- Видишь, - вздохнул он, - сейчас ты такая милая, такая смиренная и послушная. Ты уважаешь меня; ты уважаешь то, что я могу с тобой сделать, если захочу. Вот такого Котенка мне хочется обнимать, защищать, и стереть все беспокойство с твоего маленького личика. И знай, если ятебе что-нибудь пообещаю, то я сдержу свое слово.
Все еще не отпуская моих рук, он встал со стула. Мое дыхание сбилось, а голова пошла кругом от алкоголя и тревоги, зародившейся в моем сердце. Я посмотрела вниз, на свои ноги, отказываясь встречаться с его глазами, хотя чувствовала на себе силу его взгляда.
Его дыхание стало тяжелее, а его руки сжимали меня все крепче. Когда он наклонился, мое дыхание вообще улетучилось, и он поцеловал меня - почти нежно, сначала в одну щеку, потом в другую. Затем, резко отстранившись, он развернулся, и направился в неизвестном мне направлении, успев лишь кинуть через плечо.
- Положи тарелки в раковину. Я сейчас вернусь.
Я действовала, словно находилась под заклинанием - быстро собрав все тарелки и положив их в раковину, я вытерла губкой со стола. После чего, вернувшись на прежнее место, села за стол.
Мои мысли беспорядочно метались. Если бы не тот факт, что я видела, как он открывал бутылку с пивом, я бы подумала, что он, возможно, что-нибудь подсыпал туда; но нет, видимо, я была просто пьяна.
Прежде, чем я услышала его приближающиеся шаги, до меня даже не дошло, что я была одна и упустила возможность найти способ выбраться отсюда. Он проверял меня?
Я вдруг почувствовала себя дрессированным животным. Сидеть, Ливви. Сидеть. Хорошая девочка.
- Ну что, Котенок, это было действительно весело, но боюсь, что у меня есть кое-какие дела, а это значит, что тебе придется вернуться в свою комнату.
По спине пробежался холодный озноб, и меня заметно тряхнуло.
- Пожалуйста, Хозяин, - сказала я, глядя ему прямо в глаза, - Я не могу вернуться туда, пожалуйста, не заставляй меня идти туда.
Мое тело начало содрогаться от страха и паники, а не от неистового гнева, как раньше. Алкоголь сделал почти невозможной способность спрятать эмоции.
- Котенок, мы оба знаем, что твои мольбы ни к чему не приведут. Повторяю, у меня есть дела, и у меня нет времени с тобой нянчиться.
Независимо от результата, я бы умоляла его в любом случае.
- Тебе не нужно будет нянчиться со мной, обещаю. Я буду вести себя хорошо, я буду тихой; я буду такой, какой ты скажешь. Только, пожалуйста! Не заставляй меня возвращаться в ту темную комнату. Я сойду с ума.
Я смотрела на него и заклинала всем, что было у меня на этом свете. Я не могла вернуться в ту комнату. Я не могла вернуться к темноте, к одиночеству и страху, заточенных в этих стенах.
Тяжело вздохнув, он, молча, посмотрел на меня оценивающим взглядом.
- Скажи, Котенок, а что мне за это будет?
Глава 9
Калеб был удивлен, насколько далеко согласилась зайти его пленница в том, чтобы остаться подальше от 'своей комнаты'.
Он задавался вопросом, причем уже не в первый раз, о чем он, мать его, вообще думал. Ведь он прекрасно знал, что последнее, что ему следовало делать - это приглашать ее в свою комнату.
Она и без того уже успела занять в его мыслях слишком много места. И чем дольше он находился рядом с ней, тем меньше, казалось, он доверял самому себе. Особенно сейчас, когда одного взгляда на нее было достаточно, чтобы разбудить в нем воспоминания о ее дрожащем под ним теле, желающем большего, но не осознающего своих потребностей.
С момента их первой встречи, она успела пройти длинный путь, и была уже не той застенчивой девочкой, за которой он следил на улицах Лос-Анджелеса.
Что-то внутри Калеба подсказывало ему, что то, что он сделал - было неправильным, но даже сейчас он не мог со всей уверенностью сказать, что не повторил бы этого снова, представься ему такая возможность. Или что он не хотел сделать этого еще раз.
В ней было нечто такое, к чему Калебу хотелось прикасаться и пробовать. Что-то, на что ему хотелось заявить свои права.
Это был первый раз, когда девушка предложила ему что-то добровольно, и он был не в силах отказать. По спине пробежала неожиданная дрожь и его член мгновенно затвердел. Пока его разум сомневался в том, что ему было нужно, его тело, очевидно, этим не страдало.
Закрыв глаза, он попытался представить то, что должна была чувствовать она, стоя в нескольких шагах от него с завязанными глазами, и слегка подрагивая. Он ощутил холодный кафель под своими босыми ногами, аромат горящих свечей в воздухе и легкий вкус пота на своих губах. Ему хотелось попробовать еепот.
