Я уже не тот, что прежде. Недостает многих деталей. Меня разобрали, а теперь снова собирают, как будто есть возможность сменить кожу, как и жизнь. Лицо помято, все тело в ушибах, голова забинтована... Если б я мог не быть самим собой в последние дни, если б я, допустим, пришел навестить друга в больницу... Но выбора у меня нет, да и бежать от действительности я не охотник. Когда не знаешь, жив ты или мертв, долго думать не приходится.
Взглянув на озабоченные лица родителей и дяди, я, наконец, задал вопрос, долго сверливший мне мозг:
– За что они меня?
Никто не ответил. Больше я ни о чем не спрашивал – хотя бы потому, что очень трудно было разговаривать. Да и думать тоже трудновато.
Я вспомнил об Алисе, которая наверняка в этой же больнице.
– Мама, постарайся узнать, здесь ли Алиса, – попросил я.
– Здесь, сынок. Только она без сознания, – откликнулся дядя.
– Ты тут останешься еще на денек. Потом тебя выпишут и отпустят домой. Мы с мамой устроим тебе каникулы в Соединенных Штатах, когда поправишься, ладно? Поживешь несколько дней у тети, – пообещал Жоржи, мой отец.
Жоржи говорил тоном религиозного проповедника и в то же время содержателя публичного дома. Он приходил домой со своей щетиной на подбородке, щекотавшей перед тем девочкам попки, а губами, которыми он присасывался к их кискам, он целовал потом мать, сестру, а иногда и меня. Но никто и не подозревал, какой он распутник, кроме меня да мамы, которая делала вид, будто ничего не замечает, чтобы не потерять его, словно он – неизлечимо больной, требующий неустанных забот и беспредельного терпения, чтобы не вышло хуже. Внешне он слегка походил на дядю. Трудно было определить его личность. В ней смешалось столько свойств, что трудно было отделить их друг от друга. Его никогда не интересовало, что происходило со мной в детстве и в отрочестве, и он никогда не давал мне советов. То ли отец он мне, то ли нет... Однажды мы с ним здорово повздорили. Поводом послужила пустячная ссора с сестрой. Он принял ее сторону, а меня полностью проигнорировал. Я вышел из терпения, стал крушить все на своем пути и заперся в комнате, ожидая, что либо мать, либо отец встанут на мою сторону и утешат в моем детском горе. Я был совсем еще маленьким. Вдруг Жоржи распахнул дверь и увидел мои слезы. Значит, я ему все-таки не безразличен, подумал я. А он всего-навсего спросил, где инструменты, которые он принес, чтобы просверлить отверстие в стене. Порывшись в ящиках, он взял дрель со сверлами и вышел, словно со мной ничего не случилось. Он обращался ко мне только затем, чтобы что-нибудь запретить, и всегда был неоправданно жесток.
Я никогда не требовал внимания. Да и не нуждался в нем. Но в тот день я кое в чем разобрался. Родители подумали, что я придуриваюсь и строю из себя невесть что. Они ошиблись. Для чего нужны родители? Почему нам нельзя выбрать семью, которая действовала бы заодно с нами, а не против нас, почему мы должны поступать так, как хотят родители, почему приходится подлаживаться под них? Вот почему я никого по-настоящему не люблю.
А меня-то кто любит? Мне не было до этого дела. Ни прежде, ни теперь.
– Дядя, хочу видеть Алису.
– Не время. Да и твои не хотят, чтобы ты общался с ней. Потом поговорим об этом, о письмах и обо всем прочем. Отдохни пока, а потом тебе предстоит разговор с полицейским.
– Заберите меня отсюда.
26
Комната Мальро – это киберпанковский склад, где хранится всякое старье, голубая неоновая птичка, CD-плеер последнего поколения, видео, компьютер, журналы, еще какие-то обломки, которые не сгодятся нигде, кроме как здесь. Кровати у него нет. Есть только тюфяк на полу, который служит также сиденьем. Он сильно обшарпанный. Мы здесь просиживали целыми днями. Смотрели видео, курили, трепались, дрыхли. Теперь тут пусто. Многие стали жить по-другому. Чушь собачья.
Лежа на тюфяке, я приподнял голову и поверх собственных ног поглядел на Мальро. Вид у него был неважнецкий. У меня, видимо, тоже. Остались еще отметины на лице, заработанные после тюрьмы. Я обо всем помалкивал. О том, что надо мной надругались – никому ни гу-гу. Даже ангелу-хранителю я не поведал бы эту историю. Хотелось узнать, за что меня так? Это взялся расследовать Масиел. Скоро он узнает, какой подонок это сделал, и я собственными руками убью гада. Тысячу раз готов убить сукиного сына!
– Мальро, где револьвер?
– Тут. Надо будет – возьми. Есть и пули, и все такое.
– Уже сегодня понадобится.
Мальро вытащил несколько рубах из ящика комода. Под ними он, оказывается, и держал завернутый в бумажку револьвер. В другой бумажке – пули. Иной бы изумился, узнав, что у парня в доме оружие, да и родители ужаснулись бы. Но я-то знал, что ничего страшного нет. Он ведь трусишка, ему ни в жизнь не хватит храбрости напасть на человека. Даже если травки накурится.
Я радостно вскрикнул.
