– Ты терпеть не можешь примерки. Я постараюсь уладить все в Оксфорде и вернуться к балу. Скоро с учебой будет покончено. Стану с тобой танцевать и разглядывать девиц, чтобы определить, какая достойна моего внимания.
Бри рассмеялась.
– Уверена, что ты обладаешь всем необходимым набором обольстителя.
– Стараюсь. Борис, Наташа. – Брат позвал собак и ушел, сопровождаемый по пятам волкодавами.
Ей нравился Беннет. И это чувство было приятно, хотя она не могла вспомнить те двадцать лет, которые они провели рядом, как брат и сестра, но зато ей нравился молодой человек, которого она только что видела перед собой.
Засунув руки в карманы удобных широких брюк, она продолжила прогулку. Аромат цветов не был слишком сильный, скорее приятный. Их цвета были подобраны так, что воспринимались как калейдоскоп. Гуляя по саду, она проверяла свои познания в растительном мире, примерно как проверяла память в галерее восточного крыла, где висели фамильные портреты и картины известных художников. Она не могла вспомнить, например, лицо матери, та могла бы показаться ей незнакомкой, если бы не их сильное сходство. От нее Бри унаследовала цвет глаз, волосы, овал лица, рот. Без сомнения, принцесса Кордины. Элизабет была гораздо красивее ее. Бри могла сравнивать себя с матерью, потому что там же висел ее собственный портрет. Принцесса Габриела была на нем моложе, лет двадцати. Ей шло темно-фиолетовое платье с пламеющим алым поясом. Как она могла угадать цвета, чтобы они так удачно сочетались? Кто-то подсказал ей? Лицо матери на картине было так сказочно прекрасно, что невозможно было оторвать глаз. Кремово-белое платье и букет розовых роз делали ее образ возвышенно-поэтичным. Беннет тоже унаследовал ее красоту, как и озорной огонек в глазах, который придавал ему неизъяснимый шарм.
Алекс был похож на отца – военная выправка, непреклонность. Таким же он был и на портрете. Интересно, брат наслаждается ролью наследника или просто смирился со своим положением? Насколько она была близка с братьями, делилась ли с ними мечтами и стремлениями?
Она увидела под деревом увитый глицинией тент и под ним пару мягких кресел и мраморный столик. Это место внушало чувство покоя, как тогда на дамбе. Бри все еще быстро уставала. Она села в тени и с удовольствием вытянула ноги, вдыхая аромат цветов. Под ленивое жужжание пчел она незаметно задремала.
…Она испытывала странное оцепенение, не похожее на тот приятный покой и расслабление, за которым приезжала на свою маленькую ферму, с трудом выкраивая время из напряженного графика. Это время было настолько ценным, что спать не стоило. Поспать она могла бы и во дворце.
Она еще выпила кофе из термоса. Крепкого и сладкого, как любила. Солнце пригревало, жужжание пчел усыпляло. Пахло травой. Почему-то не хотелось побродить в роще, как она намеревалась. Хотелось закрыть глаза, немного подремать. Она прислонилась спиной к теплому камню и закрыла глаза.
И вдруг приятное тепло исчезло. Небо стало хмурым, как будто собиралась гроза. И резко похолодало. Вместо запаха травы – запах затхлости и пыли. Все тело болело. Она как будто потеряла способность что-либо чувствовать. Слышалась невнятная речь, но слова невозможно разобрать. Только навязчивое бормотание.
– Им придется обменять принцессу, у них нет выбора… – вдруг прорвалось сквозь невнятный шепот.
– Дороги перекрыты. Она проспит до утра. Надо ей добавить еще.
Ее сковал страх, парализующий волю. Она должна очнуться… Должна немедленно проснуться и…
– Бри!
Вздрогнув, она вскрикнула и чуть не упала со стула, но чьи-то руки удержали ее.
– Нет! – истерически закричала она. – Не трогайте меня!
– Тише. Спокойно, все хорошо. – Это был голос Рива. Сильные руки опустили ее сопротивляющееся тело на стул. Она была ледяная, глаза остекленели. Он быстро соображал, что делать. Если она не успокоится через пару минут, придется везти ее к доктору Франко. – Все в порядке, Бри, успокойтесь.
Она очнулась.
– Я думала… – Она огляделась в замешательстве, увидела сад, почувствовала снова аромат цветов, услышала жужжание пчел. Сердце стучало как сумасшедшее. Бри откинулась назад без сил и стала глубоко дышать, чтобы окончательно прийти в себя. – Мне приснился кошмар.
Рив внимательно смотрел на нее.
– Вы уснули, и я не стал бы вас тревожить, но вдруг вы стали биться и кричать.
Он отпустил ее и сел рядом. Они сидели в молчании под навесом, увитом глицинией. Он понаблюдал за ней минут пять, может, десять. Она снова выглядела умиротворенной, очевидно, стальная пружина, которая держала ее постоянно в напряжении, на время ослабла. Ему хотелось сидеть и смотреть на нее. Просто смотреть. Он уже не мог отрицать этого. Представил ее такой, какой увидел десять лет назад, – юной, уверенной в себе, невинной и уже тогда обладавшей несомненной чувственностью, которая привлекала мужское внимание.
