И в глазах Пронина уже не было той сверлящей пустоты. Они светились заботой и пониманием. Его брови уже не казались нависшими, а мягко обрамляли лобные дуги. У него была замечательная улыбка, и весь он светился участием и обаянием.
Катерина уже отвечала ему автоматически, думая о своём. А в голову лезли разные мысли о том, что доктор хорошо сложён, о его красивых кистях рук с длинными как у пианиста пальцами. Что такие большие ладони наверно очень тёплые, когда охватывают оголённые плечи. И руки, должно быть, очень сильные, когда обнимают и прижимают к себе.
Она чувствовала, что его голос рассевается в стороны, окружая её, а потом понемногу начинает проникать внутрь через макушку её головы. Становился частью её организма. Катерине уже хотелось его слышать постоянно, чтобы он не переставал звучать. В нём чувствовалось спокойствие и уверенность, которые были ей так необходимы.
Неожиданно она очутилась в длинном узком коридоре, освещённом внутри тусклым светом, словно проходящем сквозь стены и потолок.
Она шла по нему, вернее плыла. Понимая, что перебирает ногами, но совершенно не чувствовала опоры и не слышала собственных шагов. Слева и справа вдоль стен через равные промежутки находились закрытые двери. От них веяло сокрытой внутри холодной тайной и тревогой. Иногда в голове проносилась мысль открыть очередную дверь, но тут же гасилась навеваемой жуткой боязнью познания безвозвратно печального состояния, полного горечи и обречённости.
Но вот руки сами потянулись к одной из дверей, толкнули её. В тот же миг они оказались на крепких мускулистых плечах. Затем из белёсого тумана появилась мужская грудь в спортивной майке. Знакомое лицо с маленькими усиками, тонким ровным носом опускающимся к вздёрнутой верхней губе, зелёные искрящиеся на солнце глаза от взгляда которых её мысли в голове разлетелись как пушинки от ветра, оставляя место заполняющему желанию касаться его, видеть его, слышать его.
Десятиклассницей, она сидела на широком школьном подоконнике с преподавателем физкультуры, в которого была влюблена по уши. Ощущая познание первых прикосновений и поцелуев, вздрагивая от любых звуков и случайных голосов в соседнем кабинете.
Она вспомнила всё. Почувствовала одновременно прилив желания и страха, дрожь в конечностях и теплоту его руки, опустившейся на её затылок. Лицо его стало приближаться. Губы прикасаются к её шее, она закрыла глаза. А когда открыла - уже снова плыла по бесконечному коридору. Двери продолжали появляться справа и слева, а затем пропадать позади, храня не потревоженной оставшуюся в них тайну.
Руки Катерины уже тянулись к следующей двери. Толкнув её, она почувствовала, как неведомая сила затягивает её в непроглядную темноту. Вытянув вперёд руки, почувствовала, как они ухватились за холодные металлические трубки, увлекаемые куда-то вниз.
Темнота исчезла. Сквозь рассеивающийся белый туман проступила зелёная трава, в которую она угодила, держа в руках руль от детского велосипеда и теперь кубарем, через уткнувшееся в камень колесо, переворачиваясь в воздухе, летит прямо на землю. Бьется правым коленом о торчащую арматуру так сильно, что нога выворачивается куда-то в сторону и слышится хруст косточек.
Она кричит что есть мочи. Осознание того, что сейчас снова наступит когда-то испытанная боль, вырывает Катерину обратно в белый туман, возвращая в коридор с дверьми.
И вот опять дверь, куда её заставляет зайти голос, возникающий где-то сверху, а затем проникающий внутрь её сознания.
Вытянутые вперёд ладони рук хватают толстую угловатую деревянную рейку на уровне груди - ограждение детской кроватки.
И хочется толкнуть её от себя, чтобы колёсики, на которых та стоит, качнулись вперёд, к тому освещённому заветному проёму, где папа и мама смотрят волшебный ящик, наполненный сказочными существами. Отблески которого, заглядывают в маленькую комнату Катерины, играя на стенах разноцветными зайчиками, радужными переливами, манящими в сказочное путешествие по выдуманной реальности.
Но упрямая кровать, выполняя наказ родителей, не хочет понимать желание маленькой девочки, продолжает упрямо возвращаться в первоначальное положение. Приходится трясти её из последних сил, раскачивая всем маленьким телом. То, ударяясь об решётку животом, то упираясь в неё коленями.
Словно сжалившись, недовольно скрипнув, кроватка начинает, поскрипывая, медленно двигаться к заветному проёму. И тут к весёлым звукам добавляется скрип старого паркета и недовольный голос матери. О, ужас!
В этот миг кроватка начинает злорадно катиться сама, словно в отместку за её беспокойство, предательски выдавая с поличным своего наездника. Высовывается наполовину.
И вот уже он - этот желанный волшебный квадратик экрана с убегающим в нём весёлым хохочущим зайчиком и догоняющим его зубастым волком.
