Критический, оценивающий взгляд Кэссиди вдруг приобрел иное выражение – и в этом неуловимом изменении ощущался глубокий сексуальный подтекст. Она посмотрела на губы Джек. Было видно, что девушка сдалась, не в силах противостоять соблазну.
Джек положила руки себе на колени. Медленно, с нажимом, провела вспотевшими ладонями по бедрам, пытаясь восстановить концентрацию, а потом изо всех сил впилась ногтями в напрягшиеся мышцы. Невозможно было смотреть, как ее белокурый ангел ласкал ее взглядом, в котором светилось желание. Опасно сильное желание. Боль. Джек с огромным трудом подавила порыв схватить Кэссиди за волосы и, рванув к себе, поцеловать – глубоко и яростно. Прошу, хватит на меня так смотреть.
– Нет, мои сверхъестественные способности меня подвели, – наконец изрекла Кэссиди, смешно пожав плечами.
– М? – Джек успела забыть, о чем был разговор. Оставалось порадоваться, что Кэссиди нарушила молчание первой. Раньше, чем Джек утратила все свои способности.
– Похоже, мне не удается Вас раскусить, – Кэссиди откинулась на спинку стула и прищурилась. – В смысле, не могу понять, чем же Вы занимаетесь.
– Твердый орешек, да? – спустя мгновение после того, как у нее вырвалась эта фраза, Джек поняла двусмысленность сказанного и поспешно добавила: – Я имею в виду, жесть как сложно угадать, да?
Кэссиди рассмеялась – смех почти детский. Какой сладостный звук.
– Уж не знаю, для всех ли Вы твердый орешек, но для меня точно, – сказала она. Нежный голос звенел скабрезными нотками, сводя с ума.
Господи, еще немного, и все это выйдет из-под контроля. Быстро меняй тему.
– А откуда ты? – Боже праведный. Нет. Только не это. Это я уже спрашивала.
– Хотите сначала узнать меня получше? Я, собственно, не против, – проговорила Кэссиди с улыбкой, которая, однако, не могла скрыть удивления и смущения. Впрочем, судя по выражению лица, она не готова была так просто отпустить Джек с крючка:
– Вот только теперь Ваша очередь рассказывать о себе.
– Я консультант. Работаю в соцзащите с трудными подростками.
– А, понятно. И как я не догадалась.
– А откуда бы тебе знать? – те, кому Джек говорила о своем занятии, – а делала она это совсем не часто, – в большинстве случаев этому не верили.
Тот мир был теперь очень далеко. Джек сама с трудом верила, что когда-то посвящала все свободное время оторвам, сбежавшим из дома, малолетним преступникам и наркоманам.
– Я же видела, как Вы смотрели на тех ребятишек, – объяснила Кэссиди. – У Вас лицо изменилось. Стало как будто мягче.
– Сложно им не посочувствовать. Особенно в таких местах. Нищие, изможденные… – Джек рада была сменить тему. Что угодно, лишь бы ослабить нараставшее притяжение между ними.
– Вашему благородному сочувствию можно только позавидовать. И все-таки я не удивлена, – проговорила Кэссиди. – Так логично противоречит тому, какой Вы видите себя.
– И какой же я себя вижу?
Кэссиди немного наклонила голову, открытый оценивающий взгляд было нелегко выдержать.
– Резкая. Одиночка. Чуть ли не бессердечная.
– И откуда у тебя такое чувство? – спросила Джек.
– Вы так ведете себя.
– В смысле – …?
– В смысле не подпускаете людей близко, – заключила Кэссиди.
Она все поняла верно. Черт, она права. Джек молча удивлялась тому, как легко Кэссиди удавалось читать ее. Еще немного, и это вывело бы Джек из себя. Конечно, в ОЭН учили разбираться в людях, но у Кэссиди, определенно, был к этому особый дар.
Джек отхлебнула пива, пытаясь понять, почему для нее приобрело такое значение хорошее мнение Кэссиди о ее персоне. Как будто она вообще могла думать о такой, как Джек, что-либо хорошее. Нонсенс.
– О, извините, – выдавила Кэссиди после долгой паузы. – Это не мое дело. Мы ведь даже не знакомы.
– Ничего, все в порядке. Ты права. Я не люблю близко подпускать кого бы то ни было, – признала Джек.
– Вам кто-то принес немало боли, да?
– А с кем этого не случалось в свое время? – Джек хотела, чтобы это прозвучало беззаботно, но и сама услышала, сколько тоски было в этой короткой емкой фразе.
– Со мной не случалось, – с готовностью отозвалась Кэссиди. – Но, опять же, это не значит, что и не случится. Если ты не испытал боли, значит ты не любил.
– Да, все так говорят, – отозвалась Джек.
– Это было давно?
– Давно, – ответила она, – но недостаточно долго и недостаточно давно. Может, время и лечит, но со шрамами ничего не поделаешь, – Джек видела, как после этой фразы взгляд Кэссиди на мгновение остановился на тонкой белой линии, пересекавшей ее щеку.
