На почве всех этих дел, связанных с неожиданной бедой, обрушившейся на семейство лесника, и больницей, Вадим Алексеевич очень часто и подолгу общался теперь с Агатой, и это не могло не радовать. Он получил доступ к её телефону, узнал домашний адрес и даже познакомился с подругой Машей, которая подключилась к процессу ухода за больной Матрёной Евграфовной, отдавшись ему искренне, от всей души. Маша была очень доброй женщиной, и это видно было на расстоянии. И красавицей, к тому же. При первом же взгляде на неё приходила в голову мысль, что ей надо играть в кино сказочных красавиц – Василису Прекрасную, Спящую красавицу, царевну-лебедя – причём можно, практически, без грима. Только Снежная Королева из неё не получилась бы – не было холода в больших, красивых, серых Машиных глазах. Не было, и всё тут.
Агата перестала колоться и кусаться – простая человеческая порядочность не позволяла ей теперь этого, – но на особое сближение не шла. Держалась в рамках вежливости. Все счёты за больницу и усиленный уход, который получала там Матрёна Евграфовна, она оставила мужчинам – пусть разбираются сами. На себя взяла чисто женские функции – личный уход за больной, вопросы питания и прочее такое, деля эти заботы с Машей. С Вадимом Алексеевичем была неизменно очень вежлива, но при малейшем намёке на что-то большее, чем отношения между добрыми знакомыми, тут же пряталась в свою раковину, забираясь в неё с ногами – как исчезала вдруг, вот она была, и нет её. Его это беспокоило, раздражало и даже сердило. Он, право же, заслужил большего. Во всяком случае, мог рассчитывать на роль друга. Но Агата не давала ему и этого – хороший знакомый, которому она очень благодарна за помощь, и всё. И не больше этого. Такое положение дел раздражало его всё сильнее ещё и потому, что сам он ни на минуту не мог забыть лесное озеро, обнажённое тело Агаты и своё сумасшедшее желание. Ему казалось, что вкуси он этого тела один только раз, и всё встанет на свои места. Всё придёт в привычную норму. Это просто эффект новизны, уговаривал он себя. Просто такой ситуации не было ещё в его жизни, и он отреагировал неожиданно бурно. Вот уложить бы её в свою постель один только раз, убедиться в том, что она такая же женщина, как и все другие, и успокоиться. И забыть всё, оставшись с полным спокойствием просто добрым знакомым, как она того хочет.
Лето шло к концу. Матрёна Евграфовна была уже почти что в порядке. Во всяком случае, свободно разговаривала, сидела в постели и даже пробовала потихоньку ходить, правда, с посторонней помощью. Не за горами время, когда её выпишут домой, и тогда прекратится это общение. Связь оборвётся. И об этом больно было даже думать.
Проведя ещё один вечер в кресле с бокалом коньяка в руках, Вадим Алексеевич решил, что не должен, не имеет права доводить себя до полного помешательства. А до этого было уже недалеко. Ему даже по ночам стала сниться Агата, её запах, её вкус, как он ему представлялся. Это просто наваждение какое-то, и его нужно развеять, не позволив болезни перейти в хроническую форму – потом ведь не избавишься вовсе. И он решился принудить упрямую женщину к сдаче своих бастионов. Её ведь от этого не убудет, а он, возможно, вернёт себе, наконец, здравый смысл и здоровую мужскую силу. Ведь он даже – подумать только! – ни разу не был с женщиной с тех самых пор, как случилась эта беда, и он увидел Агату в больнице, потерянную и беззащитную.
И вот при очередной встрече Вадим Алексеевич решился на выполнение своего плана.
– Агата Витальевна, – твёрдо начал он, – мне кажется, что вы кое-что мне должны. Вы ведь женщина, и, конечно, чувствуете, не можете не чувствовать, что я хочу вас, безумно хочу, и не стесняюсь признаться в этом. Я делал для вас всё, что было в моих силах. Делал от души, без всякой задней мысли. Но и вы пойдите мне навстречу. Я как будто заболел вами. Помогите мне исцелиться, подарите хотя бы одну ночь, если на большее у вас нет желания. Мне кажется, это должно помочь.