Спустя десять лет, когда он обнимал ее, она отвечала со страстью взрослой женщины, наделенной тревожащей и такой влекущей сексуальной энергией, что заставляла его терять голову. И он хотел эту женщину, как никогда и никого, хотел ее целовать снова и снова.
Но это чувство лишало его объективности. А коп, если не объективен, больше не полицейский. Может быть, поэтому он и сдал свой значок тогда, потому что понял, что уже не может оставаться равнодушным и отстраненным. И захотел поменять жизнь. Он не рассчитывал, что в ней появится принцесса.
Рив наблюдал, как Габриела постепенно успокаивается.
– А теперь расскажите мне, – сказал он мягко.
– Мне даже не о чем говорить. Все так невнятно и непонятно.
– И тем не менее расскажите.
Он вытащил сигареты. В ее взгляде он прочитал возмущение от такой настойчивости и даже враждебность. Но это было лучше, чем вялое нежелание говорить.
– Мне казалось, что вы здесь находитесь как мой телохранитель, а не как психолог.
– У меня очень разнообразные способности. – Он закурил, глядя на нее поверх пламени зажигалки.
Она встала. Он заметил, что она редко долго сидит на месте, нетерпение гонит ее, словно она не может находиться в покое. Габриела сорвала веточку глицинии и провела по щеке, эту привычку он уже отметил.
– Я находилась в другом месте. Там тоже было тихо, высокая трава, я чувствовала сильный запах свежей травы. Меня тянуло в сон, но я совсем не хотела этого. Мне хотелось побыть одной, подумать, а не спать.
Она взглянула на него. Он слегка кивнул и откинулся на спинку стула.
– И я пила кофе, чтобы не уснуть.
Он насторожился, но не подал виду, только спросил небрежно:
– Где вы взяли кофе?
– Где? – Она нахмурилась, вопрос показался нелепым, ведь они говорят о ее кошмаре. – У меня был термос. Красный термос с ручкой на крышке. Но кофе не помог, я уснула. Солнце приятно пригревало, так же как здесь, жужжали пчелы. Потом… – Пальцы у нее задрожали, и она поспешно спрятала руки в карманы. – Я очнулась. Было очень холодно и темно. Пахло пылью, я слышала голоса.
Рив пытался говорить спокойно, чтобы ее не спугнуть.
– Чьи?
– Я не могла разобрать. Просто голоса, очень невнятные. И страх. – Она обхватила себя руками. – Хотелось проснуться и прекратить кошмар.
– Кошмар? Или то, что происходило на самом деле?
Она уже окончательно пришла в себя. Глаза сверкнули.
– Откуда я знаю? Вы думаете, все так легко? Вспомнить, щелкнув пальцами? – Она ногой отшвырнула камешек. – Проклятье. Я только что гуляла с Беннетом по саду и думала, как он красив и как мил. Но ведь он мой брат, я не должна так думать.
– Но он действительно неотразим, Габриела.
– Не надо со мной говорить покровительственно. Не смейте.
Рив улыбнулся. Хотела она или нет, помнила себя или нет, в ней проявлялась королевская кровь. Это его одновременно восхищало и забавляло.
– На вас никто не оказывает давление.
– Но их доброта и ожидание меня угнетают. С вами по-другому.
– Не волнуйтесь. От меня не ждите сочувствия.
– Рассчитываю на это. Вы однажды назвали меня эгоистичной. Почему?
Он, не отдавая отчета, протянул руку и разгладил складочку на ее переносице.
– Скорее слишком погружены в себя. Но это понятно в вашей ситуации.
– Мне все равно не нравится. И еще вы сказали, чтобы я избалована. – Он убрал руку. – Но я не принимаю всерьез ваших слов.
– Жаль.
– Это все, что вы хотите сказать? Вы просите прощения за свои слова?
– Нет, мне жаль, что вы не хотите принять себя такой, какая вы есть.
– Вы человек грубый, Рив Макги, и вы слишком прямолинейны.
– Согласен. И еще я бы сказал, что вы обладаете сильной волей.
Она высокомерно подняла подбородок.
– Возможно, здесь вы правы, хотя не имеете права давать мне характеристики.
Он церемонно отвесил поклон. Раз она играет роль принцессы, придется подыграть ей.
– Простите меня, ваше высочество.
Габриела вспыхнула. Желание залепить ему пощечину было так велико, что она с трудом удержала руки в карманах.
– Теперь вы надо мной смеетесь.
– К списку можно добавить еще одну черту – проницательность.
Она поразилась, как легко ее можно вывести из себя. И, испытывая неловкость от вспышки гнева, попыталась вернуться к обычному тону:
– Послушайте, вам совсем не свойственна грубость, почему вы хотите оскорбить меня?
Она была неотразима в своем величественном надменном высокомерии. Неожиданно он сильно обхватил ее лицо ладонями, пытаясь удержать, хотя от неожиданности она застыла, не сопротивляясь.