– Что делать собираешься?
– Пока не знаю, но есть кое-какие планы.
– Какие планы-то?
– Да какие, какие! Разыскать этих гадов, которые меня избили. Убью их, подонков! Одного-то точно убью. Всажу ему маслину, а там будь что будет.
– Что тебе эти сволочи сделали, раз тебе не терпится их замочить?
– Избили, чувак. Непонятно, что ли? Тогда зачем спрашивать?
– Ладно. Не стану больше выспрашивать. Раньше ты хотел убить Алисиного отца за то, что он тебя ударил. Теперь хочешь убить еще кого-то, кто тебя ударил. Так тебе всю округу поубивать придется. Ты хоть выбери, кого убивать-то.
– Я покончу с этим подонком, ясно? И поскорее, покуда гнев не прошел.
– Счастье, что ты в живых остался, чувак. Забудь лучше обо всем. Тебе еще повезло, что так кончилось.
– Ты же представить не можешь, что со мной было. Лучше бы меня убили. А раз не убили, так я сам убью. Замочу, и дело с концом.
– А как же Алиса?
– Меня даже в больницу не пускают. Никто ничего не говорит. Сестра моя сказала, что плохо дело. Алиса молчит, не двигается, не встает. Еле-еле живая. Я не верю. Хочу убедиться сам. У нас ведь с ней все было. И не один раз, если хочешь знать. И хочу еще. Пойду к ней сегодня же. Во что бы то ни стало! Эта девушка моя, чувак. Моя!
– Ты же мало ее знаешь.
– И так ясно, что мы созданы друг для друга. Это действительно так. Может, я эгоист, наглец, сумасшедший. А она такая красивая, с черным лаком на ноготках! И тоже с сумасшедшинкой.
– Так какого хрена ты бомбардировал ее письмами? Она из-за тебя умирает. Это все говорят.
– Мальро, никто ни из-за кого не умирает. Тем более из-за писем. Она это сделала, потому что так захотела – может быть, чтобы спровоцировать меня, или оттого, что возненавидела жизнь, или от одиночества. Ей не хватало взаимопонимания. Она ведь смелая. Ты только подумай, на что она решилась! Пойду к ней, и все тут! Не сомневаюсь, что стоит ей меня увидеть, как к ней вернется сознание. Сяду с ней рядышком, она откроет глаза – и я стану первым, кого она увидит, когда возродится к новой жизни. Когда я ее поцелую, она меня узнает.
– Совсем ты обалдел, чувак.
– Она пробудится, вот увидишь.
– Как по волшебству?
– Да. Наверно. Если она не проснется, я поцелую ее в губы тысячу раз и разбужу ее. Но бьюсь об заклад, что хватит и одного поцелуя – в самое сладкое местечко.
– В киску?
– Может быть.
– Фигня все это! Ты как мультяшный герой, целующий мертвую красавицу. А потом скажешь, что у меня не все дома.
– Не мертвая она, а спящая.
– А хрен разница.
– Ни о каком мультике я и не думал. Речь об Алисе, пойми.
Мы беседовали как двое добрых друзей. Лежали, расслабившись, пялились в потолок и курили. Товарищеский союз. Брата у него не было, у меня тоже. Сестра моя дальше своего носа ничего не замечала, а его сестра – совсем еще соплячка. Будь она побольше, я бы давно ее отымел. Долго ли умеючи!
Зазвонил звонок.
Мальро встал и пошел открывать. Впервые в жизни я пожалел, что не родился женщиной.
Это оказался Масиел. Весь в поту. Вошел и поздоровался со мной. Уселся на пол, провел рукой по лбу и обратился ко мне:
– Надо кое-что тебе сказать.
Я достал из-под подушки револьвер и поднес к самому носу Масиела. Тот сделал вид, что испугался, потом рассмеялся. Он не из робкого десятка.
– Я пришел с тобой поговорить, а ты оружие на меня наставляешь. Этого даже в шутку делать нельзя.
– Не заряжен. Пули вот, – я разжал ладонь и показал.
– Класс. Он тебе пригодится. Сейчас все объясню.
Я сел на тюфяк и навострил уши.
– Давай, выкладывай, – сказал Мальро.
– Ну, выяснил что-нибудь?
– Я знаю, кто тебя избил. Вернее, знаю, где живут двое из них. Судя по описанию, ты стал их жертвой.
– Точно? – взволнованно спросил Мальро.
– Точно. Они наркоманы – морфий, кокаин и все такое. Я знаю, где двое из них живут.
– Как тебе удалось узнать?
– Ты что, чувак, забыл, где я живу и где работаю? Кто только у меня перед глазами не проходит! А наркоманов там до фига.
– Отведешь меня туда?
– Отведу. Можно прямо сегодня, если хочешь.
– Пойдем прямо сейчас.
– Ладно, пойдем.
– А где эти сволочи живут?
– Возле трущоб, где ютится беднота да потаскухи-минетчицы. Как стемнеет, туда будет легко проникнуть. Если тебя и заметят, так не узнают.
– Возьмите меня с собой, – попросил Мальро.
– Опасно это! – предупредил Масиел.
– Можешь в такую передрягу попасть, – подхватил я.
– Все равно пойду. Не отстану. Так и знайте.