Агата внимательно посмотрела на него. Долго вглядывалась в янтарные тигриные глаза, что-то высматривая в их глубине. Потом медленно кивнула головой.
– Хорошо, – голос звучал бесцветно, даже безжизненно, – я согласна на одну ночь, Вадим Алексеевич. Я действительно в долгу у вас, и если это может вас устроить… Только на нейтральной территории, пожалуйста, не у вас и не у меня. Я приду, куда вы скажете. А сейчас, простите, мне очень нужно спешить.
И она ушла. А вернее сказать, сбежала. Скрылась, оставив Вадима Алексеевича в полной растерянности. Такого согласия на интимное свидание он не получал ещё никогда. Впрочем, всё, что было связано с Агатой, случалось для него впервые. Вся эта женщина была для него одной большой загадкой, сложной и неразрешимой.
3
Лето приближалось к своему концу быстро и неотвратимо. Ещё несколько дней, и начнутся занятия в ВУЗе. И диссертационные дела придавят всерьёз. Матрёну Евграфовну забирать из больницы придётся, скорее всего, где-то в начале сентября, не раньше. И придётся помотаться в лесничество не один раз, ведь сама она нескоро полностью вернёт силы и трудоспособность. Нужно будет помогать, это понятно. Ну, конечно, Маша придёт на помощь, это тоже ясно. Но и ей, Агате, достанется, что несомненно. И хорошо бы до начала осенней загрузки закрыть все вопросы с Вадимом Алексеевичем.
Этот мужчина ужасно смущал Агату самим фактом своего существования в непосредственной близости от неё. Как появился там, в лесу, так и не исчез никуда, как она ни мечтала об этом. А когда случилось несчастье, пришлось самой к нему за помощью обращаться. Другого выхода она не видела. Ведь Матрёна Евграфовна была на грани между жизнью и смертью, и если бы не его быстрая и весьма действенная помощь, не выжила бы. И как было бы жить дальше с такой виной на душе? Пришлось пожертвовать своим спокойствием.
Он был, несомненно, мужчиной интересным. Высокий, мужественный, с ухоженным сильным телом и красивыми глазами, заглядевшись в которые, можно обо всём забыть. Он был умён, красиво говорил. А как пел! И романтикой от него явно тянуло. Опасный мужчина, одним словом. Он волновал её, он совершенно определённо нарушил её покой. Но дать ему было ей нечего. И чем меньше его видеть, тем лучше. Но меньше не получилось. И теперь приходится за это расплачиваться.
Она, конечно, видела его интерес к себе, не могла не заметить. Но никогда не думала, что дело зайдёт так далеко. Неужели он действительно настолько возжелал её тела, что не может обойтись без обладания? Что ему, других женщин недостаточно, что ли? Странно, ничего такого особенного в ней никогда не было, чтобы сводить мужчин с ума. Да и не стремилась она к этому. Наоборот, пряталась от них, как могла. Агата была уверена, что мужчины могут женщин только желать. Любить они не умеют. Все эти разговоры о глубоких чувствах, о мужчинах, которые ради любимой женщины готовы на всё, которые в постели стремятся удовлетворить её, и уж только потом вспоминают о себе, казались ей досужей выдумкой. Надо же чем-то жизнь украсить, вот эти писатели, а вернее писательницы (ведь в основном женщины об этом рассказывают взахлёб в своих многочисленных романах, которые на каждом книжном прилавке в глаза бросаются) изощряются, как могут. Реальная жизнь показывает, что мужчины в целом – глубоко эгоистичная порода людей, думающих только о своих удовольствиях. А когда у них, грубо говоря, засвербит в штанах, что случается с ними регулярно, их уже ничем не остановить. Но, добравшись до тела, так сказать, они совершенно спокойно удовлетворяют себя и, не высказав даже особой благодарности, исчезают в туманной дали. Об этом ей много раз рассказывали знакомые женщины. Даже красавица Маша имела такой печальный опыт. И женщины шли на это просто потому, что тоже хотели того же самого, у них тоже, оказывается, свербело в трусиках, и им нужно было удовлетворение, пусть даже такое примитивное. У самой же Агаты всё было намного хуже, гораздо, несоизмеримо хуже. Она вообще не хотела мужчин и даже боялась близости с ними. И это с ней уже давно.