Но шаги явно приближаются. И, завидев появившийся в щели между стеной и наличником кусочек юбки, Катерина падает на смятые простынки и сбитую в сторону подушку. Закрывает глаза, пытаясь на ощупь прикрыться отброшенным в сторону одеялом. Тянет его на себя…
И снова длинный, нескончаемый коридор. Дверь, за которой темнота оказывается очень вязкой. Будто Катерину бросили в чан с желе. Всё начинает кружиться: белое, чёрное, непонятные просветы, наползающие тени, чьи-то незнакомые голоса.
А потом свет! Растворивший всё вокруг, проникающий внутрь тела, словно тёплое молоко. Такой яркий, что глаза сами зажмуриваются крепко-крепко, дабы не быть опалёнными.
А потом - страх неизвестности, безграничный, владеющий всем вокруг. И хочется выдохнуть его из себя вместе с криком, чтобы стало легче. Она кричит изо всех сил.
Слышится голос:
- Девочка! У вас девочка.
А затем счастливый смех матери. Что-то говорит отец. Но всё это движется, кружится, словно нить, наматываемая незнакомым голосом на клубок, которым и является Катерина. А потом тишина и неведомый полёт, словно воздушная яма, в которую проваливаешься, и которой нет конца. Нужно попытаться управлять этим полётом, чтобы не разбиться. Раскинуть руки, чтобы замедлить падение, изменить положение тела, изогнуться. И тут Катерина понимает, что ни рук, ни тела у неё нет. Есть только мысль, посредством которой она движется. Именно она заставляет падать, потому что кроме падения Катерина ни о чём не думает.
Надо быстрее подумать о чём-то другом, чтобы прекратить этот неуправляемый полёт. Но как это сделать, если ты падаешь, и страх летит впереди, тянет тебя за собой. Беспомощно, тупо безболезненно пронизывает весь организм. Убеждает, что это должно закончиться чем-то ужасным. С каждым мгновением ты всё больше осознаёшь, что падение бесконечно, но первородный страх не в силах это понять. Цепляешься за любую возникающую мысль, чтобы отобрать частичку собственного убеждения и начать управлять. Но страх поглощает её и всё начинается сначала. Дверей уже больше нет. В образовавшееся сумасшествие проникает голос:
- Двадцать минут до смерти…
Катерина понимает, что бежит, хотя ноги не касаются земли. Между каменных стен, узкими улицами со сбитыми углами от заворачивающих деревянных повозок. Множество каналов и перекинутых через них мостов.
Она одета в длинное платье, обтягивающее жёсткий каркас, который постоянно опускается спереди и мешает бежать. Его приходиться приподнимать и руки уже обессилили. Глаза застилают слёзы и от этого всё вокруг расплывается. Только по силуэтам она видит, как поворачиваются в её сторону проходящие мужчины, одетые в короткие полосатые шаровары со шпагами на боку. Женщины в платьях с большими бантами и шляпках с покачивающимися на них перьями и иными украшениями.
Катерина бежит мимо, ощущая спиной всеобщее осуждение, которое подталкивает её бежать быстрее. Скрыться от этих глаз. В её руке зажато письмо. И чтобы оно не выпало приходиться приподнимать каркас платья двумя онемевшими пальцами. Она не знает, что в нём написано, но чувствует ту горечь, обиду и безысходность, которые оно принесло с собой. Именно из-за него Катерина не смогла остаться дома, и единственное убежище и спасение ждёт её впереди.
Это высокий каменный костёл с изваяниями и резными деревянными вратами, инкрустированными жёлтым металлом. Взбежав по ступеням, из последних сил поднимая края платья, толкнула дверь. На неё пахнуло церковным маслом и угаром погасших свечей. Пробежала по проходу между двух рядов кресел прямо к алтарю и, упав на колени, наконец, смогла дать волю своим рыданиям. Она плакала безутешно от неизвестного большого горя, постигшего её в самом расцвете лет. Достав хранящуюся в левом рукаве маленькую пробирку с жидкостью, откупорила её и, запрокинув голову, вылила в рот, почувствовав резкое непривычное жжение. А затем всё во рту занемело, словно и не пила ничего вовсе. Онемение перешло на горло, грудь. А затем перестало чувствоваться мокрое лицо. Освободились руки, внутри перестало давить.
Наступила тишина и ей показалось, что алтарь стал расти прямо у неё на глазах вверх. А затем остановился где-то там высоко, почти под куполом.
И вот уже откуда-то сверху на неё смотрят обеспокоенные лица в чёрных капюшонах. Их губы что-то шепчут. Она хотела сказать им, чтоб они не беспокоились и, от навалившейся усталости, закрыла глаза. А когда открыла, увидела всё сверху. Склонившихся над телом девушки людей в сутанах. И в этой распластанной на ступенях женской фигуре, узнала себя. Видела, как появились какие-то люди. Они что-то кричали на своём языке. Из подсобок вышли ещё несколько служащих и склонились над её телом. Она не чувствовала боли, но казалось, что теперь она состоит из горечи разочарований и обиды….
Открыв глаза, Катерина обнаружила себя сидящей в кресле. Она вздрагивала от раздирающих её рыданий. В них изливались именно те чувства, с которыми она покидала тот незнакомый ей мир.