– А Вы сожалеете об этом? Я имею в виду, о том, что любили?
Большинство людей, не раздумывая, ответили бы "нет". Ответили бы, что все полученное ими, в конечном счете, перевесило потери. И что боль позволила им найти внутренние силы, чтобы выжить. И что тот человек, который причинил им боль, научил их многому. И список клише о том, как помочь себе самому, бесконечен…
Но Джек – это явно не тот случай.
– Да.
Огромный ущерб, который эта любовь нанесла ей, и все последствия, нарушившие ее жизнь, были необратимыми. Ни простить, ни забыть, ни отпустить прошлое – ничто не могло изменить того, что вся жизнь Джек пошла под откос. Она постоянно возвращалась к мысли о том, что лучше бы никогда не встречала Ванию, никогда не влюблялась в нее, и, что самое главное, никогда не позволяла себе ей доверять.
С тех пор как ее предали, жизнь Джек превратилась в сплошную гонку за выживание. В битву за существование. Каждый последующий день был не более чем проклятой рутиной, которую Джек искренне терпеть не могла. Но ни сил, ни воли прекратить все это у нее не было. И лишь мечта о собственном доме заставляла ее подниматься каждое утро. Доме, из которого ей не придется больше бежать.
Она проводила каждый свой день, неделю за неделей, год за годом в попытках убежать от прошлого: оглушительный крик, нестерпимая боль, непроглядная тьма. А потом режущий глаза свет, пролившийся отовсюду сразу.
Такое предельное унижение, и моральное, и физическое, что Джек хотелось лишь одного – чтобы они просто пустили ей пулю в висок, и тем все закончилось.
Сон… Спать было пыткой, – никаких надежд на облегчение. Непрекращающиеся кошмары. В ее подсознании роились образы ненависти и стыда.
Бывали редкие исключения. Один повторяющийся сон, являвшийся ей тогда, когда, казалось, уже совсем опускались руки, приносил ей чувство покоя и защищенности.
Все, что она могла вспомнить, проснувшись, – незнакомая мелодия, таинственный перезвон и размытые образы каких-то ангельских созданий, примирительно взирающих на нее из хрустальной вышины.
Может быть, поэтому рядом с Кэссиди она чувствовала такое умиротворение, даже, держась на расстоянии. Кэссиди напоминала ей нежных херувимов из полузабытого сна.
– Да. Да, сожалею. О каждой минуте этого безумия, – ответила Джек.
Ни одна фраза, что она произнесла за всю свою жизнь, не вмещала столько откровения и предельной, ранящей истины.
– Но Вы ведь и сейчас любите этого человека, несмотря ни на что?
– Почему ты так думаешь?
– Столько боли у Вас в глазах, – в мягком голосе Кэссиди звучало искреннее сочувствие. – Боль может быть настолько сильной лишь от любви.
– Боль, любовь, предательство. Для меня это синонимы.
– Они многое отняли у Вас, верно?
Джек с трудом удавалось говорить ровным голосом.
– Она отняла у меня все.
Она даже сама отчетливо слышала страдание и ярость в собственном голосе. Джек сознавала, что ее стремительно уносили воспоминания, что она уже зашла слишком далеко, а это непозволительно с человеком, которого она едва знала. Но чувство безопасности и спокойствия, которое охватывало ее, когда рядом была Кэссиди, оказалось слишком сильным. Джек готова была поддаться неземному чувству, точно Кэссиди была рядом всегда.
Джек знала, это стоило того, даже если потом целую ночь, оставшись наедине с собой, ей пришлось бы страдать, борясь с ожившими воспоминаниями прошлого, бесконтрольно вырвавшимися на свободу. Ранящими немилосердно.
Первый раз за вечер Рысь оказалась в ситуации, когда не знала, что сказать.
Она никогда раньше не видела, чтобы человек, производящий впечатление такого уверенного в себе, вмиг пал духом от болезненных воспоминаний. В глазах Джек было такое отчаяние, что Кэссиди нестерпимо захотелось обнять ее. Она почти не знала эту женщину. Но за внешностью властной и жесткой особы с небрежными манерами определенно скрывалась нежная натура. Кэссиди мучило необъяснимое желание дать этой женщине защиту. Разве возможно так искренне хотеть заботиться о чужом человеке?
Джек потерла затылок и глянула на часы, очевидно, ей было неудобно оттого, что Рысь ничего не ответила.
– Опа, ты посмотри на время. Мне бы надо пойти поспать немного. Последние пара дней непростые выдались, а я хотела завтра встать пораньше.
Рысь потянулась через стол, чтобы накрыть ладонь Джек своей. Та отдернула руку так быстро, что Кэссиди растерялась, точно собиралась погладить пустоту.
– Не надо.
Джек поднялась, вынимая из кармана деньги за ужин.
Рысь сделала то же самое, но, когда она попыталась перехватить взгляд Джек, та опустила глаза.
– Простите!
– Просто я устала. Не принимай на свой счет.
– Ничего, если я провожу Вас до отеля?
Джек безразлично пожала плечами.
– Как хочешь.