Он был готов на все, лишь бы отвлечься от стихийного бедствия, произошедшего за кухонным столом. Было большой ошибкой задавать ей все эти вопросы. На самом деле, ему не особо хотелось знать на них ответы. Тем более, что ему всегда претили эти разговоры о матерях.
Он сказал, что его мать умерла. И судя по всему, так оно и было. То есть, она была мертва во всех значимых для него отношениях.
Страсть Калеба тут же охладилась, вспомнив жалостливое выражение лица своей пленницы. На хрен эту жалость. Она ему была не нужна. Ему вообще ничего и ни от кого не было нужно, тем более от нее.
Лжец.
Теоретически, у Калеба была мать, правда, где именно она могла быть, он не знал, и со слов девушки, она все еще могла скучать по нему. Почему он не мог вспомнить ее? Где-то очень отдаленно, он чувствовал, что когда-то... любил ее? Теперь же, когда он думал о ней, он не испытывал совершенно никаких чувств. Это... сбивало с толку. Вырываясь из своих угнетающих и запутанных мыслей, Калеб перевел внимание на девушку.
Улыбнувшись самому себе, он посмотрел на нее, стоящую во всем великолепии огромной, старинной ванной комнаты. В некоторых странах, размер этого пространства мог бы служить ему целым домом.
Она стояла в нескольких метрах от него, уязвимая, с завязанными глазами. Но это был ее выбор.
Ее изящная и дрожащая фигурка вновь разожгла его успокоившуюся эрекцию. Она даже понятия не имела, какой эффект на него производила; его маленькая невинная пленница. Ее высохшие волосы, после их совместно принятой ванны, были совершенно непослушными. Они были такими же неукротимыми, как и сама девушка, и почти такими же притягательными.
Прежде чем войти в его комнату, она стала чересчур застенчивой. И он подозревал причину. Ведь ранее он излил в нее свое удовольствие, а после она плотно поела и даже выпила. Не нужно быть гением, чтобы понять, почему она вдруг стала избегать его комнаты, в то время, как совсем недавно, сама так старательно пыталась получить от него приглашение.
Пьяной она была очень хорошенькой. Но ведь она всегда была хорошенькой, не только в хмельном состоянии. И, в конце концов, она пошла с ним. Доверившись его обещанию в том, что он позаботится о ней.
Она резко вдохнула, услышав, как он передвинул стол, и ему вдруг стало интересно, что в ее понимании это могло бы значить.
Он чуть было не застонал, когда увидел, как ее напрягшиеся соски вжались в ткань сорочки, всем своим видом умоляя его взять их в рот и сосать до тех пор, пока ее тело не взорвется в безжалостных конвульсиях.
Он вздохнул. Что, черт возьми, с ним происходит? После отъезда из Тегерана он пресытился женщинами, воплощая с ними все свои фантазии. У него было слишком много любовниц, но ни одна из них не оказывала на него такого влияния, как ОНА.
Если первым уроком для каждой рабыни было принять то, что ее желания не имели никакого значения, то первым уроком для каждого Хозяина было научиться не быть рабом своих желаний. Логика была крайне проста - повелевая рабыней, ты повелеваешь собой.
За три с лишним недели Калебу стало проще склонять его пленницу к своей воле, заставляя ее отзываться на то, на что она, несомненно, отзовется. При этом, чем больше покорялось ее тело, тем меньше покорялся ее разум. И чем меньше он знал ее мысли, тем больше ему хотелось проникнуть в нее всеми возможными способами.
Но на каждом шагу его блокировали, отказывали, отвергали, и это доводило его буквально до бешенства. Его агрессия по отношению к ней возрастала, в то время как динамика ее подчинения оставалась прежней. Это начинало беспокоить Калеба на уровне, которого он никак не мог объяснить.
На самом деле, он должен был быть доволен и спокоен. Владэк не сможет владеть и частью ее. В своем сознании она останется целой и нетронутой, чего нельзя будет сказать о ее теле. Отчего-то мысль о том, что Владэк будет прикасаться к ней взбесила его.
- Сними сорочку, - спокойно, но твердо сказал Калеб.
Он улыбнулся, получая удовольствие от того, как она слегка подпрыгнула, услышав его голос.
Заерзав и переминаясь с ноги на ногу, она пыталась понять, что же ей делать со своими руками.
- Эм...? - замешкалась она.
Ее голос почти потерялся в огромном пространстве ванной комнаты.
Как можно тише, Калеб направился к ней, желая насладиться очевидным напряжением, охватившим ее нежное тело. Он, действительно, был свихнувшимся ублюдком.
Часто и тяжело дыша, она резко втянула в себя воздух, когда почувствовала, как Калеб положил свою руку ей на живот, мягко прижимая ее спину к своей широкой груди. Она была теплой, восхитительно теплой.
- Боишься, что я сделаю тебе больно, Котенок? - прошептал он ей на ухо, - зря, пока я в этом не заинтересован, во всяком случае, сейчас. Я обещал не делать тебе больно, и я не сделаю, но только до тех пор, пока ты будешь держать свое обещание, выполнить все, что я попрошу.