разочарованием и ощущением абсолютной беспомощности, которую она, к сожалению, слишком хорошо понимала.
Быстро приняв решение, девушка поспешила одеться. Она оставила без внимания корсеты и бюстгальтеры, а вместо этого вынула из гардероба и накинула на плечи кружевную мантилью, а на голову надела шляпку с вуалью, чтобы скрыть лицо. Губернаторская карета привлекла бы нежелательное внимание, поэтому Сара на цыпочках вышла в ночь и постаралась не разбудить слуг.
Добравшись до Табакко-Роуд, Сара остановилась. Ветер доносил до нее далекую музыку каримбо. Потом залаяли собаки. Хижины с заросшими сорняками садиками перед ними лепились к каналу на всем пути к реке. Все огни здесь были погашены, и только в одной из хижин усталая мать пела своему ребенку колыбельную. Очарованная этой убаюкивающей мелодией Сара почувствовала то, что не чувствовала с тех пор, как четыре года назад отплыла в Лондон. Она вдруг поняла, почему ее отец бесповоротно влюбился в Южную Америку.
Было нечто магическое в жарких тропиках: в пропитанном ароматом цветов воздухе, в приятных лицах людей, разговаривающих, улыбающихся, машущих рукой, когда они встречаются на улице с незнакомцем. Сара была слишком молода, чтобы вполне оценить климат и пышную красоту сельской местности. Но, припоминая последние годы холодных дождей и промозглых зим, а также убогую забитость нищих детей, бродящих по лондонским улицам, девушка была потрясена очарованием окружающего ее сейчас мира… Очень скоро она навсегда покинет Джорджтаун ради степенного существования в Англии, прогулок по саду и случайных увеселительных поездок за город, чтобы посмотреть сетки мужа с бабочками. Ее жених объездил весь мир, чтобы поймать самых редких бабочек, которые прикалывались затем к картонкам булавками и помещались под стекло. Как раз перед ее отъездом из Лондона он потратил на малиновокрылого Cymothoe coccinata из Камеруна сумму, на которую семья из пяти карибцев в Гвиане могла бы прожить целый год.
Сара заставила себя отбросить мысли об отъезде из Джорджтауна. Ведь она не просто вернется в Лондон, но поедет к Норману Шефилду, к спокойной и безопасной жизни. Затем Сара припомнила, что она не в состоянии расплатиться с долгами отца и поэтому ни о каком браке с Норманом Шефилдом или с каким-либо иным представителем высших слоев общества теперь вообще не могло быть речи.
Отчаяние овладело ею, и Сара еще один, последний раз проверила написанный Каном на бумажке адрес: 10, Табакко-Роуд. Затем она вышла из темноты на лунный свет, и каблучки ее застучали в тишине, а юбки траурного наряда шелестели, как ветер в сухой листве.
Американец жил на самом конце Табакко-Роуд. Его садик, если только так можно было назвать клочок заросшей сорняками земли, спускался к самому берегу реки. На пристани было пришвартовано какое-то рыбацкое судно. Сара слышала плеск воды о нос корабля и едва различила в темноте его контуры. Она была и удивлена, и смущена тем, что человек с такой репутацией живет в подобном районе Джорджтауна и в такой очевидной нищете. Вероятно, он просто хотел быть рядом с людьми, которые обожали и почитали его. Сара направилась к лагуне, потом остановилась. Звук приближающихся шагов заставил ее укрыться в тени каменной стены, окружающей соседский садик. Кто-то остановился всего в двух ярдах от нее, так близко, что Сара могла слышать позвякивание ключей или монет в кармане. Девушка затаила дыхание и стала наблюдать за двумя незнакомцами, внимательно разглядывавшими дом американца. На одном была широкополая шляпа и длинный свободно свисающий плащ. На другом – белая рубашка, заправленная в широкие белые бриджи, и хуарачи на ногах. Последний явно нервничал и поглядывал вниз по улице.
Наконец они снова заговорили вполголоса, так, что Сара не все улавливала. Беседа шла попеременно то на английском, то на португальском.
– Ты уверен, что это то самое место? – спросил тот, что был выше ростом. – Ты видел, как американец приходил сюда?
– Только сегодня вечером. Я был на пристани, когда заметил его. По чистой случайности, дружище. Так уж повезло. Сказать по правде, повезло, так повезло, ничего не скажешь.
– Будь осторожен. Нам нельзя вызывать никаких подозрений. В Гвиане его очень уважают.
– Да, я слышал. Эти полоумные туземцы верят, что он бото.
Незнакомцы рассмеялись, затем тот, что повыше, чиркнул спичкой и прикурил. Пламя на мгновение осветило его смуглое лицо с густыми черными усами. Через щеку у него шел извилистый морщинистый шрам.
Он задул спичку и бросил ее на землю.
– О, я буду очень рад снова повидать нашего друга. А как ты, Диего?
– Конечно, и я уверен, американец тоже будет рад встретить нас. Когда ты предполагаешь навестить его?
– Всему свое время, а пока мы дадим ему насладиться успехом, которым он сейчас пользуется.
Человек со шрамом вынул сигару изо рта и погладил шрам кончиком пальца. Затем оба мужчины пошли вверх по улице и вскоре слились с темнотой…
Сара оставалась в кустах, пока не удостоверилась, что они ушли. Только тогда она отважилась войти в садик американца, решив выбросить из головы странную беседу, которую ей только что/ довелось услышать. В конце концов к ней она не имеет никакого отношения.
Из незакрытого окна хибары виднелся желтый огонек. Намек на сигарный дым плыл по саду и дразнил ноздри. Громкий женский смех заставил Сару вздрогнуть, и она застыла на месте.
Дверь открылась. Сара отпрянула в убежище за фиговым деревом. Там она замерла и даже затаила дыхание. Каскад душистых криперов слегка коснулся ее лица и плеч, но она едва ли это заметила. Глаза ее были прикованы к появившейся в дверном проеме паре.
Темнокожая женщина была вероятнее всего кабокло – то есть португало-индейского происхождения – или же мулаткой. Но кем бы она ни была, она была потрясающе красива. Иссиня-черные волосы густыми волнами спадали до самых бедер, смуглая кожа сияла, губы были полными, а глаза большими, с коричневыми зрачками, как бразильские орехи.
Но внимание Сары было приковано к мужчине. Он был на полголовы выше своей компаньонки и мощно сложен. Его рубашка была раскрыта до груди и свободно висела от плеч до узких бедер. Тело его было влажным от пота. Густые, черные как вороново крыло, волосы на голове и груди, поблескивали в свете лампы.
У Сары захватило дыхание, когда она поняла: это и есть американец. Это – Морган Кейн!
Он поймал голову женщины рукой и чуть откинул ее назад за подбородок. Свободная рука крепко сжала ей ягодицы через поношенную ткань хлопкового платья. Целуя женщину, Кейн интимно прижимался к ее бедрам. Рот его жадно слился с ее губами, а язык проскользнул в глубь ее рта. Женщина ногтями вцепилась ему в спину и прошлась рукой по ширинке его бриджей. Мужчина чуть отстранился, захватил ее руку и втянул любовницу назад в дом.