Ты же, — продолжала она с напором, и доктор Тахеци моментально оценил всю критичность ситуации, — боишься рот раскрыть, когда кондуктор в трамвае не возвращает тебе сдачу со ста крон, — куда уж там дать обычную взятку, чтобы дочь сдала экзамен! Чай — единственное, что ты мне предложил, когда все ее будущее висело на волоске. И когда я вместо тебя нахожу для нее последний шанс, чтобы ей не пришлось идти в скотницы, ты смеешь меня упрекать, что я делаю из нее шлюху? Я, — она слегка повысила голос, словно заранее опровергая возражения, о которых доктор Тахеци теперь и подумать не смел, не знаю, что такое исполнительница, и не хочу этого знать. Мне достаточно, что она получит диплом и тогда уж сможет заниматься всем, чем пожелает. И если хочешь, чтобы она и дальше называла тебя папой, ты завтра же позвонишь этому Влку и встретишься с ним. И, само собой, на эту встречу ты, как каждый нормальный отец, придешь с бутылкой коньяка, а если он по телефону начнет тебе пудрить мозги, то с двумя. Потому что, — прибавила пани Тахеци, и он с недоумением увидел на ее лице лучезарную улыбку, — если ты этого не сделаешь, то к нему пойду я и предложу ему все, что может предложить мать и женщина.
В пятницу утром, едва усевшись за свой стол в филологической консультации Академии наук, доктор Тахеци набрал номер 61460.
— Слушаю, — сказали там, куда он звонил.
— Алло, — сказал тот, кто звонил. — Пожалуйста, могу ли я поговорить с профессором Влком?
— Кто его спрашивает? — сказал голос в трубке.
— Доктор Тахеци, — сказал доктор Тахеци.
— Не знаю такого, — сказал голос.
Доктор Тахеци почувствовал, как заливается краской. Обладатели столь властных голосов действовали на него так, что он безропотно пропускал их без очереди, позволял себя обвешивать, послушно ел запеченную гусиную кровь, которую ему подавали вместо гусиной печенки, и, не протестуя, платил за воду, принесенную вместо водки. Он был уже готов пролепетать извинения и повесить трубку. Но жгучая мысль, что тем самым он отдаст обладателю голоса свою обожаемую жену, вселило в него небывалую отвагу.
— Извините, — сказал он, — я звоню по поводу дочери.
— Какой дочери? — спросил голос.
— По поводу моей дочери Лизинки, — продолжал доктор Тахеци и закрыл глаза, словно кидаясь в бездну. — Они с женой были вчера в комиссии, где им дали ваш номер.
— А у вас какой номер? — спросил голос.
— 27 14 25, — послушно сказал доктор Тахеци. — Добавочный 15.
— Положите трубку, — сказал голос. — Я вам перезвоню.
Щелчок. Трубку повесили. Доктор Тахеци сделал то же самое и остался сидеть, потрясенный собственным мужеством. Впрочем, открыв глаза, он сразу же понял, что ничего не добился, более того — даже не знает, когда ему позвонят, и, несмотря на успех, не сможет ничего сообщить домашним. Телефон молчал. Можно, конечно, позвонить еще раз, но это выше его сил. Внезапно в его ученой голове, привыкшей оперировать только проверенными фактами, возникла яркая картина: он увидел, как его жена, обнаженная и желанная, вновь опускается в траву, на сей раз под натиском чужого жадного тела. Он снова схватил трубку. В этот момент телефон зазвонил.
— Говорит профессор Влк, — сказал недавний голос. На этот раз он звучал приветливо, почти дружески. — Простите, мне необходимо было проверить. Итак, у вас дочь. Как вы считаете, она может вызывать к себе доверие?
— Думаю, да, — сказал доктор Тахеци. — Ей всегда поручали собирать пожертвования на Рождество.
— Она умеет держать себя на людях? — спросил профессор Влк.
— Думаю, да, — сказал доктор Тахеци. — На школьных утренниках ей случалось играть Спящую красавицу.
— Могу ли я из этого заключить, что у нее приятная внешность? — спросил профессор Влк.
— Думаю, да, — сказал доктор Тахеци.
— И что характер у нее скорее флегматичный? — спросил профессор Влк.
— Думаю, да, — сказал доктор Тахеци.