– Конечно, – кивнула Павловская. – Клевый прикид, – заценила. – Круто.
– Тань, а кто этот мужик, ну, который нес меня?… – решила спросить Даша, чтобы знать: вдруг пересечется когда-нибудь с ним, а помнила только нос его широкий и такие же скулы гладковыбритые, да глаза зеленые и внимательные.
– А ты чё, не помнишь? – не поверила Павловская.
– Помню, – неуверенно ответила Даша. – Но не до конца, – добавила.
– Это наш Николай Михайлович, – с гордостью молвила Таня.
– Тот, про которого вы говорили?
– Он самый, – охотно подтвердила Павловская. – Но ты не знаешь самого интересного, – заговорщицки подмигнула. – Николай Михайлович потом такой класс самообороны показал. Хвалей наш каких-то ублюдков местных созвал, и они проследили за нами, когда мы тебя домой несли, вернее, Николай Михайлович нес, а я дорогу показывала, потому что сеструхе твоей не могли дозвониться. Так вот, когда мы вышли из подъезда, они напали на нас, прикинь!..
– Ты чё?! – удивилась Даша.
– Да Ван Дамм отдыхает! – восхищенно воскликнула Павловская. – Николай Михайлович их как цуцыков сделал, – продолжала. – И все так быстро, прикинь, я даже испугаться не успела. А один с ножом бросился на Николая Михайловича…
– И чё?
– Ты бы видела! – восхищалась воспоминанием и пережитыми ощущениями Павловская. – От одного взгляда Николая Михайловича тот козел нож выронил и просил прощения, как малолетка. А николай Михайлович взял меня за руку, сказал "до свидания", и мы пошли в Дом культуры.
– Чё ты тут сочиняешь, Павловская! – девочек догнали Хвалей с Костальцевым.
– Сочиняют бабы на базаре! – ответила Таня.
– А ты, чё, не баба? – заржал Хвалей.
– Она девочка еще, – встрял Костальцев. – Улавливаешь разницу?
– Белая, – толкнул Хвалей в спину Дашу так, что та чуть не упала, – когда штаны придешь стирать?
Даша развернулась и засандалила ему между ног своей полосатой черно-розовой ножкой в кроссовке, тот и ахнуть не успел.
– Сам постираешь, урод! – процедила, отвернулась и пошла дальше.
Хвалей, превозмогая боль, выбросил ногу в сторону девочки, но промахнулся.
– Стой! – выкрикнул он – Щас вылизывать мне будешь!
– Ату ее! Ату! – заулюлюкал Костальцев.
– Даша, беги! – прокричала Павловская подруге.
И Даша побежала, Хвалей – за ней.
Девочка миновала Колю Пиноккио и взбежала по ступенькам вверх на школьное крыльцо. Хвалей растянулся на ступеньках. Коля Пиноккио подставил ему подножку и весь сжался от неожиданности, пораженный своею смелостью, застыл на месте.
Хвалей молча поднялся и молча с размаху двинул Коле Пиноккио в челюсть. Из его рта брызнула кровь, а сам Коля рухнул на землю как подкошенный. Очки его слетели, и Хвалей демонстративно раздавил их ботинками.
– Хвалей, ты чё, больной?! – это Павловская, склонившаяся над Колей Пиноккио.
– Наша Таня громко плачет… – пародирую певицу Татьяну Буланову, затянул Костальцев. – Горжусь тобой, о бесстрашный воин… – с иронией сказал Хвалею, похлопав того по плечу.
– А чё он, – сплюнул Хвалей, – лезет?
– Ладно, пойдем, – подтолкнул Хвалея Костальцев к школьным дверям, – щас звонок уже прозвенит. Белая, не прощаемся, – улыбнулся Даше, стоявшей у дверей.
– Чё стала! – Хвалей зыркнул на Дашу. – Давай или туда или сюда.
Даша ничего не ответила, посторонилась и спустилась к Павловской, приводившей в чувство Колю Пиноккио.
Прозвенел звонок.
ЭПИЗОД 7
Поступок Пиноккио поразил Дашу. Она увидела в нем совершенно другого человека, не того, которого все знали, как ботана и рахита, а очень смелого и по-своему решительного юношу, даже, в каком-то смысле, благородного. Заступился ведь за девочку. Неуклюже и по-детски, но заступился же. Не испугался, как обычно, хоть и вжался в плечи, но не побежал, как всегда. В общем-то, перевел стрелки на себя. Скорее всего, именно такие, как Коля, тихие и незаметные в жизни, совершали геройские подвиги на войне. А подобные Хвалею трусили, переходили на сторону врага и стреляли по своим.
– Как он? – спросила Даша подругу, которая сидела на корточках, подняв голову Пиноккио, и вытирала его кровь, сочившуюся из разбитого рта, носовым платком.
– Да в чувство не приходит, тормоши не тормоши, – ответила Павловская.
– Наверно нужно похлопать по щекам, – предложила Даша.
– Ну, похлопай, я боюсь, – отказалась Таня. – Еще неизвестно, что там у него во рту. Может, только хуже будет.
– Хуже уже не будет, – опустилась на корточки Даша и наградила пострадавшего несколькими звонкими пощечинами. Тот как-то жалобно, как щеночек, застонал. Даша зажала тогда его нос рукой.
– Ты чё делаешь? Он же задохнется! – ударила Павловская по Дашиной руке.
– Очнется, наоборот, – возразила та, – от нехватки кислорода.
Тело Коли Пиноккио вытянулось, он закашлялся, его руки потянулись к мешавшей ему дышать Дашиной руке. Глаза открылись.
Откашливаясь, выплевывая сгустки крови и обломки сломанного зуба, с помощью девочек, Коля Пиноккио поднялся на ноги.
– Тебе в медпункт надо, – посоветовала Павловская. – Если хочешь, мы тебя проводим, все равно на урок опоздали.
– Не надо, спасибо, – все еще кашляя, ответил Коля.
– Чё не надо-то? – настаивала Таня.
– В медпункт не надо, – пояснил юноша.
– Но кровь нужно как-то остановить…
– Сама прекратится.
– Не сама, – заявила Даша. – Пойдем сначала умоешься, а потом прокладкой зажмешь. Только капюшон побольше натяни, если не хочешь светиться.
Втроем они вошли в школу. Поздоровались с дядей Петей, несшим вахту с неизменными пачками кроссвордов на столе.
– Звонок для кого прозвенел? – счел долгом сделать замечание ученикам дядя Петя для поддержки собственной значимости.
– Для учителя, – отозвалась Павловская.
– Грубо, – изрек дядя Петя и добавил: – Но вынужден согласиться, что верно.
– А то, – поддержала подругу Даша. Она вовремя подхватила зашатавшегося вдруг одноклассника, заворачивая за угол коридора на лестницу. Коля Пиноккио, делая неуверенные шаги заплетающимися ногами, чуть не рухнул топориком. Подставленное Дашино плечо спасло его от возможного разбитого носа. Однако Даше совсем не улыбалось тащить на себе не такого уж и легкого, как оказалось, нежданного-негаданного "спасителя".
– Блин, Пиноккио, – осела она, – ты хоть помогай мне, что ли, шевели поршнями.
– Прости, Даша, – прошептал Пиноккио, – голова закружилась.
– А жопа у тебя не закружилась? – вырвалось у девочки.
Павловская подставила свое плечо. Уже не так тяжело. Вдвоем они затащили Колю на второй этаж, к женскому туалету. Дальше тащить не было сил.
– Давай заходи, – открыла дверь Таня. – Здесь тебя никто не побеспокоит.
– Да не ломайся ты, – подтолкнула одноклассника Даша. – Упирается еще. – Вошла вслед за ним.
Таня открыла форточку, взобралась на подоконник, Даша примостилась рядом. Коля Пиноккио плескался в раковине. Таня закурила. Даша попросила у нее сигарету.
– А не поплохеет? – предостерегла Павловская подругу, напомнив субботний инцидент. – Возись потом с двумя инвалидами.
– Не жмись, – посоветовала та. – Хуже не будет.
– Да мне не жалко, – протянула Таня сигарету и зажигалку просящей. – Если чё, – предупредила, – не ной потом.
– Блин, во мужик пошел! – закурив и потирая плечо, сказала Даша. – Хлипкий, неустойчивый.
– Не скажи, – поспешила возразить подруга. – Николай Михайлович тебя всю дорогу на руках нес.
– Только я этого не помню, – вздохнула Даша.
– Зато помню я, – заверила Павловская. – Поверь, это было.
Даша достала из сумки пачку прокладок, вынула из пачки одну, протянула Коле Пиноккио.
– Разломай ее как-нибудь и в рот зафигачь, – сказала. – И не кривись, кровь остановишь. И, – как бы вспомнив, добавила, – спасибо тебе.
– За что спасибо-то? – отозвался Коля Пиноккио, принимая прокладку.
– Слушай, не выставляй меня дурой. И не заставляй усомниться в тебе, а то я подумаю, что ошиблась, – ответила Даша.
– Проехали, – закончил прения Коля Пиноккио.
– Чё делать будем? – докурив, спросила Павловская у присутствующих.
– А чё делать? – пожала плечами Даша.
– Ну не в сортире же сидеть, провоняемся, – заметила Таня.
Внезапно открылась входная дверь и в туалет вошла Мария Петровна – училка по русской литературе и по совместительству классный руководитель десятого "А".
– Не поняла?! – уставилась она на Колю Пиноккио с разорванной прокладкой в руке и на девочек у окна, которые, хоть уже и покурили, но дым до конца не выветрился, но больше на Колю. – Что тут за посиделки? Почему не на уроке? Что ты вообще делаешь в женском туалете? – набросилась она на Колю.
– Не орите на него, – вступилась за юношу Даша. – Он жертва обстоятельств.
– Это кто там такой умный? – переметнулся взгляд Марии Петровны, маленькой, кругленькой, как колобок, но звонкой женщины. – Белая, ты? Что за карнавал? Сейчас же смыть! Ты в школу пришла или куда? Будь добра соответствовать!
– А я соответствую, – сказала Даша. – Самой себе.
– Так, – сдерживая гнев, но разъяренно раздувая ноздри, произнесла Мария Петровна, – здесь не место и не время для пререканий. Живо все трое вышли вон отсюда, и чтобы я вас через две минуты лицезрела в кабинете русского языка и литературы!
– У нас химия по расписанию, – вспомнила Павловская.
– Я вижу, Таня, – заметила Мария Петровна, – не слепая, что у вас химия. Марш в класс! – рявкнула так, что стекла задрожали.
– В какой? – рещил уточнить Коля Пиноккио.